Вот я дома, приходишь и ты, и я, только увидев тебя на пороге, снова ощущаю прежнее волнение. Не может быть, что это только обман, уж слишком сильно и мощно переживание. Ты невозмутим, молчалив, медленно ешь свой ужин и, отодвинув пустую тарелку, смотришь на меня по-особенному внимательно и серьезно, но я чувствую за этой серьезностью радость. Ничего мне не говори. Я знаю, что нас ждет дорога, может быть, она будет долгой, тяжелой, нам предстоит нелегкий, но удивительный путь, борьба, испытания и долгожданный взлет. Ты – мой муж – станешь в конце концов королем.
Не могу это выразить, объяснить, но в тебе, твоем характере, самих твоих глазах, их разрезе чувствуется могущество, мощь, сила, удивительно быть рядом с тобой, как хорошо быть рядом с тобой.
Я напишу книгу о том, как мы с тобой шаг за шагом прошли этот путь, выдержали все испытания, перетерпели невзгоды, думая только о счастье, счастье видеть друг друга и стремиться к высотам. Это будет удивительная книга, мне кажется, каждым своим мускулом я ощущаю напряжение той борьбы, всеми фибрами души порыв, желание, нет, не возвыситься, а сделаться лучше. Я совершенно искренна в чувстве к тебе, для меня главное прожить жизнь рядом с тобой. Неужели мою искренность, мою истовую любовь не оценят? Моя книга обязательно станет бестселлером.
Моя сладкая мечта – оказаться приглашенной к тебе на прием, по случаю ли твоего дня рождения, либо на какой-то другой праздник, ведь это и будет означать, что, прочтя написанную мной книгу, узнав о моих чувствах, ты меня понял и дал мне шанс получить ответ, выраженный хотя бы в одном твоем взгляде.
Я в роскошном зале, где царит приподнятая, торжественная атмосфера. Мои ноги дрожат от волнения. Как мне приятно быть здесь, я чувствую гордость и легкость, и вдруг замирает сердце – я понимаю, что сейчас покажешься ты. И вот ты подходишь к собравшимся, тебя окружают нарядные люди, всем хочется поговорить с тобой, добыть хотя бы крупинку твоего внимания. Об этом мгновении помнят всю жизнь. А я, как водится, растерялась. Совершенно онемев от волнения, от счастья, я не могу двинуться с места, не могу протиснуться туда, поближе к тебе. Мне неловко обнаруживать свои чувства. Я столько ждала от этой встречи и вот не могу даже к тебе приблизиться, не то что заговорить. В глазах потемнело, я даже не заметила, как ты скрылся. Я еще ничего не чувствую, не понимаю пока, что ужасно разочарована, что села в лужу, подтвердив свою полную неспособность осуществить заветное желание.
Поодаль от всех я пытаюсь пить шампанское, что всем преподнесли, хочется утолить внезапно возникшую от волнения жажду. Наверное, потом я буду горько рыдать. Вдруг какое-то движение вокруг, серьезного вида молодой человек, внезапно выросший рядом, мне говорит торопливо: «Обернитесь!» Я, мгновенно покраснев от волнения, оборачиваюсь – и вижу тебя! Ты подошел, чтобы поговорить со мной отдельно. Ты не увидел меня в общей толпе, но тебе хочется уделить мне внимание. Я вскрикиваю от изумления – и счастья. Ты, видя восторг на моем лице, благодарность, в ответ лукаво, понимающе улыбаешься. Если бы ты знал, как я счастлива, как я люблю тебя…
Оберегаемые охраной, мы вместе выходим из зала, направляясь в одну из гостиных для беседы. Собравшиеся, заметившие это, заинтригованы; с каким любопытством, интересом, с какой завистью они смотрят на меня…
Мы скрываемся за дверью. Что там будет? Как бы мне хотелось, чтобы эта дверь по-настоящему существовала. Бывает ли такая – дверь из мечты в реальность? Я более всего хочу испытать боль от ожога реальности. Я ужасный человек, ненормальный, больной; я, кажется, по-настоящему ничего не чувствую, все разговоры о нежных, святых чувствах к детям, к мужу – не более чем дань воспитанию и традициям. (Ужас!) Я могу по-настоящему ощущать что-либо только к тебе, любимому образу, представляешь? Весь остальной мир я вижу словно через стекло, но ты – тот, что бесконечно далек от меня, тот, кто совершенно нереален, нереален для меня, для моей жизни, – воспринимаешься мной невероятно близко, естественно, тепло.
Я в который раз сделаю это шокирующее признание: я люблю тебя, но в то же время еще не до конца сгнившей половинкой разбитого арбуза, моего больного сознания, я понимаю, что очень-очень хочу жить, любить по-настоящему близких людей.
Я откуда-то знаю, что дверца в тот, почти чуждый для меня реальный мир – это та дверь, за которой обитаешь живой ты, дверь той гостиной, в которой может состояться наша встреча. Ведь когда я соприкоснусь с тобой, самым что ни на есть реальным, – ведь я тут же смирюсь с тем, что ты немного не такой, как я тебя представляла, – произойдет чудо, и я излечусь от тяжкого недуга. Я и сама толком не знаю, как называется мой недуг, что это за недуг – комок болезненных амбиций? бессилия? безумных иллюзий? – но я уверена: избавить меня от этого можешь только ты. Ты – живой – разрушишь мои иллюзии, и этот красивый, но совершенно мертвый мир рухнет, и на его месте появятся реальные, яркие образы.
Я ужасно волновалась перед этой встречей, приемом в твоем дворце. Много гостей, а мне, всегда требующей исключительного к себе отношения, особого внимания, кажется, что я затеряюсь здесь, останусь незамеченной, что я не очень-то и нужна тут, что меня не слишком ждали. Это ты – один, единственный, желанный, а я – одна из тех, кому прислали трафаретное приглашение. Можешь себе представить, я еще думала, ехать мне или нет. Внутренне ужасно мучилась, но никому не говорила о своих терзаниях, меня бы никто из домашних не понял, осудили бы. (Так и слышу укоряющий тон матери: «Ну, знаешь ли… Тебе оказана такая честь, а ты придуриваешься. Нужно уметь радоваться!») Хорошо ей говорить, поучая других, что нужно уметь радоваться – ведь именно Валентина мастер тяжелых вздохов, именно на ее лице очень часто написано, что все в этой жизни напрасно, все равно, как бы ни старался, ни бился, ничего не добьешься.
Я думала, ехать или нет, потому что мне было обидно. Я обижалась на тебя – неизвестно за что. Словно ты совершил какой-то проступок и чем-то задел меня, и я хочу своим невниманием тебя наказать. Какая я дурочка, будто ты заметишь мое отсутствие! Может быть, и заметишь, но не сильно расстроишься. Какая мелочь – писака не явилась, тоже мне повод переживать и обижаться, инцидент международного масштаба. Если ты станешь брать в голову такую чушь, как непочтение какой-то фифочки, совсем сойдешь с ума от нервных нагрузок.
Если бы ты знал, как я готовилась к этому событию! Я все-таки была рада приглашению, возрадовалась, пусть я буду просто веточкой среди общего веселья, тоненькой, незаметной. Я пошла в салон красоты приводить себя в порядок. Я сделала себе маникюр и зачем-то педикюр. Я привела в порядок свои брови. Уже перед самым приемом я сделала себе прическу. Я надела свое самое красивое белье, свои самые модные наряды. Мне не соперничать с королевой, но мне, как всякой женщине, хочется украситься и я украшаюсь по мере возможности.
И вот прием. Я, конечно, ужасно растерялась, я не смогла к тебе подойти, я чуть не плачу – и тут происходит самое большое в моей жизни чудо. Это чудо как сама жизнь, ведь это шанс мне, почти что мертвой, ее вновь обрести; я вдруг получаю то, чего хочу, то, чего жду, хотя я жду очень многого – ты подходишь ко мне и уводишь меня за ту дверь.
Боже мой, какое сладостное переживание – шажок, и еще шажок за тобой! Я иду как по небу, как по облакам, меня несут крылатые башмачки любви. Я уже, кажется, излечена самой этой эйфорией. Наслаждение наполнило все погреба и подвалы моей души, мне теперь хватит на много лет удовольствия; наверное, я смогу им жить всю жизнь. Это удовольствие поверить в себя, в свою мечту. Я понимаю, что я безумно занеслась в своих чувствах, полюбив не кого-нибудь, а тебя, но что же мне делать с собой, с несчастной, уже не девочкой, любящей принца.
Я вожу своих малюток еще и в музыкальную школу. Там иногда распространяют билеты. Как-то предложили билеты в консерваторию, в концертный зал. Всего пятьдесят рублей. Исполнители были мне незнакомы, – впрочем, я мало кого из отечественных современных музыкантов знаю, только именитых. Не слышала я раньше и этих произведений Брамса, – слушателей ожидали сонаты для скрипки и фортепиано, – поэтому никак не могла настроиться на концерт. Из скромной рукотворной афиши было известно, что играть будут: скрипка – лауреат международных конкурсов, и фортепиано – заслуженный артист России, профессор. Фамилии у музыкантов были одинаковые, мне еще Анжела Викторовна, наша преподавательница, сказала, что это отец и сын.
Открыли зал, который стал постепенно заполняться. Можно было садиться на любые места, и все, понятно, стремились занять более удобные. И вот вышли музыканты. Отец сел к фортепиано, молодой человек, он был со скрипкой, встал, как полагается, возле. Молодой человек этот оказался обаятельным, яркой наружности, типичный музыкант, романтик. Высокий, стройный, темные длинные волосы, тонкое красивое лицо. Он был совсем не похож на отца. Отец – невысокий, в очках, с невыразительным, хотя и приятным интеллигентным лицом.
