— Мы можем войти? — Лиза обернулась к Кравцову.
— Конечно, — Лев Федорович выудил из кармана ключ. — Зря, что ли, приехали?
Дверь в дом была заперта на навесной замок. Интересно, от кого? Кто тут может быть, от кого нужно запирать дом?
— От зверья, Лиза, от зверья, — Кравцов словно услышал ее мысленный вопрос. — Заберутся да напакостят. — Он лязгнул замком, снимая его с петли. — Тут же тайга зверьем кишмя кишит. Прошу!
В доме было немного затхло и достаточно захламлено. Но не было ни пыли, ни совсем плохого запаха.
— Матвей Исаевич последнюю пару лет ходил уже плохо, да и зрение его подводить стало, — смущенно кашлянул Лев Федорович. — Ну и опять же — когда мужик один бобылем живет…
— Ничего страшного, — Лиза и в самом деле не понимала этого почти извиняющегося тона своего, как она надеялась, будущего начальника. Дом был немного запущен, но… но в нем было какое-то… Лиза не могла себе объяснить, что ее так зацепило в этом обыкновенном и довольно запущенном доме. Может, камин? Она вообще не ожидала увидеть в этом заброшенном месте камин.
— Настоящий?
— Да, — с гордостью ответил Кравцов. — Твой дед, Лиза, ко всему прочему еще и печник был! Сам, своими руками сложил! Там с одной стороны печь русская, а с другой, видишь — камин. Дом теплый, так дед Матвей рассказывал. Печь-матушка тепло долго держит — даже в самые лютые морозы.
— А у вас тут бывает холодно? — рассеянно спросила Лиза, проходя на вторую половину дома, там, где красный кирпич разворачивался и в самом деле печью — с большой железной поверхностью для готовки и лежанкой над нею.
— Да до сорока бывает. А в иные годы и под пятьдесят. Но это редкость. Последний раз такое сразу после войны было.
Лиза зябко передернула плечами и вернулась в ту часть дома, где был камин.
— Настоящая? — Лиза кивнула на лежащую на полу шкуру медведя.
Кравцов лишь снисходительно усмехнулся.
— Это Иван Лисовский деду Матвею подарил. Давно дело было, — Лев Федорович вздохнул. — Уж больше десяти лет назад. Двух женщин, что за черникой пошли, медведь задрал. Выдали лицензию на отстрел. Ну, Иван его и взял. А шкуру Матвею Исаевичу подарил. Они дружны были. Ну как… — Кравцов почесал нос. — Виделись, конечно, редко. Но только дружбе это не помеха, я считаю.
Лиза попыталась представить, что за человек этот Иван Лисовский, который может «взять» медведя. Интересно, шкуру он тоже сам… того? И что за сын может быть у такого человека? Теперь Лиза совсем иначе вспоминала свое знакомство с капитаном Лисовским. И вообще, если бы она знала, какая удивительная личность у Анатолия отец, то непременно бы расспросила. Хотя, может, шанс еще представится. Может, и с самим Лисовским-старшим тоже как-нибудь познакомится — раз уж он с ее дедом дружил.
Они вышли снова в яркий солнечный день. Лиза покрутила головой. Вокруг стояла сплошной стеной темная тайга, а в узком просвете блестело уже привычным обсидиановым зеркалом озеро.
— А где же сад?
— А пойдемте, покажу.
***
Похоже, телепорты в здешних краях — явление самое обыкновенное. Ну а как это иначе назвать? И само озеро было словно из другой реальности — отличной от той дороги, что вела к нему. А теперь…
Теперь темный лес, который стоял неприступной стеной, вдруг, словно, как пишут про такие случаи, по мановению волшебной палочки, расступился. И показался яблоневый сад.
Лиза буквально задохнулась. Ей сразу вспомнились волшебные поляны из сказок, что открываются не каждому. Сейчас было ровно такое же ощущение — что-то вдруг открылось — волшебное, тайное. Сейчас сад был зеленым, но эта была другая зелень, не та, что у тайги вокруг — блестящая, мягкая, уютная, в которой белели основания стволов деревьев, обмазанные заботливо известью. Но Лиза отчего-то совершенно отчетливо видела другую картину. Этот же самый сад в бело-розовом весеннем кипении. Слышала деловитое жужжание пчел. И ощущала сладкий дурманящий запах цветущих яблонь.
Она должна это увидеть!
Лиза глубоко вздохнула и обернулась к Кравцову. Он стоял рядом и молчал. Как-то странно молчал, непонятно.
— Скажите, под каким деревом похоронен мой дед?
— Да стоит ли, Лиза…
— Скажите.
Лев Федорович хмуро, исподлобья смотрел не нее.
— Ну зачем тебе?
— Он же мой дед.
Кравцов все с тем же хмурым видом пошел вперед, вглубь сада. Лиза шла следом, то и дело трогая осторожно завязи. Яблоки. Это те самые яблоки. Вырастут яблоки! И урожаю матвеевских яблок быть.
Место упокоения деда Лиза бы, наверное, и сама нашла. Небольшой холм и камень.
Лиза замерла у камня. Снова молчал с ней рядом и Кравцов. И заговорил, лишь когда Лиза повернулась к нему лицом. Долго всматривался, а потом яростно замотал головой.
— Лиза, это плохая идея.
— А мне нравится.
— Не дури, Лизавета.
— Я все решила. Я остаюсь здесь.
Кравцов говорил много, долго и обильно. Повторял на все лады: «Не дури, Лизавета», стращал ужасами одинокой полугодовой зимы, переходил то на ласковые уговоры, то на почти нецензурную брань. Чем больше говорил Кравцов, тем сильнее крепла уверенность Лизы. Такой вот парадокс. В конце концов, Лев Федорович сдался.
— Оставайся, — Кравцов махнул рукой. — Пока оставайся, — он развернулся и пошел из сада. — В октябре сама назад запросишься. А до октября я что-нибудь придумаю.
Лиза шла за Кравцовым и улыбалась. Какой-то части ее головы казалось, что она сошла с ума. А в другой было белое-розовое кипение яблоневого цвета, жужжание пчел и сладкие налитые яблоки.
Это все ее.
Наверное, так и начинается шизофрения, но Лизе сейчас было на это плевать.
***
— И Тумана с собой забирай.
— И заберу.
Кравцов вздохнул. В последние два дня, после возвращения с заимки деда Матвея он не оставлял попыток отговорить Лизу. Ровно с тем же эффектом, что и был в начале — чем больше Лев Федорович Лизу уговаривал, тем сильнее крепла ее решимость.
В итоге Кравцов сдался окончательно. Но ворчать не перестал. Это ворчание не мешало Кравцову помогать Лизе обустроить быт. Они еще раз съездили до заимки, провели ревизию. Оказалось, что запасать надо все — дизель, муку, сахар, консервы — в общем, все запасы провизии надо пополнить.
— Вот видишь, — причитал Лев Федорович. — Тут даже хлеб печь самой придется! Ты умеешь печь хлеб?
— Не умею, — отмахивалась Лиза. — Но если надо — научусь. Или сухарей насушу.
— А! — только махал рукой Кравцов. Он, похоже, твердо решил, что Лиза там останется до октября, и принимал ее решение как блажь. Но все же помогал.
***
Туман, лежащий в тени под яблоней, навострил уши, а потом и вовсе резко подскочил на ноги и залился громким лаем. Лиза от неожиданности выронила тетрадь, а потом схватилась за сердце. А Туман уже серой молнией скрылся из виду. Прижимая одной рукой тетрадь к груди, а другой вытирая внезапно выступивший пот, Лиза поспешила за собакой.
Только около дома она услышала то, что привлекло внимание Тумана. Тихий-тихий звук мотора. Но он усиливался. К ним приближался катер.
Сердце забилось еще сильнее — но теперь уже не от страха, а от радости. Лиза провела всего одни сутки тут, но уже успела не раз пожалеть о своем импульсивном решении. Особенно страшно стало ночью.
***
Печь Лиза топить не стала, рассудив, что летом это без надобности. Оказалось, зря так решила. Едва солнце спряталось, как стало сразу же холодно. И не спасал чай, который Лиза вскипятила на газовой плитке — была тут такая роскошь. Лиза провела краткие розыски, нашла два одеяла, но и они не спасли. Лиза уже подумывала о том, чтобы забрать с пола еще и медвежью шкуру, но тут к ней на кровать запрыгнул Туман, до этого дисциплинированно лежавший у входа.
Пес вообще преобразился, как только его взяли в лодку. Сидел, привалившись к ноге Лизы, иногда прижимая уши к голове. А, едва катер причалил, стремглав бросился вверх по узкой крутой дорожке. Но на невесть откуда родившийся в Лизе окрик «Туман, ко мне!» среагировал, замер, а потом вернулся. Неохотно, но вернулся. Глядя в умные глаза пса, Лиза сглотнула непонятно откуда взявшийся комок. Она потрепала по густой шерсти на холке.
