Вечером у Унто всегда очень многолюдно, и поэтому тот приветливо поприветствовал своего приятеля и сказал, что как только появится свободная минута, то сразу же подойдет к нему.
Эманов прошел к столику, который стоял у стены, снял свое роскошное норковое черное пальто и сел. Жестом позвал помощника кондитера, и тот вскоре принес пустую рюмку и нарезанный лимон. Гурген положил рядом с бутылкой коньяка сверток и, откинувшись на стуле, начал наблюдать за посетителями в зале. Сначала он с интересом рассматривал семью с маленьким ребенком, а потом ему стало скучно, и он наполнил свою рюмку доверху.
Хозяин кондитерской видел, что его приятель пришел уже навеселе, и пытался скорее обслужить всех посетителей, чтобы не оставлять Гургена в таком состоянии одного. Но клиентов в этот вечер было много, и он не мог оставить обслуживание всех на одного помощника.
Когда наконец Унто освободился и подошел к ювелиру, то бутылка была уже наполовину пуста. Может быть для кого-то другого такое количество выпитого не изменило бы поведения, но для худощавого и редко выпивающего ювелира это было слишком много. Невысокий чернявый мужчина слащаво всем улыбался и дарил воздушные поцелуи, а когда около него появился кондитер, то Гурген вскочил, бросился к нему и начал с ним обниматься.
Ханонен очень хорошо относился к своему приятелю, но объятия нетрезвого человека, ему были совсем не по душе. Он незаметно брезгливо поморщился и попытался освободиться от ювелира. Хотя дядюшка Унто и превосходил своей комплекцией Гургена, и казалось, что с легкостью выйдет из щекотливого положения, но сухощавый Эманов вцепился в Ханонена мертвой хваткой, и только мотался из стороны в сторону.
– Гургенчик, дорогой! – не выдержал кондитер. – Я тебя очень уважаю, и поэтому давай присядем за стол. – дипломатично добавил он.
Ювелир на секунду задумался, выпустил из объятий приятеля и плюхнулся на стул.
Потом он неверным жестом подозвал помощника кондитера, и попросил еще одну рюмку уже для хозяина заведения.
– У тебя есть повод для этого? – спросил кондитер, показывая глазами на бутылку.
Гурген пошмыгал длинным носом, медленно повернул голову в сторону приятеля и попытался удержать ее прямо.
– Да. – рубанул он по столу и чуть было не упал от этого со стула.
– Может что-нибудь покушаешь? – обратился к ювелиру приятель. – И я тебе составил бы компанию.
Эманов тяжело вздохнул, потом откинулся на спинку стула и взялся руками за стол для надежности.
– Дома ел. – с трудом выдохнул он.
Потом в этом же положении, стараясь смотреть на кондитера, он разразился длинным монологом, в котором признавался Ханонену в любви и уважении. После этого он с трудом поднялся и неверным шагом подошел к кондитеру.
В это время помощник хозяина в знак уважения к господину Эманову поставил пластинку с восточной мелодией. Гурген, когда услышал знакомый мотив, прослезился и начал делать танцевальные па прямо около Унто. Как ни старался кондитер утихомирить своего приятеля, но ничего у него не получалось. Гурген уже не слышал того, какую музыку играет патефон, а самозабвенно предавался танцу. Потом зов крови взыграл в нем, и он, встав на цыпочки и вскинув руки, пошел на большой круг по всей кондитерской.
Когда маленький чернявый человек закончил свое выступлении, е упав на колени перед Ханоненом, то все кто находился в этот момент в заведении разразились аплодисментами.
Унто подозвал помощника, и они вдвоем усадили того за стол.
– Посмотри за ним, а я пойду сварю ему кофе. – обратился он к пареньку.
Когда Гурген услышал эту фразу, то снова откинулся на спинку стула, взялся руками за стол и, зло ухмыляясь, сказал, что хоть он и любит Унто, но кофе его пить не будет, потому что благородный напиток требует особых зерен и умения.
Хозяин кондитерской понимал, что Эманов не в себе после выпитого, и поэтому постарался пропустить все сказанное мимо ушей, но Гурген, увидев, что тот направляется на кухню, вскочил и побежал за ним, смешно перебирая ногами и размахивая руками, и кричал, что кофе в этом северном краю может делать только он.
Сначала Унто пытался успокоить своего приятеля, но тот распалялся все больше и больше. Когда ювелир обратился к присутствующим и сообщил, что медлительный человек с Севера никогда не научится варить правильный напиток, то Ханонен сгреб его в охапку, подождал, когда помощник принесет ему его одежду и пальто Эманова и буквально отнес ювелира домой.
На следующий день Гурген ничего не помнил, и когда зашел в кондитерскую и выслушал от Унто нотацию про то, что горячительные напитки это зло – очень разгневался. Алкоголь еще не вышел из организма ювелира и тот снова обидел Ханонена.
Добродушный кондитер сказал, что, несмотря на то, что любит Гургена, но не даст ему с собой так поступать, и их отношения окончательно расстроились.
Глава 7
Два года приятели старались делать все, чтобы случайно не встретиться друг с другом, но когда слышали что-то нехорошее о другом, то сразу же становились на сторону бывшего друга и осаживали собеседника. Несколько раз окружение Гургена и Унто пытались завести разговор о том, чтобы помирить враждующие стороны, но ни один на это не соглашался и холодная война продолжалась.
Празднование Нового года в кондитерской предложила Елена, сначала предполагая, что все это будет в узком семейном кругу. Дядюшке Унто понравилось это предложение, но он сразу оговорил, что гостей будет больше. Мать Алекса не возражала, потому что доверяла своему близкому другу и знала, что случайных гостей он на свой праздник не допустит.
Незадолго до дня, когда случилось несчастье у Макияври Елена пришла в кондитерскую с твердым намерением сделать все, чтобы помирить двух приятелей. Сначала мать Алекса расспрашивала о делах Унто, потом долго рассказывала о сыне: его успехах и неудачах, и закончила тем, что очень рада, что у нее есть такой друг как кондитер, который одним своим вниманием может поддержать и успокоить.
Хозяин кондитерской внимательно посмотрел на женщину, а потом поинтересовался, о чем она не договорила?
– Я же сказала, что рада, что у меня есть ты. – пожала плечами Елена.
– Детка, – хитро посмотрел на нее кондитер, – я же тебя очень давно знаю, и поэтому, если ты так долго о чем-то говоришь, то становится понятно, что тянешь время и думаешь как начать о чем-то разговор.
– Я такая предсказуемая? – улыбнулась женщина.
– Давно смотрюсь в зеркало жизни, и могу отличить отражение от того, кто в него смотрится. – протянул ей раскрытую ладонь мужчина.
– Правда, не знаю с чего начать. – закусила губу мать Алекса.
– Может тогда отложим этот разговор? – предложил хозяин кондитерской.
– Думаю, что именно сейчас он будет ко времени. – вздохнула Елена.
Она немного помолчала, и потом спросила, что почувствовал бы Унто, если бы она с Алексом уехала в другой город.
– Ты переезжаешь к мужу? – заволновался Ханонен.
– Ты будешь скучать без нас? – хитро прищурившись, спросила женщина.
– Да, я жизни не представляю без Алекса и тебя! – воскликнул тот. – Ты же прекрасно знаешь, что я считаю вас своей семьей.
– Могу ли я тогда попросить тебя об одном одолжении? – продолжая пристально смотреть на мужчину, поинтересовалась Елена.
– Если это вас задержит здесь, то конечно. – не задумываясь ответил тот.
Мать Алекса встала, подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение, перевела взгляд на Унто, и сказала, что хочет, чтобы и Эмановы тоже были на празднике.
– Тогда вы останетесь здесь? – переспросил мужчина.
– Так ты выполнишь мою просьбу? – продолжая смотреть на кондитера через зеркало, спросила она.
Кондитер тяжело вздохнул, махнул рукой и сказал, что он согласен.
– Так что тебе написал муж? – поинтересовался он, когда Елена снова села напротив него.
– Да, ничего. – искренне ответила женщина и это было абсолютной правдой, потому что посыльный еще не приезжал. – Совсем ничего. – кивнула головой она.
– Ну, ты же сказала, что переезжаешь в другой город? – попытался прояснить ситуацию кондитер.
– Я спросила: будешь ли ты без нас скучать, если такое произойдет? – быстро проговорила та, покачивая под столом ногой.
– Обвела вокруг пальца? – расхохотался мужчина.
– Ты же сказал, что так давно меня знаешь, и что все у меня на лице написано? – хитро посмотрела она него, сдерживая улыбку.
– Старого воробья на мякине провела. – покачал головой кондитер.
– Ну, если, по-другому, ты даже слышать не хотел о Гургене. – переставляя чашку с места на место проговорила та.
– Но ведь это он первый начал меня оскорблять. – печально проговорил Ханонен.
– Сколько раз ты мне говорил, что раз я старше, то должна первая мириться с Алексом. – покачала головой женщина.
