— Его Величество Карл Четвёртый — слабоумный дурак, pelele[5] — презрительно сказал дон Лукас. — Им вертит Бонапарт. Думаете, я смел только в лесу на Алаине? То же самое я сказал в Мадриде. Поэтому я здесь. Дальше сослать невозможно — Испания и Лехапуа находятся на противоположных сторонах глобуса. Как вам нравится барон в роли тайного агента? Можете смеяться…
Лиза доверительно прикоснулась к ладони Лукаса, заставив его сладко вздрогнуть:
— Как я вас понимаю! Вы благородный человек, а пропадаете зазря. А супруга ваша?..
— Я холост, сеньорита.
«Эх, будь я дура, если тебя не соблазню! Дай мне денёк-другой, и будешь мой, вместе с усами и баронством. Только б Митяй дело не сорвал… Этот явится с пистолем — и спрашивать не станет, сразу пулю в лоб. Тем более, я в таком наряде! Что он подумает?..»
Будущее показало, что Лиса боялась не того, кого следовало.
Осенний закат на Алаинах дивно хорош. Оказалось, дон Лукас уже натоптал тропочку для прогулок и, конечно, захотел показать её гостье:
— Хотите ли полюбоваться закатом?
Сзади бесшумно шли четверо раскосых с оружием.
— Я вовсе не враг русским, сеньорита. Есть приказ, я его исполняю. Если бы не долг — служить Испании, — и не доносчики среди моих людей… Но чисто лично должен заметить — зря ваш досточтимый отец снабжает марунов оружием. Сейчас они стреляют в нас, а завтра возьмут на прицел вас. Да, европейцы жестоки. Но у нас, по крайней мере, есть понятие о чести, о милосердии… А попади вы в руки марунов одна, ваша участь будет ужасна. Было бы непростительной глупостью утверждать, что отсталые народы — наши братья. Если дать волю псу, он станет волком и разорвёт хозяина. Как говорят у нас: «Alhijo y mulo para el culo».[6] Разве ваши лотаряне и кумаре — чистые «естественные люди», о которых грезил мсье Жан-Жак Руссо?.. Это разумные звери. Дайте им ружья — и ни тюленей, ни оленей здесь не останется; уцелеют одни пташки.
Лиса слушала его и хмурилась: «Он не со мной говорит — спорит с кем-то, кто остался в Мадриде. Но насчёт кумар — пожалуй, верно…».
Зря дон Лукас помянул кумар — их позови, вмиг явятся.
Закат был чудесен, Лиса взяла кабальеро за руку, но тут сзади кто-то ахнул.
Раскосый упал — в спине кумарская стрела, — а вторая уже воткнулась в грудь тому, кто обернулся лицом к опасности. Сразу вслед за стрелами по воздуху прошуршали топорики — одному по черепу, другому по рёбрам.
Прежде, чем дон Лукас схватился за пистолет, Лиса ловко выхватила оружие из его кобуры и, отступив, взвела курок:
— Ни шагу!
Потом она метнула взгляд на Ермолая, прыжком выскочившего из зарослей — в руке готовый к броску нож:
— Стой! не смей!
— Почему? — спросил сын вождя, не спуская глаз с испанца. Тот подносил руку к эфесу шпаги.
— Дон Лукас, без глупостей. Топорок быстрее вас.
— Ваш пёс… — медленно кивнул испанец. — Верный слуга.
— Спасибо за платье и угощение, кабальеро. Ваша ласка вам на пользу — останетесь живы. Топорок, привяжи его к дереву и заткни рот… Когда вас освободят, уносите ноги — утром тут будут казаки.
Кумарин и рыжая фея растаяли в темноте вечернего леса, а дон Лукас остался в приятном обществе: два покойника, третий без памяти, четвёртый от боли свернулся в клубок, боясь дохнуть.
Солнце зашло, но тепло осеннего дня долго витало в воздухе — оно чувствовалось ещё тогда, когда филиппинцы нашли своего господина.
Климат тропический, жаркий и влажный (на северных Алаинах — субтропический). Тёплое С течение. Ветры января — СЗЗ, июля — В. Средняя температура января +15 °C, июля +28 °C (на северных о-вах соотв. +14 °C и +27 °C). Растительность: гибискус, пальма Алаина, панданус, алеврит, кокосовая пальма, орхидеи, папоротники, бамбуки, магнолии и камелии.
…И по блату в монастырь
Патрик бушевал:
— Стыд и срам! Что по островам говорить станут?! Марфина дочь в мужских панталонах вернулась, в испанской ночной сорочке! девичью честь под кустом забыла!.. А ты — брат родной, — куда смотрел?
— Брат!.. — смущённо буркнул Митяй, пряча глаза и щёлкая курком пистоля. — За ней пятнадцать казаков следили — не устерегли… Уж если девушка споётся с кем, её на цепи не удержишь, в сорок глаз не уследишь…
— Значит, у них сговор был!
— Как же без сговора-то? Обязательно был. Лизка-то — тюленя веслом убить может, а тут — под ручку с испанцем гуляла, ворковала. Знамо, бежала к нему по согласию…
— Ты откуда знаешь, как она гуляла?!
— Топорок, честная душа, всё видел; он и рассказал.
— Ермолаю, спасителю Лизаньки, надо вторую медаль дать, — пылко вмешалась мать Татьяна.
— Пороть его надо, спасителя! — вскипел комендант. — Был в трёх шагах, с ножом в руках — и вражеского резидента не убил! Ему, видите ли, баба не велела!.. Эдак бы я Главному правителю отписал: «Никак не могу, государь мой, солеварню строить — жена не велит, я её слушаюсь!» То-то бы меня медалью наградили!..
— Может, послушаешь меня — и лучше будет, — упрямо твердила Таня. — Церкву ты поставил, железный завод выстроил, молодец — а дочка не пристроена! Я, что ли, должна ей жениха присматривать? С кем капитаны встречаются, с кем офицеры водку пьют — нешто со мной? Вот бы и подыскал из приезжих. Девушка на выданье, томится, в ней кровь кипит — далеко ли до безумства? Испанец был барон, неженатый, а что католик — нам не привыкать вас обуздывать…
— Хватал бы его, и сюда! — напустился Патрик на Митяя. — Пусть выбирал бы — в петлю или под венец. Такое дело надо честным браком покрывать!
— Схватишь, как же. Лизка сама ему сказала: «Убегай, казаки близко». Пока мы вдогон пустились, он давно якоря поднял.
— Измена — и где? в родном доме!.. Лизку — в холодную!
— Родную дочь! — вскричала Татьяна.
— Там преподобный Тихон в веригах прохлаждается, — напомнил Митяй.
— Вот, пусть ему в грехах исповедуется — было что, или не было.
— Не было, так будет — с Тихоном-то…
— Тихон — слякоть, медуза без костей. — Патрикей отмахнулся.
— Рядом с Лисой все как порох загораются. Ахнуть не успеешь.
Комендант призадумался и, вздохнув, спросил негромко:
— Как она там, в светёлке?..
— Что ей делать — плачет! — сердито бросила Татьяна.
— Кается?
— Нет, об испанце ревёт, — вставил Митяй. — Переживает — какой барон красавец был.
— Да как ей не плакать, слёз горьких не лить? — пошла Таня на Патрика, взмахивая руками. — Каково молодой жить без мужней ласки? А где женихи? где, я спрашиваю?! Был один — из Мадрида бурей занесло, — и того спугнули!
— Где я второго барона найду? — Патрикей пятился. — Тут на тысячу миль вокруг — одна вода.
— …и не простого офицеришку, а ровню! Кто ей ровня, комендантской дочери? Ты — отец, Митя — брат, а Топорок — без порток, одна медаль на шее! Не дам дочь за кумарина, хоть ты стреляй меня на месте.
— Что там Поля про вашу старшую, Марью, говорила?.. — Патрик хмурился, потирая подбородок.
— Не Марья она — игуменья Нимфодора, — сердито поправила Таня. — В монастырь я Лизу тоже не отдам. Моя кровь жить должна.
— Я не о том. Сколько стволов в крепости — там, где монастырь поставили?
— Казаков и солдат — по полсотни, дюжина пушек с канонирами, два бота с экипажами. Будет больше. Через их залив суда часто ходят.
«За Лизаветой нужен родной глаз, — решил про себя комендант. — Игуменья в годах, вдовая, всю жизнь на себе испытала — эта племяннице спуску не даст. Отправлю жить в Воскресенский монастырь. Иначе здесь её Митяй до старости девой сохранит».
Марью, первую дочь Лотарева — рождённую филиппинкой от айна, — он встречал. Тётка строгая, лет шестидесяти, но в глазах — потаённая улыбка.
— Собирай Лизе сундук. Поедет на Палану, в гости к тётушке.
Паланские о-ва (гавайск. Палалуа, «Вторая родина») — расп. между 33° и 38°8’ с.ш., 174°22’в.д. и 179°36’ з.д. Площ. ок. 43,5 тыс. км2. В XII в. южные П.о. заселены гавайцами (т. н. паланами). В 1801 г. на северных П.о. русскими основаны посёлки Дальний и Новый Кронштадт, в 1803 г. — форт Александров-Паланский на о. Токи Кахауна (гавайск. «Топор колдуна»).
В 1826 г. после покорения туземных королевств Палалуа и Алаина создано Рус. — Океанск. наместничество в сост. Российской империи
— Что, зятёк, махнём на охоту? — загремел Митяй, лавиной врываясь в дом. — Я ещё не всех черепах побил, на наш век хватит. Лиса, солнышко моё рыжее, согрей братца! Продуло, у руля стоял…
Лизины дети с криком прыгали вокруг. Дядя Митя приплыл — ух, что теперь будет! Черепаховый суп, горячий! А панцири — это заколки, гребни, пряжки, брошки, пуговки! Дядя — первый в Океании добытчик, хлеще всех.
Улыбаясь, цветущая Лиза обняла, расцеловала Митяя. Он всё такой же, вихрем налетает, как те ветры — тай-фун по-китайски, — которые порой бывают на Палане с лета по октябрь.
