– Ладно тебе… начал, было, Хома и тут же прикусил язык, чтобы не вырвалось "уж я то знаю". Он понял, что по какой- то причине его спаситель желает держать все в тайне. А в голове сейчас было так ясно и на душе так легко, что он был готов исполнять любые желания таинственного соседа. Лишь бы не вернулась ужасающая боль.
Максим молчал, подставив солнечным лучам свое лицо. И странное дело, казалось, что солнце быстро возвращает ему силы. Он упивался весенними лучами, как жаждущий упивается родниковой водой. Измученный опытами по целительству юноша впал в состояние, похожее на купание в теплых ласковых волнах.
– Знаешь, - сказал он через несколько минут. Вот идешь в школу, а кто-то свистит тебе. Посмотришь, - никого. А потом голову поднимешь - сидит вот такая мордашка и поет - Макс, не открывая глаз, кивнул в сторону гигантского каштана. Хома тоже взглянул в ту сторону.
– Шпак, - констатировал он, продолжая хрустеть чипсами.
И действительно, на ветке купался в солнце, распахивая навстречу ему крылья и распевая свою немудреную песню, скворец.
Да, птичка, - согласился Максим. Иди сюда, птица, - погруженный в свои мысли рассеянно позвал он. "Птица", она же "мордашка", вдруг прервав свое выступление, спорхнула с ветки и приземлилась на плече у позвавшего.
–Ты видел? Наверное, ручная, - удивился юноша. Дай ему своего чипса,- обратился он к Хоме. Тот в изумлении протянул пестренькой птичке хрустящий кусочек, но скворец, испуганный, этим движением, взвился в высь и скоро вновь угнездился на прежнем месте.
– Видишь, даже птицы не едят этой гадости, - всё также, не открывая глаз, прокомментировал Макс.
– А еще раз можешь? - не обращая внимания на антирекламу, спросил Хома.
– Что? - не понял собеседник.
– Ну, это - приказать, чтобы прилетела.
– Не-е, это она сама… - ответил подросток, вновь погружаясь в негу.
Хома ехидно покачал головой, типа "Знаем - знаем", но спорить не стал и замолчал, пялясь по сторонам и хрустя так не понравившимся незнакомому скворцу угощением.
Максим же в это время впитывал солнечные лучи. Он чувствовал, что солнце быстрее всего восстанавливает его силы, что он здоров, что слабость вызвана только опытами по целительству, и что для быстрого восстановления ему необходимо вот это - солнечные лучи. Очень легко думалось, и подросток вновь попробовал сделать выводы. Во-первых, этот неожиданный дар. В принципе, он может сейчас пойти к профессору и продемонстрировать это на новых или старых безнадежных больных. Он представил себе эту картинку. Изумление, слава… Слава? Запрут, и будут исследовать. А потом толпы больных начнут приставать. Он вспомнил, как объявился в городе некий "святой" и как окружала его толпа больных и калек. Им то всем хорошо исцелять, - обиженно подумал юноша. А тут одного исцелить - такая боль. Потом все равно скажут, что самозванец. Или запрут особо приблатненных исцелять. Нет. Не хочу! - принял он решение. Буду молчать. А там - посмотрим. Он открыл глаза и осмотрелся, наконец, вокруг. Действительно, больница была помещена в бывшем дворце. Или поместье. Или замке. Пышное, но запущенное здание летом наверняка утопало в зелени каштанов. Но сейчас на вековых деревьях только- только проклюнулись листочки. Поэтому старое здание, как и Максим, сейчас лениво грелось в весенних лучах. Юноша вдруг отчетливо понял, что выздоровел. Ему хотелось общаться с друзьями, читать интересные книги, болтаться по вечерам по городку, тайком пробираться на аэродром, и даже… пойти на уроки! Последнее желание было настолько удивительным, что он даже потряс головой. Может, он все-таки болен? Нет, его жестко потянуло на занятия. Какое сладостное предчувствие новых чудес манило его, и юноша решительно поднялся со скамейки.
– Пора! - сообщил он сам себе, но был неправильно понят Хомой.
– Если боишься простудиться, то иди. Я еще посижу. Внутри такая вонища…
– Из-за нас и вонища. Что я, что ты - сколько под себя гадили?
– А пусть бы сразу же убирали. За это им и платят, - свернул второй подросток ответственность за запахи. Тебя проводить? - вдруг проявил он заботу.
– Да нет. Я сам.
Максим одним дыханием поднялся по крученой лестнице на третий этаж и промелькнул по коридору, остановившись у дежурного стола.
– Светланочка, а когда меня выпишут? - спросил он спину болтающей по телефону медсестры.
Возмущенная таким обращением, Светланочка вскочила и резко обернулась. Но, увидев улыбающегося пациента, почему- то перекрестилась и тяжело осела на стул.
– Чудеса - прошептала она.
– Что? Что? - пытался уточнить заинтригованный подросток.
– На себя посмотри, "что?" - посоветовала медсестра. Два часа назад я тебя отпустила во двор. Белый как смерть "тьфу, тьфу, тьфу" был. А теперь? Кровь с молоком?
– Загар. Весеннее солнце - даже не заглядывая в зеркало, оправдывался Максим. По собственному самочувствию он понял - девушка не врет.
– И ты туда же. Чудеса продолжаются, - констатировала она. Когда выпишут? Пока полностью не исследуют ваши случаи - не выпишут.
– А сколько это - полностью? - озадаченно попытался уточнить юноша.
– Это у профессора спроси… Сейчас даже вахту сдавать не хочется, - продолжила она. И Маринка молчит. Что не спрошу о той ночи - " Не помню", говорит. А ведь она- то все помнит, язва эта.
Максим сел рядом на убогий стул и удивленно уставился на медсестру.
– Ну, чего зенки вылупил? Тоже влюбился? А я говорю - язва! - почему- то озлилась медсестра. Послушай, парнишка, я знаю, что говорю. И если она молчит, значит…
Я ее просил молчать, - вспомнил подросток. И она молчит. Очень мило. Может, еще и гипноз? Или что? Он вспомнил сегодняшнего странного скворца и решил провериться.
– Пора спать, - скомандовал он болтушке. Та вдруг прервала свою изобличительную речь, зевнула и стала расстегивать халат.
– Может, прикалывается, - подумалось Максиму, когда толстушка расстегнула последнюю пуговицу. Но девушка аккуратно повесила халат на стул и стала стягивать свитер.
– Абы что, - прокомментировал происшедшее Максим, и, прикоснувшись к спящей, произнес: - Подъем! быстро одеться! Девушка безотлагательно вскочила и в пределах своей сноровки быстро накинула халатик.
– Проснуться! Медсестра рванулась за стол и через минуту щебетала с кем- то по телефону. Судя по голосу, она ничего не помнила.
– Черт! Вот, черт побери! - восхищенно и озадаченно пробормотал Макс. - Значит можно. И профессора можно вот так попросить? И еще много чего, - вырвалась у него мысль. - Это как Мессинг? Тоже неплохо.
Эти рассуждения были прерваны появившимся Хомой. Тот вновь был хмур и неразговорчив. Впрочем, и Максиму было не до разговоров. Он открыл толстый том Дюма и погрузился в роман, разбавленный его же грезами. И только перед вечерним обходом он, узнав, что будет профессор, юноша сказал, Хоме, что видимо, его очень скоро выпишут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
