В этой истории самым грустным является не то, что студенты не сумели продемонстрировать умения думать, а то что у профессора даже тени подозрения не возникло в том, что именно он (в числе других) в этом виноват. Он, очевидно, полагал, что кто-то другой, а не он, должен был научить студентов думать, а он только соберет плоды. Но, очевидно, что и все остальные преподаватели думали то же самое: что творческие способности произрастут сами собой, без специального культивирования. Повторю еще раз: смое грустное в этой истории - это отсутствие рефлексии над тем в какой мере средства (образовательный процесс) сообразуются с целями (воспитание творческих способностей).
И этот пример не самый тяжелый. В пределе можно получить технологию внутри которой ученику вообще некогда будет задаваться вопросом о развитии своих творческих способностей. Все его время уйдет на выполнение формализованных операций: слушание и записывание лекций, чтение и конспектирование и т.п. И такой пример в реальности был: один преподаватель подготовил к экзамену "114 вопросов". К каждому из этих вопросов (для проработки в обязательном порядке) была соответствующая литература, иногда, объемом более сотни страниц. Подразумевая, что это был не единственный курс в том семестре, нетрудно догадаться, что все усислия студентов были направлены на то, чтобы успеть к экзамену все это законспектировать. И, опять, самое грустное в этой истории было то, что преподаватель считал себя идеальным педагогом и все возражения на этот счет с пренебрежением отвергал.
Таким образом, в качестве негатива, можно говорить о том, насколько та или иная формальная образовательная технология ограничивает возможное самодвижение ученика (если оно есть). А в качестве позитива здесь стоит проблема организации образовательного процесса таким образом, чтобы движение ученика в образовательном пространстве всегда происходило в сфере "творчески достижимого". Это та сфера, внутри которой для ученика возможно творчество (он уже дорос до нее, но не перерос). В этой сфере его движение может стать движением, развивающим его творческие способности. В этой сфере возможны для него открытия "для себя". Структура и динамика этой сферы есть задача для позитивного изучения этой проблемы (каким образом сфера открытий "для себя" переходит в сферу открытий "для другого"). Можно сказать одно: развитие творческих способностей идет путем открытий "для себя", и образовательные технологии должны помогать расширять пространство для этих открытий и вести путем этих открытий.
Нетрудно увидеть, что этот путь - не прямой путь. А прямой путь здесь (путь, заданный формальными технологиями) - не самый короткий. Возможно именно этим (т.е. стремлением каждую истину, каждое знание открыть "для себя", "во второй раз") объясняется замедленое развитие иных гениев. Эйнштейн отставал от своих сверстников по физике и был вынужден дольше других заниматься одними и теми же задачами, в то время как его сверстники уже "играли в другие игры". Про Бетховена говорили, что в своем стремлении всем овладеть собственными усилиями он, иногда, удлиннял свой путь в музыке.
Высшим результатом этого пути должно быть осознание учеником того принципа, что творческая способность важнее знания: я открыл не много истин "для себя", но я открыл нечто большее, чем любая истина - способность самостоятельно открывать истины.
Следующий фактор внутренней активности связан с характером процесса понимания, развитием языковой способности, и типом интеллектуального поведения.
Перевод информации в знание подобен разгадыванию кроссворда: за внешне не связанным друг с другом набором определений нужно найти связанную определенным образом систему смыслов. Уже разгадывание обычного кроссворда показывает насколько непрямой здесь путь: кроссвод невозможно разгадывать идя последовательно от первого пункта к последнему. Разгадывание идет путем многочисленных возвратов в уже пройденные точки, в которых воэможные смысловые связи могут натолкнуть на уэнавание смыслов, стоящих за ранее нераскрытыми определениями. А если учитывать, что смысловое пространство в реальности образовательного процесса многомерно, то станет ясно, что ход познания в этом пространстве гораздо извилистей, чем при разгадывании кроссворда.
В целом, движение здесь идет также путем создания точек сцепления смыслов, многочисленных возвратов от одной точки к другой в желании найти единую смысловую связь. И, раэумеется, что конкретный характер этого пути и конкретная смысловая структура, возникающая в результате этого пути в большой степени определяются характером внутренней активности идущего.
В одном отношении это определяется типом интеллектуального поведения, а в другом - степенью развитости языковой способности.
Под типом интеллектуального поведения будем подразумевать характер объемности и глубины в процессе понимания: насколько широко распологается сеть центров в смысловом пространстве и насколько продвижение в этом пространстве является стремлением найти универсальные смысловые связи. При чтении конкретного текста это будет выглядеть, с одной стороны, как стремление найти как можно больше смысловых связей этого текста с другими текстами, а, с другой стороны, как стремление опуститься на как можно более универсальный уровень связности. Степень проявленности этих качеств в понимании будет определять тип интеллектуальной поведения: от пассивного (движение в предельно узком коридоре смыслов и на предельно конкретном уровне их связности) до активного (двигаться предельно широко и глубоко).
В связи с активным типом интеллектуального поведения в образовательном процессе могут возникать соответствующие сложности. Этот тип поведения сам по себе еще не гарантирует высокого качества результатов. На первых порах своего проявления это еще только спонтанная активность, которая может проявляться, например, при конспектированиии в виде серии интеллектуальных всплесков, т.е. того, что было результатом обнаружения ранее неизвестных предметов, связей, проблем и было направлено на осмысление этих новоявлений. Такое "странное" прочтение является естественным результатом интеллектуально активного поведения, и, разумеется, результат при этом не является ни "правильным", ни "стандартным". Если такой результат в его непосредственном виде появится на экзамене, то он будет расценен как "неправильный". Нужна систематическая разработка материала до его развитого состояния в котором ученическая активность будет направлена и добавлена соответствующими составляющими. Для этого нужно соответствующим образом построить образовательный процесс. А если этот процесс представляет из себя монолог со стороны преподавателя, и если работа ученика с литературой будет изолированной и ему будет негде и не с кем вести дальнейшую разработку первичных результатов, то и конечный результат (на экзамене) может не выйти за пределы первичности. В лучшем случае ученик отделается легким испугом, а в худшем случае получит обвинение в нестарательности и неспособности (если преподаватель не тематизирует для себя суть ситуацции).
Но это еще не самая тяжелая ситуация для активного типа интеллектуального поведения. Еще тяжелее, когда формальные образовательные технологии настолько уплотнены, что ученику, для того чтобы остаться в рамках образовательного процесса, нужно менять сам тип интеллектуального поведения. А это уже превращается для него в отчуждение от образовательного процесса и от самого себя.
Здесь возникает проблема того, какой тип интеллектуального поведения поддерживают и культивируют конкретные образовательные технологии.
Второй фактор, определяющий характер движения в пространстве смыслов - это степень развитости языковой способности. Определим ее как способность проникновения к смыслам через их символическое представление и , наоборот, как способность символически представлять смыслы. Эта способность имеет два измерения: формальное и содержательное. Формальное измерение - это степень развитости способности как таковой, не зависимо от того к чему она применяется, а содержательное измерение - это система конкретных содержаний, уже освоенных в рамках данной способности. Формальное и содержательное измерения языковой способности задают границы возможного движения в пространстве понимания, приоритетные точки концентрации смыслов, направления их развертывания и способы представления.
Уже из этих определений нужно сделать вывод о неустранимом субъективном характере понимания. Всякий способ представления трансформируется в соответствии с наиболее приемлимыми для данной индивидуальности формами. Любые смыслы структурируются в соответствии с разработанными схемами.
То, что понимание осуществляется в рамках, заданных языковой способностью (а развитие этой способности осуществляется путем наращивания характеристик наличного состояния этой способности), ставит проблему адекватности образовательных технологий характеру и темпам возможного развития индивидуальной языковой способности.
