Но затем, видя нелепый букет в руках короля, ту серьезность, с которой он принимал меня, торжественный вид свиты, я не смогла дольше сдерживаться. Я упала на пол, давясь от смеха и надеясь, что это будет принято за слезы. Король решил, что у старой дамы нервный припадок, повернулся к гофмейстеру и с некоторым волнением сказал ему по-французски: «Выведите ее, она не в себе».
Два адъютанта подхватили меня. Я представила, как меня выводят на платформу и я остаюсь, глядя вслед уходящему поезду.
«Да это же я, отец!» – воскликнула я, покатываясь со смеху. Оторопевшие адъютанты отпустили меня. Король склонился надо мной, узнал и рассмеялся. Этот розыгрыш замечательно удался».
Ну, чувство юмора у герцогини Сёдерманландской было более чем своеобразное, что да, то да. Однако, глядишь, к ней и к ее шуточкам «свеи, геты и венды» рано или поздно притерпелись бы, но тут король, заметивший явную холодность, воцарившуюся между сыном и невесткой, вознамерился помирить их. Для этого он решил отправить их в романтическое путешествие на восток – в Сиам[5]. И это был как раз тот случай, когда благими намерениями оказалась вымощена дорога в супружеский ад.
Официальных поводов для путешествия было как минимум два: коронация сиамского короля, на которой принцу Вильгельму и Марии следовало представлять шведскую корону (приглашения были разосланы во все европейские дворы), а кроме того, торговые интересы Швеции в Сиаме требовали присутствия там принца для улучшения дел. Впрочем, никакого официоза Мария не замечала. Это было невероятное, экзотическое, фантастическое, а вернее – сказочное путешествие. Роскошь, которая окружала гостей сиамского короля, поражала даже самых искушенных гостей, ну а Марии чудилось, что она попала в волшебную страну, где ее окружают не пажи, адъютанты, фрейлины и царедворцы, а заколдованные обитатели иных миров.
Особенно поразил ее воображение молодой король Сиама. Он был удивительно красив: с огромными черными глазами, смуглой гладкой кожей, редкостно стройным, изящным станом. Он двигался, как танцовщик, словно бы даже не касаясь земли. Рядом с ним она – высокая, пышноволосая, светлоглазая, отнюдь не худенькая – представлялась себе безнадежно неуклюжей и с тоской вспоминала, как тетушка упрекала ее за недостаточную грациозность. Мало упрекала! Когда выпало танцевать вальс с молодым королем, Марии мерещилось, будто ее шаги так тяжелы, что заглушают музыку оркестра, а он легко скользил рядом… И глаза его имели такое странное, непостижимое выражение, и точеные губы чуть вздрагивали в загадочной улыбке…
«Он презирает меня!» – уныло решила Мария. И удалилась в тот вечер из дворца с испорченным настроением и глазами на мокром месте. Она была так печальна, что ее любимая фрейлина Сесиль решила ее повеселить местными сплетнями.
– А вы знаете, мадам, что король, который считается любимцем женщин и разбил множество сердец, не женат? – спросила она вкрадчиво, помогая госпоже снять бальное платье. – То есть официально не женат, но…
– Но? – переспросила Мария хмуро, почему-то ощутив приступ ревности. Так, значит, он считается любимцем женщин? И разбил множество сердец? Она с отвращением отшвырнула ручное зеркальце. На счастье, оно упало на постель и не разбилось.
– Но во дворце Парускаван в заточении – как и положено в этой варварской стране! – живет его любимая наложница. У нее растет сын от короля. И она – русская!
– Русская?! – так и ахнула Мария.
– Ну да! Ее зовут Катрин. – «Екатерина», – мысленно перевела Мария. А Сесиль возбужденно продолжала: – Она красавица с рыжими волосами, которые ни один мужчина не может видеть спокойно. Матушка короля – она была любимой женой прежнего государя – ее люто ненавидит и мечтает женить сына на другой.
– Ох, как это трудно! – усмехнулась Мария, которая кое-что знала об обычаях восточных народов. – У них же гаремы, серали или как их там?.. Одна жена, вторая, третья – чем больше, тем лучше.
– Но он же любит ее! – пояснила Сесиль. – Любит и больше ни о ком слышать не хочет. Ну и она, само собой разумеется, не желает терпеть рядом соперницу.
«Да, – подумала Мария, вспоминая загадочные, глубокие, чарующие черные глаза короля Сиама, – я бы тоже не потерпела!» И еще подумала: как странно, что такие темные глаза почему-то вызывают воспоминание о солнечном свете…
Сесиль была немало огорчена, что повеселить госпожу не удалось. Мария уныло слонялась по роскошной спальне, и лишь прибытие супруга слегка развлекло ее. Принц Вильгельм явился изрядно навеселе и что-то пытался рассказать о своем новом друге, французском герцоге Монпансье, который приглашал их с Марией на экзотическую охоту в самое сердце джунглей. В сбивчивом описании Вильгельма француз представал в облике этакого Портоса. А «Портосов», грубиянов, Мария терпеть не могла!
Она легла спать, и образ загадочной русской красавицы с пламенем рыжих волос тревожил ее воображение всю ночь. К утру Мария кое-как справилась со своей печалью. Ну надо же – почти влюбиться в какого-то туземца! Вдобавок имеющего рыжую любовницу! Мария сочла, что в этом есть нечто ужасно пошлое, а пошлости она на дух не переносила. С королем Сиама было покончено решительно и бесповоротно, и утром она согласилась с прожектом Вильгельма отправиться на охоту.
Он немедленно познакомил ее с герцогом де Монпансье, и Мария была немало изумлена, увидев изящного и в то же время отважного человека с темными, совершенно непроницаемыми глазами, которые тоже растревожили ее душу, как до этого – глаза короля Сиама. Очевидно, у нее была тайная склонность именно к темноглазым мужчинам – может быть, потому, что они редко встречались в ее окружении.
Охота длилась десять дней. Именитые гости жили в великолепно оборудованных хижинах на сваях, что предохраняло от нападения хищников и непрошеных визитов ядовитых змей. Целыми днями они не сходили с седел, преследуя диких буйволов. За это время свет солнечных черных глаз короля в памяти Марии изрядно померк, и она начала находить куда большее удовольствие, заглядывая в глаза, воистину темные, как ночь. В них была тайна… тайна неотразимого обаяния сильного, уверенного в себе мужчины – жизне – и женолюба. Герцог Монпансье был невероятным бабником, что отнюдь не уменьшало его очарования в глазах Марии. Пожалуй, даже если бы она узнала, что у него есть рыжая русская любовница, это только подогрело бы ее тягу к этому мужчине. Герцог Монпансье носил тщательно ухоженные усы с подкрученными кончиками и был необычайно изобретателен, находя массу способов выказать свое внимание к шведско-русской принцессе. Причем это внимание выражалось очень своеобразно: он не рассыпался в комплиментах – он просто норовил коснуться ее, и от этих прикосновений Мария, которая вообще-то считала себя холодной женщиной, просто шалела. Нет, ну что такого особенного в поглаживании края ладони кончиками пальцев?! Или у нее просто-напросто очень чувствительные запястья?
