По счастью, дело кончилось миром. Всезнайка послал Напильника и Молотка, которые на машине объехали библиотеки и книжные магазины города и изъяли злосчастное произведение. Удовлетворенные демонстрантки разорвали все экземпляры в клочки и разошлись по домам. Некоторые даже извинялись, что наделали столько шума.
– В следующий раз приходите сразу ко мне, незачем устраивать демонстрации, – на прощанье сказал Всезнайка Пудельке и тут же пожалел об этих словах.
– Надеюсь, что следующего раза не будет! – прогудел из мегафона ее металлический голос.
Всезнайке пришлось прочистить оглохшее ухо концом мизинца. Словно из водосточной трубы окатила.
– Надеюсь, вы избавились от ваших красистских взглядов навсегда, доктор Всезнайка!
– Конечно-конечно, – пролепетал бедный ученый.
Вот, оказывается, какую знаменитую малянку спас Никтошка. Правда, как я уже говорил, об этом его героическом поступке никто так и не узнал. Кроме самой Бабаяги. Потом она рассказала своей подруге Кнопочке, что ее спас какой-то малянец в синем шарфике. Но Кнопочка не могла припомнить, кто в Цветограде носит синий шарфик, и так они и не узнали, что это был Никтошка. Сам же Никтошка раньше с Бабаягой не встречался и ничего про нее не слыхал. Да и немудрено: Никтошка был словно не от мира сего. Никого он не знал.
Никтошка так устал и был так голоден, что решил – это у него головокружение от голода. Он осторожно убрал ряску с рыжих волос малянки. Ее лицо, плечи и руки были бледные, как белый шелк, из которого в Цветограде шьют пододеяльники и простыни. А глаза у нее были зеленые, чуть темнее листьев кувшинок.
Тут послышались голоса малянцев и малянок. Дирижабль, который строили людишки на Незабудковой улице, к этому времени уже был готов. Ученый Всезнайка сказал, что теперь нужно немного отдохнуть перед полетом. День был очень жаркий, и все побежали на Кабачковую речку купаться. Людишки с визгом прыгали в воду и плыли на другой берег, а некоторые сели в лодки, чтобы первыми добраться до тарзанки.
– Что тут случилось? – закричали приплывшие на лодке ученый Всезнайка и доктор Шприц.
Не успел еще Никтошка ничего сказать, как Бабаягу уже обступили малянцы и малянки, прибывшие на нескольких лодках. Никтошку оттеснили от Бабаяги, он отошел подальше и прилег на пенек, чтобы отдохнуть. Ведь он сегодня еще не завтракал, и теперь сил у него совсем не осталось. Он даже шатался – так устал. Такой уж у Никтошки был организм: стоило ему вовремя не перекусить, как у него сразу же кончались все силы и начинала страшно болеть голова. Никтошка это знал и всегда старался поесть вовремя. Он слышал, как малянцы и малянки наперебой расспрашивали Бабаягу, что с ней случилось, и как она рассказала им, что сорвалась с тарзанки и ее засосало в болото. А потом, как она очнулась и увидела, что висит вниз головой на дереве.
– Ну и враки! – сказал Пустомеля.
– Да уж, на что Пустомеля иногда приврать любит, но таких врак даже и он бы не выдумал, – сказал стоявший рядом Шмунька.
Удивительно – когда малянцев было много, красота Бабаяги на них совсем почти не действовала. Но стоило кому-нибудь столкнуться с ней на улице, как…
– Нужно ей искусственное дыхание делать, – сказал доктор Шприц. – Ну-ка, Мальберт, дай свой платок!
Художник Мальберт передал Шприцу шейный платок.
– Будем делать искусственное дыхание методом «рот-в-рот», – стал объяснять Шприц. – Это каждому полезно уметь. На рот кладется платок, чтобы пациент не заразился. Затем двумя пальцами ему зажимается нос, и через открытый рот вдыхается воздух.
Ученый Всезнайка, слесарь Напильник, охотник Патрон и другие малянцы встали вокруг Бабаяги, чтобы делать ей искусственное дыхание.
– Но ведь она и так дышит, – удивился Пустомеля. – Зачем же искусственное дыхание?
– Пожалйуста, не надо мне искувственное дыханье, – взмолилась Бабаяга и заплакала.
– Ничего, что дышит, она может в любой момент перестать, – сказал Шприц. – Она сама не понимает, что это нужно, а наш долг ей помочь.
В это время из-за кустов выбежала Кнопочка. Она держала наперевес огромную корягу.
– А ну, пошли все отсюда к чёрту! – громко закричала Кнопочка и так замахнулась корягой, что Шприц со Всезнайкой отпрянули назад, а испугавшийся Растяпа упал в воду. Юбка у Кнопочки сбилась на бок, волосы растрепались, и вообще, вид у нее был страшный. Шприц, к которому ближе всех подступила Кнопочка, понял, что сейчас она его огреет корягой по голове. Он сделал шаг назад и сказал:
– Не хочет – не надо! Мы насильно никого лечить не собираемся.
– Пойдемте, товарищи, у нас и так полно дел! – сказал Всезнайка.
– Вот и проваливайте поскорее, – мрачно изрекла Кнопочка.
Размахивая корягой, она разогнала зевак, чтобы Бабаяга могла спокойно отдохнуть. Подруги Кнопочки Мошка и Капелька принесли всякой еды, расстелили покрывальце и устроили небольшой пикник, чтобы накормить Бабаягу.
А Никтошка, полежав на пенечке и набравшись сил, побрел к своему дубу, возле которого он оставил нарезанные для завтрака ломти кабачка.
Глава шестая. КАК НИКТОШКА ВСЕ-ТАКИ ПОЛЕТЕЛ НА ДИРИЖАБЛЕ, НО ЭТОГО НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ
Никтошке очень хотелось полететь на дирижабле, но получалось как-то неудобно. Позавчера утром, когда ученый Всезнайка собрал людишек в столовой и рассказал им про дирижабль, Никтошка еще крепко спал в своей кровати, и его, как всегда, забыли позвать. А потом, когда он, ни о чем не подозревая, гулял в поле, то встретил Пустомелю, собиравшего лепестки ромашек.
– Привет, – сказал Никтошка.
– Привет, бездельник, – сказал Пустомеля.
– Разве я бездельник?
– А разве нет? Все работают, собирают ромашкины лепестки, а ты что?
– А зачем вам всем лепестки понадобились? – удивился Никтошка.
– Ты что, разве не знаешь, что мы на дирижабле летим?
– Нет, – сказал Никтошка. – Мне никто об этом не говорил.
– Это потому, что ты вечно отдельно от всех, – сказал Пустомеля. – Вообще непонятно, с нами ты живешь или нет. Вроде ты есть, а вроде тебя и нет.
«Да я есть», – хотел было возразить Никтошка, но Пустомеля сказал:
– Ты какой-то не наш совсем. Нечего тебе с нами и на дирижабле лететь, потому что мы тебя совсем не знаем, тебя и не видно никогда. Мы только своих берем, ясно?
Никтошка заморгал глазами. Он хотел что-то ответить, у него в голове появилось множество слов, которые ему хотелось сказать, но все они почему-то стали застревать в горле. Никтошка почувствовал, что слезы вот-вот брызнут у него из глаз. А Пустомеля вообще был сегодня в плохом настроении. Потому что перед этим он поссорился и подрался со своим лучшим другом Шмунькой и у него болело ухо, по которому Шмунька его стукнул.
– А знаешь, кто ты такой? – спросил Пустомеля и сделал загадочное лицо.
Никтошка молча помотал головой.
– Ты никто – вот ты кто, – засмеялся Пустомеля. – Поэтому тебя и зовут Никтошкой!
Слезы закапали у Никтошки из глаз, и он повернулся и побежал, а Пустомеля кричал ему вдогонку только что сочиненную дразнилку:
Никто-никто-НиктошкаГуляет по дорожке.Никто-никто-НиктошкаСпоткнулась об картошку.Никто-никто-НиктошкаУпала на дорожку,По никто-никто-НиктошкеПолзет сороконожка!
Последних слов этой дразнилки Никтошка уже не слышал. Он бежал очень долго, пока не устал, а потом долго шел, не разбирая дороги, через какое-то ромашковое поле. Белые лепестки ромашек хлестали его по щекам, а пыльца с их желтых головок забивалась ему в нос, и от нее так хотелось плакать! Тут никого не было, но Никтошка все равно не плакал, и только слезы текли у него по щекам, но это ведь было от пыльцы. У него просто слезились глаза, а он шел, размахивая руками и отбиваясь от ромашковых стеблей.
– Я – никто! – говорил он своему мысленному другу Вилке, а может быть, еще кому-нибудь, кто мог бы быть тут рядом и слышать. – Я – никто, меня вообще нет, я – пустое место. Вот оно идет по дороге – пустое место, и его никто не видит, потому что оно пустое. Потому что оно пустое, поэтому его никто не видит. А не видят его потому, что оно пустое. Да ведь это же всем ясно! Если чего-то нет, то его не видно – это всем понятно. Но и наоборот тоже верно: если ничего не видно, то, значит, ничего и нет! А если это Ничто идет и что-то там себе думает – это еще не значит, что Оно существует. Существует только то, что другие замечают. А если никто никогда ничего не замечает – значит, ничего и никого и нет! Нет тебя, дурака, ясно тебе? – И Никтошка стукнул сам себя кулаком по голове. – В этом-то все и дело!
Слезы текли и текли у него по щекам, смешиваясь с ромашковой пыльцой. И наконец все его лицо стало желтое, и его белая рубашка стала желтая, а джинсы – зелеными, потому что если смешиваешь синий и желтый цвет, то получается зеленый. Никтошка шел все вперед и вперед, поливая ромашки слезами и не замечая, куда идет, и неожиданно ромашки кончились, и он оказался у обрыва Кабачковой реки. Никтошка даже не успел заметить, как ромашки пропали, а он полетел с высокого обрыва в реку.
