— Ты ощущаешь себя мертвой внутри?
— Это очень трудно, когда постоянно что-то болит, тебя пытаются унизить или как-то издеваются. — Я ощущаю себя мертвой снаружи. Закованной в оболочку из мертвой плоти. — Ну, хватит ходить вокруг. Это был замечательный день. Смотрите, что вы там хотели и передавайте дальше. Мне уже все равно. Спасибо, что дали время собраться с мыслями. Теперь я готова.
К казни. Но этого я вслух не произнесла. Просто закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и расслабилась. Мысли о волнах и силе гнала прочь. Чтобы не о чем не думать, представляла свое платье со стороны. Только в моей голове оно было нежно-вишневым.
Почувствовала первое несмелое касания моего сознания магией и удержалась. Не ответила. Продолжила мысленно расслабляться и представлять платье, позволяя чужой магии войти в меня.
Голова жутко заболела. Хотелось кричать, орать, выбежать отсюда. Забиться в угол и спрятаться. Но я не позволила себе это. Только открыла рот и запела, посильнее вдавливая пальцы в подлокотники.
Песня сирены, композиция моего мира. Очень красивая и грустная песня, позволяющая вместо крика тянуть гласные. Голос отражался от стен, уносясь к потолку. Большое полупустое помещение кабинета скрывало прекрасную акустику, раскрашивая и открывая голос. В песне сирена рассказывала о красоте моря. О грозовых штормах и волнах в дождь, на которых так прекрасно кататься. О безмятежности дна и покое его обитателей.
Боль все усиливалась, но уже не была такой острой. Я ухватилась за голос, стремясь, чтобы он звучал как можно красивее. Всю боль я вложила в песню. Всю силу направила в нее. В какой-то момент не выдержала и провалилась в себя. Море силы бушевало, как в самый страшный шторм. Дождь заливал горизонт. Ветер поднимал валы выше неба. А я спокойно парила в водяном столбе, возвышающемся над водой. Я все еще пела, находясь под водой. И вода разносила мой голос на огромное расстояние. Усиливала, отражала.
Не знаю, сколько я находилась в таком состоянии, но когда, наконец, смогла прийти в себя, я все еще тянула песню, но не одна. Голова уже не болела. Я открыла глаза.
— Директор Мати?
Она прекратила петь и открыла глаза. Радужка просто светилась вишневым.
— Какая красивая песня. Что это было?
— Песнь сирены.
— А уж нам как понравилось. Когда двое ментальных магов в один миг кинули зов, я думала, парни передерутся за право прийти. Скажите, а почему зов услышали только они? От мальчишек с подготовительного до дряхлого библиотекаря? — Я резко повернулась и увидела девушку.
Молодая, высокая, в мантии лилового цвета. Она стояла такая властная, в ореоле своей силы и смотрела очень неодобрительно. Рядом с ней было еще три женщины. Постарше, и такие же недовольные.
— Я думала, защита кабинета выдержит натиск ученицы.
— По-видимому, так оно и было, герцогиня, но ровно до тех пор, пока вы к ней не присоединились. — Камни дрожали, повторяя ваши голоса. Я даже не думала, что такое возможно. Вода в фонтане сошла с ума и взвинтилась столбом, явив образ невиданной морской девы. Ее хвост был метров пять, а плавники больше походили на странно стриженные перья, — магичка повела рукой в сторону, и на полу возникла иллюзия, только без голоса. В величественной морской деве я, к ужасу, узнала себя.
— Простите, мне было немного больно.
— Почему только мужчины, — цепкий взгляд тут же вцепился в меня.
— В мифологии моего мира сирены сманивали своим голосом только моряков.
— Глупости. Они могут сманить любого. — И ты возомнила себя нежитью? — прекрасное восковое лицо подернуло презрение.
— Я плавала в океане своей силы и тихо пела подходящую песню, чтобы не кричать. Образ родился сам собой.
— Океане? Тут едва наберется на ручеек.
Я опустила взгляд и увидела зеленое платье.
— Ты смогла удержать защиту моего кабинета? — голос директора стал неожиданно жестким.
— Да, госпожа директор.
— Тогда зря зашла. Пошла вон. Я вызову тебя, когда потребуешься.
Магиня развернулась и быстрым шагом вышла прочь. Я дождалась, пока и остальные уйдут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Директор Мати, что это было?
— Конкурентка. Мечтает сесть на мое место, но опыта ей пока не достает.
— Я про зов.
— Твоя магия оживает. Ее очень долго держали под контролем. Сперва прорвалась магия целительства, потом темная, и вот ментальная.
— И насколько это нормально? А фонтан?
— Не обращай внимания. Тут все пропитано магией. Даже вода разумна. А ты воззвала к магии разума. Ничего удивительного, что она явила всем твой образ. Он показался ей родным. Даже камень, то есть земля, не осталась равнодушной к песне. Тем более воздух, создавший для тебя акустику пещеры в моем кабинете. Думаю, с духами стихий ты сможешь поладить. Стихийной магии тебе это не даст, но некую защиту обеспечит.
— Тогда почему не отозвались тьма и свет?
— Они не стихии. Чтобы воззвать к ним, нужно иметь капельку в себе. И хорошо, что ты этой капелькой не воспользовалась. Тогда бы на зов явились далеко не живые.
— Вы нашли что-нибудь в моей голове, или я вам помешала?
Директриса отмахнулась рукой, призывая чайник и чашки — ничего опасного для тебя или других. В тебя старательно переносили чужие знания. Этикет, язык и умение драться от одной девушки, из благородных. Разумеется, ритуала изъятия она не пережила. И человеком не была, кстати.
— Демоница?
— Очень похоже. Но воспоминания сильно обрезали. Этикет тебе достался только потому, что его учат в одно время с началом тренировок. А вот темную магию компоновали искусственно, на основе книг и личного опыта.
— И вот так, как со мной, можно с любым?
— Нет. Для этого нужно обладать ментальной магией и развитым телом. Тебе развитие тела заменила целительная магия. А без твоей тьмы дух не смог бы долго в тебе существовать. Так что отступник искал определенные силы. Причем, весьма редкое сочетание. Хотя целительством мог бы и пожертвовать.
— Остальное все тоже выяснили? Степень виновности?
— Да.
— Куда меня теперь?
— Можешь идти к себе.
— Но мы, действительно, в школе?
— Да.
— И как мне попасть в камеру? И еще, — я подняла руку, показывая запястье.
Мати хлопнула в ладоши. Ничего не произошло. Я сидела и ждала.
В двери появился молодой человек, в мантии поверх костюма.
— Отведите Катю в ее камеру.
— Следуйте за мной, леди.
Мы шли по широким и пустым коридорам и лестницам. Каменный пол, каменные стены. Редкие массивные двери. Парень даже не оборачивался, чтобы посмотреть, иду ли я за ним. Наконец, мы пришли в место, где коридоры стали низкими и не широкими. На входе на этаж сидела бабища, в мужицкой одежде.
— Пятнадцатая камера. Выдайте все, что полагается нашей заключенной.
Бабища одарила меня кривым взглядом и вынесла из коморки за ее спиной приличную стопку вещей. Не глядя взяла их, и мы продолжили идти, но уже недалеко.
Парень распахнул дверь.
— Ваша камера, леди. На следующие пять лет, если не попадетесь на чем-то выдающемся.
Я молча прошла внутрь. На меня в ужасе смотрели две девочки в красивых и пышных платьях. Возле них на полу стояли огромные сундуки. А на моей кровати гора вещей и коробок — все, что мы купили в лавках.
— Ты, наверное, из магической семьи, раз родители отправили тебя в лучшую школу магии против воли?
— Или очень богата, если не нравится комната и порядки?
— Я иномирянка, — бросила им и пошла освобождать кровать от вещей.
Шкаф стоял тут же. Комната вообще была довольно большой. По крайней мере, втроем не тесно. Столы, шкафы, кровать — всего было по три, и все размещалось вольготно. По трое, скорее всего, селили, чтобы не было скучно.
— Ты из немагического мира? — выдала та, что казалась поумней, закрывая рот руками.
Хотя обе девочки больше походили на куколок. Местный аналог макияжа, локоны, пышные платья, которые, наверное, без служанки и не расстегнуть.