Найла работала портнихой и жила на одной из узких тесных улочек Бейрута. Платили ей немного, но всегда можно было подработать сверхурочно. Она трудилась в тесной и душной квартирке, кроя и сшивая ткань. Она шила и шила, стирая пальцы до крови.
Найла показала доктору письмо и зачитала вслух строки, которые, по ее мнению, могли и правда принадлежать Самиру. Почтовый штемпель был помечен недавним числом. Хотя Портер едва разобрал несколько слов, даже он заметил, что автор письма явно писал с трудом. От начала до конца послание было написано нетвердой рукой.
Именно этого Портер и ожидал.
Обратный адрес находился в Чоуфе, гористом районе на юго-востоке страны, где на склонах Ливийских гор прилепилось неприметное селение Фавара.
Половину своей жизни Портер стремился проникнуть за завесу тайны, окутавшую Чоуф. В глубине души он знал: то, что он ищет, скрыто в самом сердце этих гор. И вот ему выпал случай вернуться туда и продолжить поиски.
Он был честным человеком. Он не собирался выжимать эту женщину досуха. Он разыщет автора письма, который назвался покойным Самиром Фаруком, и, если это не подтвердится, больше брать денег не будет.
– Я должна знать, он это или нет,– настаивала Найла.
Ответ Портера был вежливым, его английский акцент смягчился за годы пребывания в чужой стране.
– А вы подумали, что будете делать, если окажется, что это он?
Взгляд его темных глаз был мягким, но внимательным. Женщина поняла, что этот человек видит тебя насквозь, проникая в самую душу.
Найла была в отчаянии. Она не раз уже думала об этом.
– Я встречусь с ним.
В Чоуфе Портера хорошо знали. Местные считали его новичком в стране и снисходительно относились к его заграничным чудачествам.
Портеру пришлось встретиться со многими людьми, пока он убедился, что у автора письма были некие странности.
Найти селение не составило труда, и оставалось много времени, чтобы заниматься своими делами.
Он был близок к цели. Так близок! Он знал, что в этом селении найдутся ответы на все его вопросы.
Тем временем Найла копила деньги. Портер предупредил ее, чтобы она не питала особых надежд на поездку. Но ни о чем другом женщина думать не могла.
И одним солнечным летним утром она наконец завершила все приготовления. Найла сообщила мужу, что ее кузина из дальнего южного селения попала в беду. В детстве они часто играли друг с другом на нищих узких улочках Бейрута. У Найлы все получилось достаточно убедительно, чтобы не вызвать подозрений. И теперь могла свободно уехать.
Она села на заднее сиденье серебристого седана «мерседес 500SL» вместе с двумя мужчинами, которых едва знала, но которым полностью доверилась.
Друзы
– Между нами кровь, а кровь нелегко позабыть.
Маамун Аль-Сури, сидевший за рулем сверкающего «мерседеса», вел машину по горной дороге очень лихо, бросая ее то вправо, то влево. Движение было оживленным. Протестующие гудки встречных и попутных машин заменяли визг тормозов, которыми водитель отчего-то пренебрегал. Автомобиль летел к Ливийским горам, к селениям, где совсем недавно воцарился мир.
– Мы все воевали. Все заплатили свою цену,– добавил смуглый переводчик.
Он был маронитским христианином, жившим бок о бок с друзами в Чоуфе перед войной. Затем израильтяне напали на город, отхлынули, и народ не смог сохранить мир внутри себя. Друзья и соседи набросились друг на друга. Страну залили реки крови.
Портер увидел, как глаза Найлы затуманила вина. Легенда, которую она себе придумала, оборачивалась неприятными воспоминаниями. Она отторгала ложь. Женщина отвернулась к окну, откуда врывался горячий знойный ветер, и стала поправлять растрепавшиеся черные волосы.
Портер мягко похлопал Аль-Сури по плечу. Ему неоднократно приходилось нанимать ливийских переводчиков прежде. Они всегда были понимающими людьми.
– Следите за дорогой, пожалуйста.
– Как и женщины, эта дорога подчиняется только собственным законам,– рассмеялся Аль-Сури.
Он бросил взгляд на Найлу через зеркальце заднего вида и подмигнул ей. Его не обманула выдуманная история пассажирки, но он не лез в ее дела, как не пытался подстроиться под дорожное движение.
Найла сидела, обхватив колени руками, ее снедали неизвестность и сомнения.
– Друзы не поощряют браков с представителями других религий. Не понимаю, как Самир мог оказаться среди них.
– Их вера вовсе не похожа на то, что обычно себе представляют.
– Я почти ничего не знаю об их вере.
– Именно этого они и хотят. Друзы – таинственные люди. Большая часть последователей этой веры называется «джуххаль» – невежественные, отринувшие тайное учение Китаба Аль-Хакима, священные скрижали с общим названием «Книга мудрости». Немногие удостаиваются чести быть посвященными в тайны учения мудрецами. И лишь после сорока лет они могут стать «уккаль» – знающими. И так тянется уже тысячи лет.
– Как им можно доверять? Они отринули собственную веру!
«Ат-та-Лим», или «Наставление», признавало доктрину под названием «такийя». Во время войны друзам разрешалось на словах отказаться от своей веры ради выживания. Портер находил это весьма здравомыслящим, но, с другой стороны, он сам не принадлежал никакой вере. И религиозный пыл не волновал его сердце.
Доктор не стал ни утешать Найлу, ни возражать ей.
– По крайней мере они позволили Самиру послать вам письмо, разве не так?
Найла не ответила.
Вера друзов основывалась на принципах, которые представители других верований находили не слишком разумными и понятными. И все же она заставила обычную портниху из Бейрута лгать мужу и ехать неизвестно куда, только чтобы узнать правду.
Друзы верили в переселение душ. В реинкарнацию.
Аль-Сури притормозил у склона крутой горы. Земля здесь была сухой, из-под колес «мерседеса» вырывались густые клубы пыли янтарного цвета. Из рощицы тянуло сладким ароматом созревших персиков. В пыльной зеленой долинке зеленели плантации абрикосов, слив и помидоров.
Жизнь в сердце гор была тяжелой и нищей. Хрупкий мир испытывал жгучую ненависть ко всем, кто является в эти места и кичится своим богатством. Не в первый раз уже Портер пожалел, что Аль-Сури приехал на «мерседесе».
Покосившаяся жестяная табличка на краю дороги гласила: «Фавара». Неумолчное журчание ручья, по имени которого и была названа горная деревня, наполняло все вокруг.
У развилки дороги печально маячил покосившийся и заброшенный пропускной пункт. Как призрак тех времен, когда местных жителей загоняли в цивилизацию силой.
«Мерседес» осторожно поплыл мимо грубых каменных хижин, которые трудно было назвать домами. Селение уже начало отстраиваться после бедствий войны, но повсюду были еще видны свежие шрамы и раны.
В центре деревушки билось живое сердце – небольшой придорожный магазинчик. Неказистый, зато оснащенный всем необходимым – от мыла и сахара до лампочек и сигарет.
Машина неспешно ехала вдоль улицы. На обочине играли маленькие ребятишки. Трое взрослых друзов сидели за старым, плохо выскобленным столом и потягивали мятный чай из крошечных чашек. В угоду местным традициям они были одеты в турецкие шаровары и веселенькие белые шапки-фески. Двое носили окладистые бороды, их кожа была смуглой и морщинистой.
Третий, с закрученными усами, поднялся, когда Портер вышел из машины. Его уже ждали.
– Ahlen wa sahlen.
Портер улыбнулся в ответ на приветствие.
– Sabah el khair, kifak? – произнес доктор.
«Доброе утро, как поживаете?»
Пожилой друз скромно покачал головой и почему-то погладил себя по колену.
– Mnih, mnih,– ответил он, хотя неуверенное покачивание головы давало понять, что дела у него идут вовсе не так хорошо, как ему хотелось бы показать.
Глаза его красноречиво говорили о другом. Друз был испуган, и его товарищи это прекрасно знали. Его взгляд задержался на Найле, и Портер поторопился представить их друг другу.
Старого друза звали Камаль Тоума. Он хлопнул себя ладонями по бокам. Как и положено в этом случае.
Семья Камаля жила в доме на склоне горы, густо поросшем высокими соснами. На заднем дворике копошились куры, а перед домом росло лимонное дерево. У стены возвышался раскидистый ливанский кедр, и тень его густой кроны защищала от палящих лучей солнца.
Внутри домик поражал чистотой и аккуратностью. Комнаты были обставлены на удивление современной мебелью. С кухни долетали запахи еды, а в прихожей громко тикали старинные часы с маятником.
Тоума провел посетителей в гостиную, попросил располагаться, а сам ускользнул на кухню. Но его приглашению последовала лишь Найла. Портер помедлил, придержав Аль-Сури.
– Пойди к ним,– попросил он.– Скажи, что я приехал. И что я хочу встретиться с ними сегодня.
– Ты же знаешь этих людей,– фыркнул Аль-Сури.– Они тебе не доверяют.
– Скажи, что я привез книгу.– Портер раскрыл папку, которую держал под мышкой, и достал старый потрепанный блокнот в зеленой кожаной обложке, исписанный заметками и набросками. Он сунул блокнот переводчику в руки.– От книги они так легко не отмахнутся.
