– Да-да, я вспомнила вас. Но вы действительно меня напугали.
– Да я понял. Читал, какая у судей опасная работа, на вас нападают, угрожают, в вас стреляют. Но сейчас у вас немного поднимется настроение.
С этими словами он достал из своего пакета букет розовых тюльпанов.
– Это вам.
– Спасибо. – Она машинально нажала еще раз на кнопку вызова лифта, двери снова раскрылись, и они вместе вошли туда. Сергей Гурьев подхватил ее сумки.
– Знаете, увидев вас, я все ходил за вами по супермаркету, смотрел и думал – хоть бы не ошибиться. Но потом решил, что это все же вы. У вас такое лицо. Я понимаю, сейчас ночь, и вы, вероятно, ужасно устали, у вас работа такая… нервная, ответственная. Но все равно, я рад, что смог поговорить с вами, подарить вам цветы. Вы не думайте, я сейчас уйду. Я же понимаю, у вас семья и все такое. Но ваш муж не увидит меня, я вас только провожу, и все.
Они вышли из лифта. Лена Корсакова посмотрела ему прямо в глаза. Подумала – какой красивый молодой человек! Зачем он пошел за ней? Просто так? Потому что у него было свободное время и он увидел знакомое лицо? Но тогда зачем цветы? Он мог бы просто понять, что он не ошибся и она – та самая судья, которая вела процесс его брата. Понять и на этом остановиться, успокоиться, как человек, который какое-то время мучительно вспоминал, где он видел кого-то, и наконец вспомнил. Но цветы. К чему это? Да еще какие – роскошные, дорогие! Крупные, розово-зеленые, как попугаи, тюльпаны. Они прекрасно будут смотреться в зеленой продолговатой вазе толстого стекла.
9
– Враги? Нет. У нее не было и не могло быть врагов. Она была такая тихая, скромная, старалась ни с кем по работе не конфликтовать.
– Где она работала?
– В одной компьютерной фирме. Она вообще по природе своей технарь, всегда лучше меня разбиралась в технике, электронике, о компьютере я уж и не говорю.
Герман рассказывал постороннему человеку о своей погибшей жене так, словно он только что обрел друга, которому можно довериться, выложить всю подноготную и, конечно же, поплакаться в жилетку – настолько Марк Александрович стал ему в этот час близок.
– В каких отношениях вы были со своей женой? – Марк говорил тихим, спокойным, почти интимным тоном, словно боясь нарушить ту человеческую душевную связь, образовавшуюся между ними, которая, как он полагал, могла лучше помочь ему понять, чем жила погибшая Ирина Овсянникова.
– В нормальных. Мы нормально с ней жили. Не могу сказать, что это была безумная страсть, но в наших отношениях присутствовала нежность. – Он сказал это, и сердце его переполнилось и одновременно сжалось от гордости за то чувство, которое он питал к своей жене. На миг ему показалось, что она жива и что он делится своей личной жизнью с Марком по какой-то другой, не трагической причине, что они просто ведут задушевную беседу, как два мужика, оказавшись, к примеру, в одном купе, за «рюмкой чаю».
– Герман, я должен вам сказать, что смерть вашей жены, возможно, не случайна и что она может быть связана со смертью еще одной молодой женщины, чей труп мы обнаружили примерно в том же самом месте, что и Ирину. Тот же самый способ убийства, и та женщина тоже была без одежды. Вы не знали женщину по фамилии Погодина? Ольга Погодина?
– Нет. Не слышал. Ее тоже удушили?
– Да. Если вашу жену убили тринадцатого мая, то Ольгу Погодину – на следующий день, четырнадцатого. Возможно, что эти убийства как-то связаны с ограблением, но, я полагаю, ваша жена не носила при себе миллион долларов?
– Нет. У нее были, конечно, деньги, она неплохо зарабатывала. Думаю, больше даже, чем я. Но чтобы ее ограбили? Нет, не думаю.
– Вы не могли бы припомнить, во что была одета ваша жена в тот день?
– Я отлично знаю, в чем была Ирина. Я словно вижу ее перед собой. Она была очень хорошо одета, причесана, и украшения на ней тоже были. Сейчас я сосредоточусь.
Марк слушал, зная, что весь разговор записывается на диктофон.
«…серый шелковый костюм, черные туфли, белый газовый шарф. Сумка из натуральной кожи, серая, со вставкой с шахматным черно-белым рисунком. Из украшений – золотая цепочка, браслет с выгравированным на нем леопардом. Обручальное кольцо и перстень с искусственным бриллиантом. В сумке был еще носовой платок с вышитыми незабудками. Духи японские, зеленый флакон, на «Ш», название точно не могу припомнить. Сигареты «Парламент», легкие. Зажигалка серебряная, мой подарок, телефон».
– Скажите, Марк Александрович, мою жену изнасиловали?
«И Ольгу Погодину тоже не насиловали, – подумал Марк. – Неужели убили из-за денег и украшений? Хотя почему бы и нет? Подонков полно».
– Вы вот сказали, что перстень с искусственным брильянтом.
– Да, я это точно знаю, потому что камень большой, и ни я, ни моя жена – мы бы не смогли позволить себе купить такой бриллиант. Но смотрелся он, как настоящий. Просто шикарно! И браслет, он был из дутого золота, легкий. Ирина сказала, что купила его на выставке ювелирных изделий в магазине «Золотой мир», на набережной.
– Это вы знали, что украшения не много стоили, но преступник мог подумать, что все это настоящее, дорогое. Когда вы видели вашу жену в последний раз?
– Тринадцатого мая, как раз в тот день, утром, когда она собиралась на работу. У нее было отличное настроение. Позже, вечером, к нам пришла ее подруга, Даша. Надо сказать, она ее близкая подруга, и они всегда прекрасно ладили. Так вот, Даша сказала, что Ирина сразу после работы отправилась за покупками. Но перед этим они договорились, что Даша придет к ней вечером и принесет какой-то там крем. Вот она и пришла. А Ирины нет. Мы с Дашей довольно долго прождали, пытались понять, что с ней могло случиться и куда она делась. А потом я совершенно случайно на подоконнике в кухне обнаружил большую кастрюлю с тестом. Оно вылезало через край. Вы знаете, о чем это говорит? О том, что Ирина приходила домой в обеденный перерыв, вернее, приезжала на маршрутке, это быстро, минут десять от ее работы. Приехала, поставила тесто, чтобы вечером что-то испечь. Значит, она никуда не собиралась.
– Выходит, так, – согласился с ним Марк. – Еще хочу спросить. Вы так красочно описали, как была одета ваша жена. Она всегда одевалась так, изысканно, я бы сказал? Серый шелковый костюм. Не джинсы с майкой или кофтой, как предпочитают многие женщины.
– Она всегда одевалась красиво. Я понимаю, к чему вы клоните. Не собиралась ли она куда-нибудь после работы, к примеру, да? Нет, не думаю. Она всегда выглядела так, словно собиралась в гости. И тот день не был исключением.
– А что делали вы между девятнадцатью и двадцатью часами тринадцатого мая, Герман?
– Я ждал этого вопроса. Ничего я не делал. Сидел дома. Вернее, лежал на диване и спал. А потом, когда проснулся и взглянул на часы, я понял, что Ирины нет и что это очень странно. После сна у меня была тяжелая голова, мне надо было прийти в себя. Но вскоре заявилась Дашка. Вот с этого момента все и началось. Все страхи, переживания. У меня нет алиби, Марк Александрович. Но я не убивал свою жену! Как не убивал и ту, другую. Я же не маньяк какой-то. Но, мне кажется, вы найдете убийцу. Найдите его.
10
Психологически она была уже готова к появлению в ее доме сына Беленкова, ей было даже интересно, что же такое он собой представляет, если даже мужчины отзываются о нем, как о красавчике. Смазлив? Симпатичен? Или же все-таки он наделен редкой природной красотой, как молодой Ричард Чемберлен?
Рита представила себе: дверь ее мастерской раскрывается, и она видит Чемберлена, его нежную улыбку, чувствует на себе его взгляд, словно прокалывающий ее до самых пяток. Смогла бы она написать его портрет, постоянно чувствуя на себе этот взгляд, устояла бы, очарованная, перед ним, сохранила бы верность Марку?
Раздался звонок, она улыбнулась. А вот и будущий натурщик.
Увидев на пороге бледную, красивую, в каплях дождя Лену Корсакову, она с трудом сдержалась, чтобы не захлопнуть дверь прямо перед ее носом.
– Проходи. – Рита уже забыла, как обращалась к ней – на «ты» или на «вы». Да это теперь и неважно. Снова пришла жаловаться на свою жизнь Марку! С какой стати? Все ее договоренности с мужем забылись – она видела перед собой законченную эгоистку, которая стала считать этот дом чуть ли не своим. Да еще хочет записаться в подружки к Рите!
– Я понимаю, Рита, что утомила вас своими визитами, но, правда, мне и пойти-то некуда. У меня сейчас такое состояние, что мне, честно говоря, даже все равно, что ты обо мне подумаешь.
Видно было, что Лена не в себе. Даже не ожидая дальнейшего приглашения, она прошла в кухню, села с измученным видом и посмотрела в окно, словно там, где-то на облаке, сидел и смотрел на нее участливым взглядом ее товарищ – Марк.
Потом резко повернулась, сверкнула глазами, и Рита поняла, что Лена близка к истерике.
– Ну что еще случилось? – чуть ли не простонала Рита.
– Я умом понимаю, что не должна так часто у вас бывать, но у меня такое чувство, словно жизнь меня скручивает, как удав. Я, взрослая женщина, да к тому же еще и судья, чувствую себя слабой. Ты знаешь, у меня был муж. Причем муж – так себе. Ничего особенного. Но мы жили вместе. Он постоянно был рядом. Оказывается, он был моей опорой, а я этого не понимала. Пусть этот брак давно изжил себя в самом хорошем смысле слова, но он был вроде друга, близкого человека.
