Магдалена кивнула напоследок безмолвному Маттиасу и зашагала по тропинке в сторону деревни. В ту же секунду послышался колокольный звон.
— Ты куда собралась? — крикнул ей вслед Михаэль Грец. — Муж сказал тебе…
— Мало ли что он мне сказал! — огрызнулась Магдалена. — Если б я действительно заболела, он не тратил бы столько времени на болтовню с аптекарем. Занимайся мертвой лошадью, а живых оставь в покое!
Она устремилась к монастырю, где с наступлением утра проходу не было от ремесленников и паломников. Ходьба и свежий воздух пошли ей на пользу. Запах в доме живодера слишком сильно напоминал ей собственный кров в Шонгау, а с ним и злобные взгляды, и шепот за спиной. И то чувство, каково это — всю жизнь быть неприкасаемой…
Без всякого на то намерения Магдалена взошла на холм и теперь стояла на широкой монастырской площади, прямо перед церковью. Вблизи повреждения после удара молнии были еще хорошо заметны. Крыша колокольни почти полностью сгорела, и в потолке бокового нефа зияла громадная дыра. Всюду сновали каменщики в запачканных известью фартуках, коренастые плотники и батраки: они таскали камни, возводили новые стены или штукатурили уже выстроенные. На самом краю площадки Магдалена увидела Бальтазара Гемерле, плотника из Альтенштадта, который о чем-то беседовал с патрицием Якобом Шреефоглем. Заметив Магдалену, советник из Шонгау поманил ее к себе.
— У вас бледный вид, — сказал он с беспокойством. — Вам нездоровится?
— Благодарю, — резко ответила Магдалена. — У меня есть уже в няньках муж и родственник. Этого хватит.
Она кивнула на церковь, башня которой еще стояла обставленная лесами, и, покачав головой, сказала:
— Даже не верится, что молния способна на такое… Судя по всему, колокольня вряд ли будет готова к празднику.
— Времени и вправду в обрез, — проворчал Бальтазар Гемерле. — Всего семь дней. Едва успеем починить самые скверные места. — Он кивнул на советника. — И все же господин Шреефогль уверил нас, что уже завтра нам доставят новые кирпичи из его гончарни в Шонгау.
Магдалена взглянула на молодого патриция.
— Тогда по крайней мере вам молния принесла прибыль. Не так ли, господин Шреефогль?
— На этот счет не беспокойтесь. Я продаю их по заниженной цене, — успокоил ее Якоб. — В Аугсбурге или Ландсберге я выручил бы в разы больше. Вот кто действительно хорошо поживился, так это наш славный господин бургомистр… — Он заговорщицки подмигнул и понизил голос. — Он продал в монастырскую таверну тридцать бочек больцанского вина, кроме того, воск для свечей, соленую рыбу с Норвежского моря и отпечатанные за бесценок просительные письма, которые всучит паломникам. Праздник трех причастий для Земера лучше всякой ярмарки.
Магдалена присвистнула сквозь зубы.
— Вот так новость… А я еще удивлялась, чего это старый толстосум в паломничество собрался. И чтоб непременно прошлой же ночью, в непогоду, добраться до Святой горы…
— Потому что боялся, как бы его не опередили торговцы из Мюнхена и Аугсбурга. — Шреефогль усмехнулся. — Теперь благочестивый паломник торгуется с келарем в монастырском трактире. И кто-то из Виттельсбахов тоже заинтересовался товарами Земера. Хотя я не понимаю, что княжеская семья нашла во всем этом хламе.
Магдалена задумчиво кивнула, упоминание о вчерашней ночи пробудило в ней воспоминания об увиденном в разрушенной колокольне свете. Она прикрыла глаза от солнца и посмотрела наверх.
— А там уже работает кто-нибудь? — спросила она с любопытством.
— В колокольне? — Плотник Бальтазар покачал головой. — Леса хоть и поставили уже, но мы туда пока не добрались. Предстоит куча работы. Молния прямо в верхушку ударила, там теперь лишь обломки и горелые доски. Удивительно, как до сих пор колокола не рухнули.
Магдалена вспомнила вдруг, как изменилось поведение брата Йоханнеса прошлой ночью, когда она спросила, мог ли кто-нибудь подняться на колокольню с факелом. Что ответил тогда монах? Что там делать кому бы то ни было в такое время? Видом любоваться?
Магдалена снова устремила взор на башню. Она с детства не терпела, если кто-то пытался от нее что-нибудь скрыть. И теперь что-то подсказывало ей, что брат Йоханнес что-то недоговаривал. У нее вдруг снова закружилась голова, и она оперлась на плечо советника.
— Вам бы и вправду прилечь немного, — предостерег ее Шреефогль. — У моей супруги, да сохранит Господь ее душу, под конец были такие же круги под глазами, как у вас.
— Проклятие, есть тут хоть кто-нибудь, кто не считает меня покойником? — Магдалена в ярости отвернулась. — Счастливо оставаться! И если встретите моего муженька, цирюльника бестолкового, передайте ему, пусть сам свои лекарства пьет. А я помолюсь пойду!
Магдалена оставила озадаченных мужчин и зашагала к монастырской церкви. Она хоть и не отличалась такой беззаветной верой, как многие другие жители Шонгау, но в Андекс отправилась с твердым намерением поблагодарить Господа за благополучно прожитые годы. Так почему бы прямо сейчас не начать молитвы? Тем более при нынешнем ее самочувствии… Быть может, опасения Симона были не так уж и беспочвенны.
Она прошла вдоль южной церковной стены, больше всего пострадавшей от пожара. Каменная стена обрушилась и покрылась копотью, дыру в крыше на скорую руку затянули полотном, и в церковь тонкими лучами пробивался солнечный свет. Магдалена глубоко вдохнула и вошла в старинное готическое здание, где монахи уже навели относительный порядок. После утренней службы людей внутри осталось очень мало. Справа возвышался главный алтарь с двумя золотыми статуями Девы Марии. Вдоль центрального нефа стояли еще четыре алтаря, и тесные проходы вели в темные, освещенные лишь тусклым пламенем свечей часовни. Вдоль стены на некотором возвышении тянулась галерея, на которой несколько лепщиков очищали фрески от грязи и сажи или обновляли обгоревшие витражи. Никто из ремесленников Магдалену пока не заметил, она села на дальнюю скамью, закрыла глаза и начала молиться. Но в скором времени поняла, что не может толком сосредоточиться. Мысли ее непрестанно возвращались к пропавшему Симону, Михаэлю Грецу, вчерашней непогоде и свету на колокольне.
К свету — настойчивей всего.
Магдалена открыла глаза и, оглядевшись, заметила витую лестницу, которая вела на галерею, а затем дальше наверх.
Быть может, в башню?
«Всего пару минут, — подумала она. — Если через пару минут я не найду вход в башню, то вернусь и продолжу молитву. Обещаю, добрый Отец наш».
Магдалена встала со скамьи и на цыпочках поднялась на галерею. Там действительно нашелся низкий проход, за которым вели наверх недавно сколоченные подмостки. Старая лестница почти полностью сгорела, местами еще виднелись остатки старых ступеней, но стоптанные доски в большинстве своем лишь черными обломками нависали над пустотой. Магдалена перекрестилась и шагнула на скрипучие подмостки.
Поднявшись всего на несколько шагов, Магдалена осталась в полном одиночестве. Снизу до нее доносились еще крики и стук, но чем выше она забиралась, тем приглушеннее становились звуки. В покрытых копотью оконных проемах, через равные промежутки проделанных в башне, взору открывалась долина, буковые леса вокруг монастыря и строительная площадка далеко внизу. Рабочие походили на муравьев, что суетились на площади и толкали перед собой крошечные камешки.
Сколоченная временно лестница скрипела и шаталась; никаких перил, чтобы удержаться, не было, и Магдалена почувствовала, как у нее снова начала кружиться голова. Пот заливал глаза, и она про себя прокляла собственную затею влезть на обгоревшую и разрушенную башню. Она решила уже развернуться, как заметила прямо над головой квадратный лаз в потолке. Магдалена забралась в него и оказалась наконец на чердаке. Сквозь почернелые оконные проемы задувал прохладный ветер.
Вид был потрясающий.
Магдалена не раз уже забиралась на вершину Хоэнпайсенберга недалеко от Шонгау, но здесь она ощутила себя на шаг ближе к небу. Далеко на горизонте тянулась покрытая снегами цепочка гор, а перед ней раскинулись леса, болота и озера баварских предгорий. На восточном берегу Аммерзее высилась колокольня монастыря Дисен, слева возвышался Хоэнпайсенберг и загораживал вид на родной город. Отсюда все казалось таким близким друг к другу, что их двухдневное путешествие выглядело как приятная прогулка.
Внезапный порыв ветра разметал волосы Магдалены, и она крепко схватилась за доски, чтобы не слететь вниз. Оправившись немного, женщина смогла наконец осмотреть изнутри разрушенную молнией башню.
Стены покрылись копотью и местами оплавились от жара, в оконных проемах переливалось синее небо. Посреди звонницы на усиленной железом деревянной раме висели три колокола, которые выдержали пламя. Пол во многих местах прогорел, и Магдалена видела между балками зияющую пустоту. Со звонницы свисала новая веревка.
