не раз, какой-то крупный начальник, а может, и владелец собственной фирмы.
Но Александра… сегодня не было на ней ничего ярко-красного и волосы не растекались по спине светлой волной. Они были заколоты туго. И на ней был ну очень деловой костюм цвета спелой вишни. И вместо сумки небольшой такой аккуратный портфельчик.
Вся такая деловая-деловая женщина. И разговаривала она со своим спутником не повышая голоса, и не смеялась громко, и даже улыбалась не белозубой улыбкой, а так, одним уголком рта.
Мужчина вежливо придержал для нее дверь, на руке его при этом сверкнули дорогущие часы.
Александра прошла вперед и не удержалась от торжествующей улыбки. Мужчина ее не видел, зато видела я.
Все ясно, эта стерва снова окучивает кого-то по заданию его конкурентов. Было уже такое, помню…
Я испугалась, что скрип моих зубов будет слышен проходящим мимо сотрудникам бизнес-центра. Нет, надо срочно что-то делать, долго я так не выдержу.
Я еле дотерпела до обеденного перерыва и, когда Лизавета Павловна отправилась мыть чашку, набрала номер коуча.
Ответили сразу, мужской голос был дежурно-приветлив. Я помялась немного, и тогда он сам спросил:
— Вы хотели бы попасть на прием?
Я сказала, что хочу попасть к нему как можно скорее, но могу только после шести, потому что до этого работаю. Он сказал, что работает до шести, но согласен в виде исключения задержаться, раз уж такой случай. Только чтобы я не опаздывала.
— Буду, — пообещала я и тут заметила, что Лизавета Павловна стоит посреди офиса и внимательно слушает.
— Что, свидание у тебя? — оживленно спросила она.
Вот беспардонная тетка, ничуть не стесняется подслушивать!
— Да нет, это по делу, — отмахнулась я, говорила уже, что нашей Лизавете не отвечать нельзя, не тот она человек.
— По делу? — усмехнулась она. — Да ладно, какие у вас, молодых, могут быть дела? У тебя должно быть одно дело: найти приличного мужчину, так чтобы создать с ним семью!
— ?
— Да! — продолжала она. — И нечего так на меня смотреть! Потому что я-то знаю, что это — самое важное в жизни женщины. Семья и дети! А вы, вертихвостки, до тридцати лет об этом и не думаете, а потом начинаете приглядываться, и глянь — оказалось, что все приличные мужчины уже разобраны. А те, кто остался, те либо уже побывали в неудачном браке и теперь их туда никаким калачом не заманишь, либо уж такое никудышное барахло, что детей от такого рожать нечего и думать. Вот тебе, Полина, сколько лет?
— А то вы не знаете? — обиделась я. — Ну скоро тридцать…
— Вот и я о том же говорю, пора бы уже заняться поисками приличного человека!
— Да где ж его найдешь-то? — вздохнула я. — Сами сказали, что все приличные давно уже разобраны…
Я сменила тему:
— А скажите… вот в нашем бизнес-центре есть… интересный такой мужчина, виски седые, одет прилично… часы опять же…
— Эк тебя занесло! — Лизавета Павловна махнула рукой. — Это Катаев, фирма у него своя. Ну, тут тебе ничего не светит, не того полета ты птица, уж не обижайся. И вообще, он женат.
— Да я ничего… так просто спросила.
Тут, на мое счастье, явились остальные сотрудники и Лизавета отвязалась.
Начальник уехал на какое-то важное совещание, и под эту марку я отпросилась у Лизаветы пораньше, так что была по указанному в листовке адресу ровно в шесть.
Я подошла к двери, позвонила.
И вздрогнула — потому что прямо у меня над головой раздался мужской голос:
— Заходите, открыто.
Я подняла голову и увидела прямо над дверью миниатюрную камеру и динамик. Ну да, конечно, уважающий себя коуч должен быть не чужд технического прогресса…
Я взялась за дверную ручку. Дверь действительно была не заперта, и я вошла в квартиру. Или, может быть, студию — как там эти коучи называют свое логово…
Я оказалась в коротком светлом коридоре, по стенам которого были развешаны картинки в узких металлических рамках.
Картинки были странные: на каждой были нарисованы запутанные мотки ниток. Нитки были разные — белые и черные, синие и зеленые, — но все были ужасно запутаны.
— Прямо по коридору! — снова у меня над головой прозвучал мужской голос.
Ага, намекает, что нечего торчать в коридоре и разглядывать картинки… Для чего тогда их повесил?
Я прошла по коридору до полуоткрытой двери, толкнула ее и оказалась в кабинете.
Кабинет был большой, и все в нем было какое-то африканское.
На полу была расстелена шкура зебры (надеюсь, не настоящая), на стенах висели резные африканские маски, несколько копий с очень широкими лезвиями, и даже голова обезьяны с вытаращенными глазами (наверняка стеклянными).
Посреди кабинета, напротив входа, стоял массивный стол из черного дерева. На этом столе стоял обычный компьютер, рядом с ним — стаканчик с разноцветными карандашами и большой нож с широким лезвием и рукоятью из резной кости.
Вряд ли этим ножом удобно точить карандаши…
Вся эта экзотика так била в глаза, что я не сразу заметила хозяина кабинета. Тем более что он был какой-то неприметный: бледный, худой, с редкими прилизанными волосами неопределенного цвета.
Только глаза были яркие и пронзительные.
— Здравствуйте! — проговорил он. — Присаживайтесь!
В отличие от внешности, голос у него был замечательный — красивый, выразительный баритон.
Я села в глубокое кресло, обитое красной кожей.
Он внимательно посмотрел на меня:
— Ну, что же вас ко мне привело?
— Я… — попыталась я начать. — У меня… Мне…
— И кого же вы так ненавидите?
— Что? — Я испуганно взглянула на коуча. — Кто вам сказал? Откуда вы знаете?
— А вы посмотрите на карандаш…
— Что? Какой карандаш?
Я проследила за его взглядом.
Смотрел он на мои руки. И только теперь я осознала, что невольно взяла из стаканчика на столе карандаш (красный) и сломала его пополам, а потом еще раз пополам. Кстати, это не так уж просто сделать, если вы не в курсе.
Я вспыхнула и пробормотала:
— Ну, карандаш… при чем тут карандаш?
— Это неосознанные движения. Они выдают ваши скрытые эмоции. В данном случае — вашу ненависть. Скорее всего — к какой-то женщине… я прав?
Я отвела глаза.
— Да, это, несомненно, женщина. И не случайно вы выбрали именно красный карандаш. Красный — ее любимый цвет?
Я молчала. Хотя, признаться, он произвел на меня впечатление.
— Вы ненавидите ее всеми силами души… я прав?
— Ну, я не знаю…
— Знаете, знаете! Не бойтесь признаться в этом себе… ну и мне. Считайте, что я — ваше второе я. А разве от самого себя могут быть
