Кстати, если дебет с кредитом совпадет, заграничную недвижимость можно будет оставить на балансе, а вот счета в загранбанках и ценные бумаги не приветствуются. Через три месяца после подачи деклараций, то есть уже 1 октября, чиновники должны будут определиться, что им милее — служение любезному Отечеству или закордонные авуары. Однако прецеденты последних дней свидетельствуют, что своя рубашка государственным мужам все-таки ближе к телу. Можно предположить, что уже в ближайшее время начнется массовый отток слуг народа от государственной кормушки. Вот тогда и станет понятно, кто есть кто на самом деле. Точнее — был...
Впрочем, на всякий карающий меч всегда найдется щит. Шепчутся, что один чиновник уже сболтнул в курилке, что задумал-де развестись с супружницей. Фиктивно, разумеется, переписав на нее все нажитое. А жить — в соседних квартирах, тайно деля ложе. Конечно, связь с разведенной женщиной государственного мужа не украсит, зато декларация будет на пятерку. Опасность одна — велик соблазн для супруги...
Письмо несчастья / Политика и экономика / Те, которые...
Письмо несчастья
/ Политика и экономика / Те, которые...
Министру финансов Антону Силуанову на мобильный телефон прислали SMS-сообщение. Некий банк одобрил предоставление ему кредита. И нет бы министру обрадоваться! Так он еще и возмущается. «Знаете, какая ставка была мне предложена — 23 процента... Размер ставок запредельный!» — негодует Антон Германович. А ведь министру еще повезло. Можно точно сказать, что эсэмэску ему прислали точно не из банков, лидирующих на рынке потребительского кредитования. Там ставки еще выше.
Впрочем, ходит байка, что SMS на мобильный телефон член правительства получил вовсе не от банка, а от неких защитников прав потребителей. Отсюда и такой возмутительный процент. Но если это так, то, получается, у общества уже не осталось иного способа достучаться до чиновников, кроме как посредством эсэмэски.
Беда только в том, что реакция министра была такая же — ни к чему не обязывающая. Антон Германович посетовал в беседе с банкирами, что, дескать, проценты у них слишком высокие. И, наверное, надеется, что они их снизят. Болезнь, конечно, можно лечить и заговорами. И, может быть, это даже даст какой-то результат. Хотя было бы намного логичнее, если бы государство вместо голословных заверений о том, что банковская система в России является одной из самых устойчивых в мире, занялось реальным изучением ее болезней. Например, определило бы наконец, какова на балансах банков доля «мусорных» активов, образовавшихся в результате кризиса. Может быть, именно их низкая ликвидность и заставляет банки предлагать кредиты по запредельным ставкам?
Дела сердечные / Общество и наука / Спецпроект
Дела сердечные
/ Общество и наука / Спецпроект
Александр Мясников — о правильной и неправильной медицине, о дедушках — академике и турецкоподданном, о штыковых ранениях и браунинге, как у Гаврила Принципа, о золоте под ногами и лечении каннибалов, о коде доступа в американский туалет и синем китайце, а также о вреде койко-мест
Передачи с доктором Мясниковым — представителем старейшей медицинской династии России, главным врачом ГКБ № 71 и Американской клиники в Москве, стали брендами телеэфира с впечатляющими рейтингами. Что вполне объяснимо: быть преуспевающими и здоровыми хотят абсолютно все, независимо от имущественного ценза и социального статуса. О том, как вернуть доверие к отечественной медицине, а заодно и пациентов, предпочитающих лечиться на Западе, доктор медицины США Александр Мясников рассказал «Итогам».
— Говорят, доктор Мясников пытается внедрить в России американский принцип организации здравоохранения. Чем же это, Александр Леонидович, наша медицина хуже?
— Могу ответить коротко: нет американской медицины, нет российской или израильской, а есть правильная медицина — та, которая основана на научных данных, так называемая evidence-based medicine, то есть доказательная медицина. И так уж получилось, что правильная медицина сейчас находится сильно западнее Белоруссии.
— А наши традиции? Если верить Борису Пастернаку, доктор Живаго ставил диагноз по тембру голоса. И это не совсем выдуманный персонаж.
— Похожую историю рассказывают про Боткина. Женщина с дочкой опоздали на прием. Боткин ни в какую: «Принимать не буду, приходите завтра». Они уже уходят, когда открывается дверь и Боткин кричит вдогонку: «А у девочки опущение почки, ей надо носить бандаж». Дверь закрывается... И сегодня талантливые врачи не перевелись, но их очень мало и не они делают погоду.
— Кто же тогда?
— Основная масса врачей. Крепкие профессионалы, если хотите, ремесленники от медицины. Поэтому в цивилизованном мире не делают ставку на подготовку гениев в белых халатах, там натаскивают врачей на определенные медицинские стандарты. И все работают по единому алгоритму. Пусть все на троечку, но на твердую троечку. А у нас — один круглый отличник на тысячу двоечников. Но и попасть к такому — один шанс из тысячи...
— По-вашему, медицина — ремесло?
— Разговоры, будто медицина — это искусство, с точки зрения здоровья нации полный бред. Вдолбили себе в голову, что у нас лучшие в мире врачи, что мы сейчас теряем какие-то традиции... Про традиции я могу рассказать больше других, потому что мой прадед был земским врачом, дед — основатель советской кардиологии, отец — профессор, и от каждого я наслушался про отечественную медицину такого, о чем вслух обычно не говорилось. Впрочем, достаточно стать пациентом, чтобы оценить качество наших медуслуг. Кто бы стал обращаться в наши больницы и поликлиники, если бы был другой выбор? Только по приговору народного суда!
В Америке, между прочим, уже на первом году меня чуть было не выгнали из ординатуры с формулировкой: «За склонность ставить диагноз, основываясь на интуиции, а не на строгом анализе всех лабораторно-клинических данных». Лечить по интуиции у них страшное преступление, потому что это главный источник ошибок. Ну поставил ты три раза правильный диагноз на слух и на глаз, а сто пятьдесят тысяч раз не поставил. Вот откуда берутся у врачей персональные кладбища.
— Тогда надо изменить систему подготовки врачей и переписать все наши медицинские учебники, в том числе и принадлежащие перу вашего дедушки — академика АМН Мясникова Александра Леонидовича, не так ли?
— Ничего не надо переписывать. Надо взять за основу западные учебные материалы, этому и учить. А вот когда получишь свою твердую тройку, станешь профессионалом, настоящим врачом, пожалуйста, читай Мясникова — осваивай высокое медицинское искусство. Тогда можно. И если мы научим всех правильно работать хотя бы на примитивном уровне, то получим огромную экономию. Та же гипертония. Чем мы ее только не лечим! Но мало кто из практикующих врачей знает, что самое эффективное средство от гипертонии — гипотиазид, копеечное лекарство.
— Мясниковы — фамилия медицинская. Все ли родственники разделяют ваши взгляды?
— Один младший брат анестезиолог, другой хирург. Но реформаторский дух только у меня. Это, видимо, от дедушки.
— От основоположника советской кардиологии и личного врача Иосифа Сталина академика Мясникова?
— От другого дедушки, от турецкоподданного. Еще в двадцатые годы отца моей матери как иностранца выслали из советской России. Объявился он уже в конце шестидесятых, был виноделом, имел в Анкаре свою фабрику. Мы никогда не встречались, но, судя по всему, именно его гены не дают мне покоя — как Остапу Ибрагимовичу Бендеру.
— Так вы полуянычар?
— Получается, так. Вспыльчивый, но отходчивый... И кардиология — это тоже наследственное. Моя специальность мне очень нравится, в медицине она считается аристократической. Хотя, как и большинство выпускников советских медвузов, я сначала стал специалистом и только потом врачом.
