Чтение продолжалось, но я уже не слушал, просто наблюдал, как друзья и родные вокруг меня кричали и барабанили по столу, пьяно требуя читать дальше и дальше. Все так же притворно веселясь, я сумел-таки выхватить у Николаса оставшиеся письма и быстро убрал их в коробку. Возможно, Кэрол по моему выражению лица увидела, что ее муж зашел слишком далеко, и довольно запоздало попыталась прийти мне на выручку:
— Как знать, может, ты прославишься уже через год. Он же работает над сценарием, правда, Джимми?
— В самом деле? — обрадовалась Нэнси. — О чем?
— Ну, пока еще рановато, лучше я не буду рассказывать.
— Чего уж там, Джимми, уж нам-то можно сказать, — взмолился Норман.
— Вы только издеваться будете.
— Не будем, валяй, о чем сценарий?
— М-м-м, не-a, да и неохота, чтобы кто-нибудь спер мою идею.
— Мы никому не скажем, честное слово, — прошептала Нэнси.
— Ты должен практиковаться и рассказывать свои сюжеты, Джимми. Подать идею — один из базовых навыков сценариста, — сказал брат.
Николас был прав, и теперь, когда меня выставили таким неудачником, я отчаянно жаждал сделать все что угодно, дабы восстановить свою честь. Вот он, хрустальный башмачок, — когда они все увидят, что он мне впору, настанет мой черед смеяться.
— Ладно. В общем, все крутится вокруг одной идеи. Комедия, но и что-то вроде ужастика.
— О'кей, парень, у тебя две минуты, — произнес Николас, затягиваясь несуществующей сигарой в неубедительной попытке изобразить голливудского киномагната.
— Хорошо. Представьте: миллионер, промышленный король, решает убить жену. Но когда он приходит домой ее убивать, выясняется, что жену похитили! — Над столом пронесся гул заинтересованного одобрения, и я продолжил: — Все ему говорят: «Платите выкуп!» — а он отказывается. Говорит: «Нет, нельзя идти на поводу у этих наглецов!» — и лишь мы, зрители, знаем, что в душе он надеется, что похитители сделают за него всю грязную работу!
Я протянул руки навстречу маленькой буре оваций, но брат просто выдал пять убийственных слов:
— Что ли, как «Пощады нет»?
— Э-э, я не смотрел. А там как?
— Богач пораньше приходит домой, чтобы убить жену, и обнаруживает, что ее похитили.
— Хватит, уже не смешно.
— И все говорят: «Платите выкуп», а он говорит: «Нет, мы не пойдем на поводу у этих наглецов».
— Ага, помню, — вставила Нэнси. — Дэнни де Вито, Бетт Мидлер. Кстати, неплохой фильм.
Я попытался спасти свой ценный проект от деструктивного разоблачения.
— Ну да, но соль моей истории в том, что именно похитители в отчаянии, потому что связались с этой совершенно невыносимой заложницей, и раз за разом снижают сумму выкупа, чтобы от нее избавиться, а муж не платит ни цента.
— Верно, так оно и было, теперь все сходится, — сказала Кэрол.
— Точно, я как-то брал в прокате, — добавил Дэйв, явно не собираясь меня выручать.
Не уверен, сказал ли я еще хоть что-нибудь до конца вечера. Нет, точно, где-то час спустя, четко помню, я пробормотал «естественно» в ответ на шепот Нэнси «Джимми, ты в порядке?». Время от времени я потягивал из кружки, чувствуя, что смех и болтовня где-то далеко, как гулкое эхо криков в муниципальном плавательном бассейне. Мне больше не хотелось там сидеть. Прямо перед закрытием внесли большой торт, все спели «С днем рожденья тебя!», а я задул единственную свечу. Ну вот, еще один год потух без усилия. Вот именно, с днем рождения, Джимми, твою мать. Дэнни де Вито паршивый. Он же у меня, нахрен, идею спер, гад. Когда я все-таки добрел домой, то прочитал еще несколько своих подростковых писем о прекрасной жизни, жизни со славой, успехом, деньгами и поклонниками. Потом подошел к книжной полке и отыскал оскорбительный для меня фильм в справочнике по кино. Там в точности пересказывался мой сюжет, на который я возлагал столько надежд. Пощады нет. Четыре звездочки. Так я и знал, что это классный сюжет.
А потом я выбросил свой сценарий в корзину для бумаг.
3
27, проезд Вязов
Восточный Гринстед
Западный Суссекс
Англия
Дорогой Джеймс,
Знаю, с последнего письма прошло только два дня, но я вот взялся было за сочинение о Тюдорах и подумал: напишу-ка я еще одно письмо, а потом займусь сочинением. Большинство моих одноклассников, конечно же, забудут о задании до самого сентября, а по-моему, уж лучше я сразу его напишу, чем это дело будет висеть на мне все лето, а потом придется нагонять впопыхах.
Не знаю, куда ты поедешь в летний отпуск, но воображаю, что это что-то дико знойное, там сказочные бунгало, а окна выходят прямо на пляж с пальмами, и еще много всякой интересной культуры и истории, на случай дождя. Уверен, ты, конечно же, не такой человек, который отправит своих детей на две недели к дедушке и бабушке, якобы это летние каникулы. Кроме того, поскольку ты не мужской шовинист, то иногда даешь жене решать, что делать, и вы не выясняете отношения весь отпуск. Ты к ней относишься почти как к ровне, но, к счастью, она любит делать как раз то, что нравится тебе. Твоя жена вроде феминистки, только красивая. Но не вульгарная. Вообще-то она даже очень умная, и будет в самый раз, если она носит очки, как иногда Фелисити Кендалл в программе «Хорошая жизнь».
Твои дети скорее похожи на тебя в детстве. Ты не так любишь командовать, как твой брат Николас. Ты хороший родитель, который понимает, что дети взрослее, чем кажется, и им разрешается смотреть программы, которые могут показаться кому-то неприличными, особенно для семейного просмотра. Твоя жена никогда не водит сына стричься в женскую парикмахерскую, где в соседнем кресле подстригают его учительницу французского.
Наверное, когда человек так знаменит, как ты, сложность в том, что куда ни пойди, всюду тебя узнают! Кто-то, вероятно, завидует твоему богатству и славе, но им трудно понять, что на другой стороне холма трава всегда кажется зеленее. С их точки зрения, приятно быть вот таким богатым, иметь огромный дом и покупать все, что хочется, и что все тебя любят и дают тебе все, что ты захочешь. С их точки зрения, это очень привлекательный образ жизни. Но они видят только положительную сторону и не думают об изнанке, например, что иногда приходится раздавать автографы.
У любого образа жизни есть свои за и против. Скоро опять напишу.
Искренне свой, Джимми.
Депрессию, которая навалилась на меня ночью после дня рождения, несомненно, усугубило осознание, сколь большие надежды возлагал на меня подросток Джимми. Чем больше читал я эти напыщенные письма, тем сильнее чувствовал разочарование. По-моему, уж если предсказывать будущее, то нет смысла вещать о рутине повседневности. Кому был бы интересен Нострадамус, напиши он: «И в земле Англов моросить будет часто, великое неудобство, ибо автобуса не дождаться вовек, а придут, так три кряду»? Глядя, как малыш играет в «Лего», мы говорим: «Смотри, он вырастет великим архитектором!» Мы же не говорим: «Он устроится в строительную компанию, будет день-деньской просиживать в конторе и решать рутинные программистские проблемы интегрированных сетей». И я понимал, почему тогда предвкушал жизнь столь восхитительную: о ней намного интересней писать. А теперь надо было улыбаться своим наивным фантазиям и думать: «Ну и хорошо, что все это не сбылось, и что я таков, каков есть». Только я вовсе так не думал. Все-таки приятно было бы выступить в программе «Это твоя жизнь», заслушать список своих достижений и делать вид, что краснею, пока мне рассказывают о моей неустанной заботе о заповедных выдрах. И я все еще отчаянно жаждал быть кем-то. Джимми Конвей разработал проект успеха, но не более того — только проект.
Интересно, что чувствовал пахарь в старину, застряв в колее? Было уже три часа ночи, третье воскресенье сентября, в сыром и ветреном прибрежном городке Сифорд. Всю ночь ветер выл, как звуковая дорожка к «Скуби Ду»,[10] хлопал деревянной калиткой и кружил полиэтиленовые пакеты у кромки моря. Бетти сидела у кровати и ожидающе таращилась на меня, вздрагивая от волнения: что я сейчас сделаю?
— Спать, Бетти, — пробормотал я, и она неохотно поплелась к своей подстилке. Прежде чем улечься, она прошлась по кругу раз двести, бесконечно грызя скрипучий полистиреновый наполнитель подстилки, — древнекитайская пытка бессонницей для нервных страдальцев.
Футбольные матчи обычно начинаются в три часа дня, а уроки в школе — в девять утра. Так вот и три часа утра — давно принятая точка отсчета для традиционной медитации на тему «Что в моей жизни неладно?». Нет лучшего момента, чем предрассветные часы с их низкой энергетикой, когда входишь в сокровенную пещеру тоски и жалости к себе. Надо бы провести маркетинг магнитофонных записей негативного мышления — прокручиваешь такую запись, если проснулся среди ночи, но не до конца уверен в собственном ничтожестве. Чтобы на гулком фоне отдаленных флейт и загадочных трубок-колокольчиков мягкий, но авторитетный калифорнийский голос твердил: «Ты никчемное дерьмо. Ты ничего не достиг. Твоя жизнь — бардак, и во всем виноват только ты». Говорят, на предрассветные часы приходится более пятидесяти процентов самоубийств. Уверен, моя идея насчет записей с негативным мышлением увеличит эту цифру еще процентов на десять.
