на Окраину за новой партией мужчин. Понтер повернулся и побрёл в глубь города. Наверное, стоит где-нибудь перекусить, а потом…
Его сердце подпрыгнуло. Вот уж кого он не хотел бы сегодня видеть, однако…
Однако она стоит, словно ждёт его.
Даклар Болбай.
– Здравый день, Понтер, – сказал она.
Разумеется, они с Даклар были знакомы много лет. Она была партнёршей Класт. В сущности, если кто и понимал по-настоящему, каким ударом для Понтера стала смерть Класт, то только Даклар. Но…
Но в его отсутствие она портила жизнь Адекору. Обвинить его в убийстве! Адекор способен убить Понтера, да и вообще кого бы то ни было, не более чем сам Понтер.
– Даклар, – сказал Понтер, опуская обычную форму вежливости.
Даклар понимающе кивнула.
– Не могу осуждать тебя за то, что я тебе неприятна, – сказала она. – Я знаю, что вредила Адекору, а вредить чьему-то партнёру – всё равно что вредить ему самому. – Она заглянула Понтеру в глаза. – Понтер, я прошу прощения. Я надеялась застать здесь и Адекора и извиниться перед ним тоже, но опоздала.
– Ты говоришь, что сожалеешь, – сказал Понтер, – но то, что ты делала…
– Я делала ужасные вещи, – прервала его Даклар, опуская взгляд к земле, к своим ногам, затянутым в матерчатые мешки на концах чёрных штанин. – Но я хожу к скульптору личности, принимаю лекарства. Лечение только началось, но я уже чувствую себя не такой… злой.
Понтер имел некоторое представление о том, через что прошла Даклар. Она не только потеряла партнёршу, которую делила с Понтером; задолго до этого она потеряла партнёра, Пелбона, которого однажды утром увели принудители. О, потом он вернулся, но не весь. Его подвергли кастрации, и их отношениям пришёл конец.
Понтер был неимоверно потрясён смертью Класт, но у него хотя бы оставались Адекор, и Жасмель, и Мегамег – они помогли ему справиться. Как же тяжёло должно было быть Даклар, у которой ни Пелбона, ни детей.
– Я рад, что тебе лучше, – сказал Понтер.
– Лучше, – подтвердила Даклар, снова кивнув. – Я знаю, что мне предстоит долгое лечение, но да, мне полегчало, и я…
Понтер ждал, что она продолжит, но она молчала.
– Да?
– Ну, – сказала она, пряча глаза, – просто я вроде как одна… – Она снова замолкла, но потом продолжила без вмешательства Понтера: – И ты тоже один. И, в общем, когда Двое становятся Одним, чувствуешь себя таким одиноким, когда не с кем провести время. – Она коротко взглянула ему в лицо, но снова отвернулась, словно боясь того, что может увидеть.
Понтер был озадачен. Однако, если подумать…
Даклар была умна, а это всегда влекло Понтера. В её волосах серебрились восхитительные серые пряди, сплетаясь с натуральными каштановыми. А ещё…
Но нет. Нет. Это безумие. После того, что она сделала с Адекором…
Понтер почувствовал покалывание в челюсти. Это иногда случалось, хотя чаще зимой поутру. Он поднял руку, чтобы почесать это место сквозь бороду.
229 месяцев назад ему сломали челюсть, и сделал это Адекор – они поругались из-за пустяка. Не приподними Понтер в тот момент голову, удар Адекора убил бы его на месте.
Но Понтер вскинул голову вовремя, и хотя половину нижней челюсти и семь зубов пришлось заменить искусственными дубликатами, он остался жив.
И он простил Адекора. Понтер не выдвинул обвинений, и Адекор избежал скальпеля принудителя. Он прошёл курс лечения по контролю гнева, и за все месяцы, что минули с тех пор, ни разу не замахнулся на Понтера или кого-либо ещё.
Прощение.
Он много беседовал с Мэре там, в её мире, о её вере в Бога и о человеке – якобы его сыне, – который пытался научить прощению народ Мэре. Мэре была последовательницей учения этого человека.
Ведь, в конце концов, Понтер и правда один. Невозможно было предсказать, что Верховный Серый совет решит по поводу открытия портала в мир Мэре; и даже если они всё же на это решатся, у Понтера не было абсолютной уверенности в том, что портал получится восстановить.
Прощение.
То, что он дал Адекору полжизни назад.
То, что система верований, которой придерживалась Мэре, ценила больше всего на свете.
И, по-видимому, то, в чём Даклар сейчас нуждалась больше всего.
Прощение.
– Хорошо, – ответил Понтер. – Ты должна помириться с Адекором. При этом условии я готов забыть о вражде, которая возникла между нами в связи с последними событиями.
Даклар улыбнулась.
– Спасибо. – Но потом её улыбка померкла. – Ты не возражаешь против моей компании – пока дети не освободятся, конечно? Я всё ещё табант Меги, и они с Жасмель всё ещё живут в одном доме со мной, но я знаю, что тебе нужно побыть с ними, и не буду мешать. Но до тех пор…
Она замолкла, не договорив, но её глаза снова на короткий миг встретили взгляд Понтера, и в них было явное предложение заполнить пустоту.
– До тех пор, – сказал Понтер, принимая решение, – да, до тех пор я буду рад твоему обществу.
Глава 4
Лаборатория Мэри в Йоркском университете выглядела такой же, какой она её оставила; несмотря на всё, что произошло с ней в последнее время, прошло всего тринадцать дней с тех пор, как она была здесь в последний раз.
Дария Клейн – одна из аспиранток Мэри – определённо продолжала регулярно сюда наведываться в её отсутствие. Место, за которым она работала, потерпело перестановку, а диаграммы на стене свидетельствовали, что секвенирование древнеегипетской Y-хромосомы идёт полным ходом, и многие пустые места уже заполнены.
Арне Эггебрехт из Музея Рёмера Пелицеуса в германском Хильдесхайме предположил, что египетская мумия, купленная недавно на распродаже старого парка развлечений в Ниагара-Фолс, – это на самом деле Рамзес I, основатель династии, включающей Сети I, Рамзеса II (которого в «Десяти заповедях» играл Юл Бриннер[2]), Рамзеса III и царицу Нефертари. Мумия сейчас хранилась в Университете Эмори в Атланте, но образцы ДНК были присланы на анализ в Торонто; лаборатория Мэри была мировым лидером в области извлечения древней ДНК, благодаря чему она и познакомилась с Понтером Боддетом. В отсутствие Мэри Дария достигла значительного прогресса в деле с предполагаемым Рамзесом.
– Профессор Воган?
У Мэри ёкнуло сердце. Она повернулась. В дверях лаборатории стоял высокий худой мужчина за шестьдесят. У него был глубокий грубый голос и причёска под Рональда Рейгана[3].
– Да? – Мэри почувствовала тошноту; мужчина загораживал единственный выход из комнаты. На нём был тёмно-серый деловой костюм с серым шёлковым галстуком – узел галстука ослаблен. Мгновение спустя он вошёл в
