Эшби шел медленно. Колеблющийся свет по очереди приникал к каждому полотну, и они застывали на минуту. Потом Алекс почувствовал, что старик поторапливает его, и через несколько метров догадался, почему. Строй заканчивался, перед ними был последний портрет.
Витражное окно, рядом человек в балахоне — на его запястье сидит белая птица; вокруг него так темно, что фигура кажется вырастающей из стены. Мужчина не молод, в волосах седые штрихи; во взгляде, обращенном к птице, ничего. Еще лет двадцать, подумал Райн, прикупить дурацкий костюм — и вперед, пугать здешний народ, крутя фонарики на чердаке. Странное дело, он смотрел на самого себя. Алекс отвел взгляд. Подождал пару секунд, надеясь, что галлюцинация исчезнет, как в прошлый раз с фотографией.
Не помогло.
— Вас не удивило, что все знают вас в лицо — еще до того, как вы успеваете назвать свое… имя? — Голос Эшби выплыл из тишины, но на последнем слове дрогнул.
Алекс обернулся. Старик повыше поднял дымящий факел.
— Она думает, что решает сама, знает, чего хочет от вас. Она… не знает. Она… Астоун привел вас. Он будет служить вам. Загадайте желание — и оно сбудется.
— Какое желание? — Райн почувствовал, как холодеют виски.
— Вы должны быть здесь. Дайте Астоуну заговорить… и вы услышите остальных. Всех, кого так долго… искали.
Старик накренился, словно надеясь найти спиной опору. Его глаза в панике метались от картины к картине, но губы двигались спокойно, а голос звучал всё размереннее. Алекс оглянулся на портрет.
Очертания рамы дрогнули. Каменный коридор исчез.
Алекс стоял на длинной галерее: вокруг светлый металл, стены испещрены сложным узором, они поднимаются вверх, в голубое марево. Их подсвечивают мерцающие жилы — они движутся, ветвятся и едва слышно звенят. В воздухе носятся светлячки. Алекс приглядывается: нет, не светлячки, крохотные механические имитации — один «жучок» повис на его рукаве, уцепившись причудливыми лапками. В конце галереи парк. Видно, как листва отливает аметистом. Алекс сделал шаг навстречу… и едва не сбил с ног размахивающего факелом старика с рыбьими глазами.
Шарахнулся назад. Что-то толкнуло в спину, он инстинктивно ухватился за хрупкий столик. Непрочное дерево взвыло, эхо погрома с клекотом умчалось в темноту. Вновь тихо затрещал факел.
Эшби стоял, прислонившись к противоположной стене, и моргал, как ослепленная сова.
— Господин Райн… — Мажордом покачнулся, плеснув на портрет темноту. Его лицо свело недоумением.
Алекс не двигался.
— Пойдемте, сэр, скорее. — Факел внезапно задымил. — Мне… Леди Каталина хотела побеседовать с вами… до обеда.
Алекс подождал, пока Эшби тронется вдоль стены в обратном направлении, и лишь затем оглянулся.
— Господин Райн, — немедля заскулил старик.
Алекс вгляделся в смутные черты своего двойника. В наклоне головы застыло неоконченное движение, будто тот хотел отвернуться или упасть в темноту за край картины.
— Вы можете снова придти сюда, если пожелаете осмотреть портрет лорда Дариуса. Но сегодня давайте вернемся вовремя. Прошу вас, господин Райн!
Алекс поспешно отступил вслед за дворецким.
* * *
18 октября, 18:21
(день четвертый)
В окно падали узкие снопы осеннего света. Белый бархат искрил нетронутым настом, комната вздыхала шорохами тонущих в ковре голосов. Алекс с трудом создавал иллюзию бодрости. Вечернее солнце терлось о шею, мягко грело волосы. Изогнутый диван обхватил цветами и птичьими лапками, затканными на шелку, и оттого неимоверно клонило в сон. Райн вежливо улыбался. Беззлобно проклинал своих гостеприимных хозяев — с их лицемерными посиделками и муторным ароматом фиалок.
Но было что-то еще, он не мог заставить себя уйти. Они светились, словно ожившие фигуры с портретов.
Каталина благосклонно болтала с Ричардом Уэйнфордом, своим вечно насупленным племянником, последним лордом Чесбери. Алекс незаметно наблюдал за ними. Старушка едва не напевала — трудно было поверить, что она способна придти в столь бодрое расположение духа по доброй воле. Ричард размеренно кивал на ее разглагольствования о местной экономике и перестройке розового сада на южной стороне замка, опустошая кофейные чашки одну за другой. Он выглядел старше своих лет — худой, поджарый, с резко очерченными скулами, и одетый столь же вычурно, как и его древняя тетушка. Они с Райном были погодками, но за ровесников их мог принять только слепой. Возможно, из-за отчужденности во взгляде и этих вечно скривленных губ — Ричард не улыбался, даже когда язвил. В его голубых глазах не отражалось ничего, кроме разбавленного электричеством дневного света. Разве что раздражение. Алекс пытался, но не смог не заметить: он не понравился Уэйнфорду до такой степени, что уже вторые сутки кузен ходил за ним по пятам. Райн незаметно зевнул. Ужасно хотелось спать.
Господин Уэйнфорд являлся счастливым обладателем двух сестер. Обе — рыжеватые блондинки, светлоглазые дивы, столь же противоестественные в стенах Астоуна, как электричество и телефонная связь. Сперва Алекс не заметил ничего, кроме их кукольных лиц. Старшая, Виктория, резвилась, как ребенок. Каталина постоянно одергивала ее, не стесняясь присутствия Алекса. В ход шли неизящные приемы: старушка не переставала напоминать, что девице двадцати семи лет отроду не пристало вести себя так, словно двадцать из них завалилось за каминную трубу. Именно из-за неприкрытого интереса Виктории к Райну бедняга Ричард не находил себе места. Он рьяно опекал старшую сестру, с удивительной легкостью игнорируя младшую. Впрочем, последняя не без удовольствия глумилась над всеми присутствующими. Алекс по достоинству оценил юмор Элинор, он — и Каталина, которая прощала ей всё.
Эти две женщины казались удивительно похожими. Судить об их внешнем сходстве было сложно из-за разницы в возрасте, но в повадках они звучали почти в унисон. Разве что Элинор действовала жестче, и Райну доставалось ничуть не меньше, чем брату и сестре, хотя официально он всё еще считался гостем. Она цеплялась за любой повод, умничала, язвила, нападала, почти выставлялась, но при этом не давала почувствовать в себе ни единого изъяна. Элли всё обращала в шутку и смеялась так искренне, что даже у Ричарда начинали дергаться уголки губ.
Впрочем, вчера вечером она сумела разозлить даже терпеливого Райна, когда тайком пробралась в его комнату с намерением учинить обыск. Он вовремя застал лисицу, они самозабвенно поругались. Но всё закончилось проще, чем она рассчитывала — Алекс отчитал ее и выставил вон. Наутро она пришла каяться. Правда, ей опять не повезло: в его комнате оказался Эшби с очередным приглашением на завтрак от леди Каталины.
Алекс не чувствовал, что ему становится лучше, однако страх всё еще пасовал перед любопытством. Еще несколько дней, твердил он себе, каждое утро откладывая звонок домой. Ему снова мерещились ажурные башни из металла, иногда на спинке кровати сидела маленькая птица. Вечером он запирал дверь на ключ. Ночью ажурный замок несся в тишине сквозь мерцающую темноту.
* * *
19 октября, 23:43
(день пятый)
И вот теперь он сидел в своей комнате в Северной башне, вымотанный праздником в честь столетия Каталины. Шторм крепчал — тот самый, что предсказывал накануне Эшби. Клекот воды слышался всё отчетливей, будто океан выбирался из чугунной лохани. Ветер пытался забиться под кровлю, Алекс чувствовал, как тот скребется где-то поблизости. Несмотря на толстые стены, в комнату проникал холод.
Или он шел изнутри?
Огонь в камине угасал. Райн вяло следил за ним, уже не в силах подняться и что-то предпринять для их обоюдного спасения. Вскоре останутся лишь угли — багрово-красные, с золотистой каймой, — которые дотлеют в темноте. Слабый отсвет стелился у самых ног, покачивая тени.
Нет, он ошибся, это не ветер. Это ночь ворочалась за окном. А где-то всё еще есть утро. Джулия смотрит в окно, позабыв о работе, в глазах плывет другое небо… Он протянул руку, чтобы коснуться ее волос — и обжегся о ледяной переплет старой книги. Через силу открыл глаза.
Ветер с разгона ударился лбом о шероховатую стену, Алекс вздрогнул. На миг промелькнула мысль, что башня не выдержит и обвалится. Становилось всё холоднее.
О чём он только думает?
Алекс рассмеялся, чтобы услышать свой голос. Во рту пересохло. Тело прикинулось проржавевшей куклой, разве что не скрипело. Он пошевелился, неловко попытался встать. Глубокое кресло держало его мертвой хваткой, и он с облегчением откинулся назад. Может, всё не так уж плохо. Нужно только переждать эту ночь, а потом…
Темно.
Он протянул руку и нащупал настольную лампу. Света не было.
