Принц ушел. Оставив Риту на съедение Марку.
Но когда Рита заглянула в спальню (был поздний вечер, за окнами воздух налился лиловыми красками, из-за чего густые кружевные занавеси казались фиолетовыми), ее ревнивый, с собственническими замашками муж крепко спал. Она прилегла рядом, но лампу гасить не торопилась. Лежала, рассматривая потолок, и думала о том, как же она дурно поступила с Корсаковой. Выставила ее, по сути, за дверь. Унизила, быть может, своими подозрениями. А что еще ей оставалось делать? Кто, как не она сама, должен оберегать Марка от чужих проблем? У них что, своих не хватает? Но, поразмыслив немного, Рита поняла, что особых проблем-то у них как раз и нет. Живут они душа в душу, деньги в доме благодаря тому, что картины ее хорошо продаются, не переводятся, они могут позволить себе многое. У них растет Фабиола, жива-здорова мама, которая живет в их огромном загородном доме в Пристанном.
– Марк, может, поедем в Пристанное? Хотя бы на денек?
Она спросила об этом машинально, забывшись, и, спохватившись, что могла нарушить его сон, сразу же пожалела о сказанном. Знала, что Марк мгновенно среагирует на ее голос – проснется. И он проснулся. Протянул к ней, не открывая глаз, руки. Она тоже обняла его, поцеловала:
– Марк, я Корсакову выставила. Так получилось.
– Подумаешь! – Он провел рукой по ее лицу. – Главное для меня – это ты. Если ты ее выставила, значит, так и должно было случиться. Я же не мог этого сделать.
– У нее какой-то парень появился, вроде ухаживает за ней, я так поняла. Она приходила, чтобы попросить тебя «пробить» его – не подставное ли это лицо?
– Пусть сама со своими мужиками разбирается. – Он открыл глаза и улыбнулся. – А я так хорошо поспал! Даже выспался, пока вы с этим… парнем работали.
– Может, чаю?
В кухне они обычно и разговаривали. Они сидели друг напротив друга, их разделяла ваза с тюльпанами. Марк рассказывал о совершенных в городе двух убийствах.
– Две молодые женщины. Удушены. Ирина Овсянникова, двадцать два года, замужем. Муж, надо сказать, произвел на меня очень хорошее впечатление. Его зовут Герман. Он в первый же вечер начал паниковать, сильно переживал, когда жена не вернулась с работы. К ним подруга пришла, Даша, вот они вместе и обзванивали больницы. Говорит, врагов у нее не было, работала жена в компьютерной фирме, вроде все нормально было. Конечно, как и у каждой женщины, у нее имелись кое-какие драгоценности, которые и были на ней в момент убийства, поэтому версию об убийстве с целью ограбления мы оставить не можем. Овсянников опознал жену, в морге потерял сознание.
– А еще одна?
– Ольга Погодина, та чуть постарше, двадцати пяти лет. Нигде не работала. По словам соседки, жила с котом. Думаю, соседку этот факт сильно раздражал. Как и то, что у Погодиной всегда водились деньги. Я подозреваю, что у нее был любовник и соседка наверняка знает о нем, но почему-то молчит. Может, он ей уже позвонил и попросил держать язык за зубами? Может, пригрозил или, наоборот, – заплатил?.. Но все это надо выяснять.
– А почему соседку раздражало, что эта девушка жила с котом?
– Не знаю. Не все же любят домашних животных. И еще я думаю, что хозяйка, вероятно, кормила этого кота какими-нибудь деликатесами, в то время как соседка ограничена в средствах. Я так предполагаю.
– Они не были изнасилованы, их удушили, сняли с них всю одежду. Судя по всему, убийца один (способ убийства одинаковый, тела нашли приблизительно в одном и том же месте, с разницей в один день), и причина, по которой он убил женщин, тоже, скорее всего, одна. Значит, этих женщин что-то связывало, – рассуждала Рита. – Но что? Может, они в свое время были любовницами одного и того же мужчины и отвергли его? Может, это убийство вовсе и не связано с любовью или сексом? Но факт, что убийца хотел этих женщин унизить – это точно. Если жертвы были изнасилованы, отсутствие одежды было бы объяснимо. А так… Что он хотел этим сказать?
– Знать бы! Рита, не загружайся этими убийствами. Живи себе спокойно.
– Марк, но я должна понять! К тому же не забывай, я тоже женщина. И не старая. Хотя и постарше этих двух. Надо расспросить близких, родственников, соседей, подруг. Человек не может жить без каких-то следов, он повсюду их оставляет – иногда какое-нибудь случайно оброненное слово может вызвать жгучую неприязнь и желание убить. А еще – комната жертвы. Это – самое интересное. Она может рассказать о многом.
– Рита, ты чай допила?
– Допила, и что?
– А то, что уже два часа ночи и пора спать.
Марк был прав. Рассуждать можно до бесконечности, но пока что у них под рукой мало фактов. Только два трупа.
Рита вздохнула и открыла холодильник – надо было достать из морозилки курицу.
– Ладно, Марк, иди, я сейчас.
– Так ты хочешь, чтобы мы завтра, вернее, уже сегодня поехали в Пристанное, хотя бы на вечер? Или переночуем там?
– Ты что, слышал? А я думала, ты спишь.
– Слышал и тоже хотел бы поехать – проведать Фабиолу.
11
– Николай Юрьевич, вы пойдете сегодня обедать? – Секретарша заглянула в кабинет Перекалина и посмотрела на него почти по-матерински, с упреком, мол, совсем заработался человек.
– Нет-нет. У меня дела. Вот только кофе приготовьте, Светлана Валентиновна, пожалуйста. И, если можно, сделайте мне пару бутербродов с сыром.
И он снова углубился в изучение документов. И хотя дела на маслозаводе, которым руководил Перекалин, шли неплохо и год прошлый выдался урожайным на подсолнечник, все равно время от времени возникали какие-то проблемы. Теперь же, когда завод отметил свой пятидесятилетний юбилей и были подведены неутешительные итоги, оказалось, что он требовал реконструкции и капитального ремонта некоторых основных линий, не говоря уже о закупке нового современного оборудования, и у его директора все чаще возникал вопрос – а не продать ли к чертовой бабушке все это пришедшее в негодность огромное хозяйство? Продать и купить, к примеру, землю за городом и заняться разведением гусей? Тем более что его зять так и сделал и уже десять лет жил в Ясеновке, разводил гусей, а теперь вот решил заняться бычками и выращивать корма.
Секретарша принесла большую чашку кофе, блюдо с бутербродами и так и вилась вокруг него, так и вилась, словно собиралась на прощанье, перед тем как самой отправиться обедать в заводской буфет, поцеловать его в лоб. Нежно и преданно.
– Ой, чуть не забыла! Вам же посылка! Утром почтальон принес.
Перекалин даже как-то не обратил на это внимание. Он мысленно уже прощался с заводом и перенесся на зеленые лужайки позади родной деревни – Лопуховки. Тихое место, и река рядом.
Секретарша положила перед ним большой мягкий сверток – коричневая бумага была плотно перетянута бечевкой, в центре – блестящая шоколадная, на вид еще теплая, лепешка сургучового штемпеля.
Оставшись один, Николай Юрьевич, заперся, достал из потайного шкафчика бутылку коньяку, налил себе рюмочку, выпил. Потом убрал все в шкафчик, вытер рот ладонью и вернулся на свое место. Взял телефон и набрал номер, который уже давно не отвечал. Он звонил сто, нет, уже тысячу раз, но в трубке раздавались лишь прохладные и равнодушные ко всем земным страстям длинные гудки.
Взгляд его упал на посылку. Что бы это могло быть? Он пощупал рукой посылку. Что-то мягкое. От кого? И тут ему стало как-то не по себе, когда он на месте обратного адреса увидел свой собственный: ул. Мичурина, д. 34/54, кв. 137. Да и отправитель был ему более чем знаком: Перекалин Николай Юрьевич, то есть – он сам. Такое уже случалось в его жизни, когда он с курортов, где отдыхал с семьей, сам для себя, в Саратов, на собственный адрес, отправлял посылки с сувенирами, какими-то кожаными куртками, вазами. Но теперь-то что? Он ничего себе не отправлял. И сразу стало как-то нехорошо на душе, как у человека, который столкнулся с чем-то необъяснимым, и внутреннее чувство, что он либо сходит с ума, либо в природе происходит что-то странное, чего надо бояться, давит, мешает адекватно осознать происшедшее. И все это внезапно вызвало у него кишечную колику.
Когда его отпустило, посылка со стола не исчезла. Он взял ножницы, разрезал бечевку, развернул коричневую бумагу и был совершенно сбит с толку, когда из-под нее показался кусок белого газового шарфа. Потом он увидел сложенный аккуратно, знакомый до боли серый шелковый костюм своей любовницы, Ирины Овсянниковой. Отдельно, в пакете – ее любимые черные туфли. Здесь же – сумка, из натуральной кожи, с шахматным узором. Среди вещей – коричневый почтовый конверт, в котором Перекалин, весь мокрый от волнения и страха, обнаружил украшения: золотую цепочку, браслет с выгравированным на нем леопардом, обручальное кольцо и перстень с бриллиантом, носовой платок с вышитыми незабудками, тяжелый бледно-зеленый флакон с японскими духами «SHISEIDO», пачку легких сигарет «Парламент», серебряную зажигалку. И еще – белье. Белые трусики, розовый бюстгальтер. Ирина не любила комплекты и всегда покупала белье разных цветов.
