— Итак, решено, — сказал Сципион Эмилиан и, заметив Тиберия, подозвал его к себе: — Почему ты не пришёл на совет?
— Не успел. Осмотр стен Магалии занял больше времени, чем я предполагал. Возвращаясь, я увидел наказанных воинов и…
— Об этом потом… Каковы стены? Можно ли взять предместье приступом?
Тиберий помолчал.
— Ты ставишь меня, консул, в затруднительное положение. Разве у тебя нет мнения более сведущих людей?
— Я хочу знать твоё мнение.
— К стенам можно придвинуть осадные башни…
— Слышите? — повернулся Сципион к военачальникам. — И ты, Тиберий, уверен в успехе?
— Дай мне людей, и я первый пойду на приступ.
— О приступе и была речь во время твоего отсутствия. Решено напасть на Магалию чуть свет. В начале ночи начнём подготовку.
— Хорошо, но мне нужны надёжные воины.
— Выбирай. С тобой пойдёт примипил Марий.
Отпустив военачальников, полководец прошёлся по шатру, остановился.
Потом, взглянув на Тиберия, Сципнон сказал:
— Когда выберешь себе помощников…
— Я выберу из числа наказанных.
— Нет, Тиберий, эти люди должны отбыть наказание.
— Эти воины, Публий, должны участвовать в бою, чтобы искупить свою вину, и они пойдут со мною! — волнуясь, говорил Тиберий. — Нельзя доводить людей…
— Повторяю, Тиберий…
— Выслушай меня, Публий, а потом делай, что нужно.
И Тиберий рассказал о беседе с Титом, и решении легионеров умереть.
— Вот эту верёвку я отнял у них. Люди доведены до отчаяния: они разорвали свои плащи и стали вить верёвку. Боги видят раскаяние воинов, сам Марс сжалился бы над ними и послал их в бой! И я поклялся в душе Юпитером, что если ты не дашь мне этих людей, то я…
— Не пойдёшь в бой? — сверкнул глазами Сципион.
— О нет, Публий. Я пойду, но не стану выбирать помощников — ведь, кроме этих людей, других не знаю, а положиться могу только на них.
Сципион взглянул на Мария:
— В чём они провинились, примипил?
— Они играли в кости, пренебрегали службой. Я разогнал их. Пришлось сечь, как приказано тобой, отнять оружие и обувь, поставить их на форуме, в назидание другим.
— Когда это было?
— Завтра будет ровно неделя.
— Выдать им оружие и обувь — слышишь, Марий?.. А ты, Тиберий, можешь вести их в бой.
Схватив в волнении руку Сципиона, Тиберий прошептал:
— Я знал, что ты великодушен!
И он выбежал из шатра вслед за Марием.
Глава VII
Чёрная, как сажа, африканская ночь помогала римлянам. В темноте медленно двигались осадные башни, но, как ни тихо подступали они к стене, бдительный враг уловил лёгкий скрип колёс, и стены мгновенно ожили: между зубцами вспыхнули яркие огни, и отблеск их выхватил из темноты очертания огромных передвижных башен. На стенах появились катапульты[55] и баллисты[56]. Зажигательные снаряды ударялись о башни и с треском падали на землю, обжигая людей, следовавших за башнями. Римляне быстро тушили огонь, уносили раненых, настойчиво двигались вперёд.
Тиберий шёл во главе отряда, следовавшего за передовой башней.
— Как только башня упрётся в стену, — приказывал он, — пусть воины взбираются за мной на её верхний ярус! Тит и Сервий перебросят на стену мостик. А ты, Марий, будешь подгонять отстающих, следить за баллистами и катапультами.
— Я — примипил…
— Делай, как сказано. Каждая минута дорога.
— А таран?[57]
— Таран должен немедленно начать работу.
Со стен сыпались стрелы, свистели камни, ударяясь о башню, и Тиберий кричал в нараставшем шуме:
— Быстрее, быстрее!
Таран, находившийся в нижнем ярусе, тяжело бухал. Тиберий бросился в башню. За ним Тит и Сервий, увлекая за собой легионеров. Ощупью, в темноте они быстро поднимались по дощатой лестнице, содрогавшейся от ударов тарана. Вскоре свежий воздух пахнул им в лицо. Поспешно был перекинут мостик, и железные крючья, зацепившись за зубцы стены, зловеще заскрежетали.
Прикрываясь щитом, впереди бежал Тиберий с обнажённым мечом. Мостик оседал под тяжестью воинов, но Тиберий, увлечённый приступом, ничего не видел, не слышал. Перед ним — тёмная фигура… Взмах меча, крик — и уже стена. Он прыгнул на стену и услышал голос Сервия:
— Осторожно, здесь яма!
— К воротам! — кричит Тиберий.
Страшный вопль прокатился впереди — отряд карфагенян преградил им путь.
— Бей, коли, режь!
Тиберий не узнал своего голоса: ему показалось, что кричал кто-то другой, могучий, заглушая шум схватки. Люди смешались в тёмную барахтающуюся кучу, и эта куча, разъярённая и непреклонная, колыхалась, воя и проклиная, звеня оружием, готовая, как огонь, испепелить себя вместе с противником.
Тиберий изнемогал: казалось, не было сил освободиться от напиравших врагов.
— Держись, Тиберий!
Кто это кричит? Ах, это Сервий. Значит, стена занята.
— Вперёд! — зовёт Тиберий. — Не отставать!
Короткая схватка в темноте — лязг мечей, крики и проклятия на финикийском, нумидийском и латинском языках. Отряд Тиберия, преследуя врагов, бросился к воротам, сметая стражу.
— Открывай ворота! — приказывает Тиберий. — Быстрее, быстрее!
Лязгают тяжёлые железные засовы — и ворота распахиваются. С криками врываются в предместье легионы, их топот гремит по мостовой.
Уже светало, когда Тиберий увидел Сципиона Эмилиана; он скакал на коне, преследуя разбегавшихся карфагенян.
— Слава, слава! Магалия наша! — кричал Тиберий и только теперь обнаружил, что рука у него в крови.
— Что такое? Ты ранен? — участливо спросил Сервий.
— Пустяки, царапина, — отмахнулся Тиберий и бросился за воинами, устремившимися к неприятельскому лагерю.
С радостными криками ворвались римляне в лагерь, оставленный карфагенянами. Одни бросились к повозкам с продовольствием, другие проникли в шатры военачальников, тащили оттуда ковры, кубки, треножники, дорогие мечи с инкрустацией на рукоятках. Были и такие, что разбивали бочки с вином, подставляя под бьющую струю шлемы или пригоршни.
Лагерь гудел, как осиное гнездо. Начинались драки, пьяные легионеры выхватывали мечи, угрожая друг другу.
Тиберий пытался остановить грабёж, но его не слушали. И только Сципион Эмилиан, подъехавший к лагерным воротам, прекратил бесчинства, приказав трубить сбор.
Выстроив легионы, полководец обратился к воинам с речью. Голос его был суров.
— Вы набросились на добычу, как шакалы на падаль! — кричал он с негодованием. — Вы уподобились шайке грабителей, нарушили дисциплину! Вы недостойны называться громким именем римлян, владык мира! Пусть ваши жёны и дочери скажут, когда вы вернётесь в дорогое отечество: «Стыд и позор! Этих грабителей мы не хотим знать! Они опозорили себя, свои семьи и народ! Вот они, рабы алчности, торгаши награбленным!»
Воины стояли потупившись.
— Никогда я не начальствовал над злодеями и торгашами! И вот довелось мне и доблестным мужам, вступившим на стены, быть свидетелями такого позора! Клянусь Марсом, если ещё раз это повторится, виновным не избежать сурового наказания!
Слушая Сципиона, Сервий думал: «Нет, он неправ. Надо было отдать нам лагерь. Ведь мы жертвовали своей жизнью, многие из нас ранены».
А Сципион продолжал:
— Первым вступил на стены Тиберий Гракх, и я, именем сената и римского народа, награждаю Гракха большим стенным венком, а примипила Мария и легионеров Тита и Сервия жалую денежной наградой.
— Слава, слава! — загремели передние ряды, а этот возглас, перекатываясь по рядам, слился в общий восторженный крик.
Тиберий, несколько смущённый, поднял руку, но долго не мог вымолвить слова — воины кричали, приветствуя его. Наконец в наступившей тишине прозвучали взволнованные слова:
— Благодарю богов, республику, консула и вас, легионеры! Богов — за дарованную доблесть, республику и консула — за милость, а вас, воины, — за помощь в бою! Примипил Марий и легионеры Тит и Сервий были со мной, а я благодарю их за дружбу и помощь!
— Слава, слава! — кричали легионеры. Распустив войска и приказав укрепить захваченный лагерь и Магалию, Сципион обнял Тиберия:
— Я доволен тобой, внук победителя Ганнибала! Как обрадуются твои родные, узнав об этом подвиге!
Глава VIII
После зверских истязаний и казни Газдрубалом римских пленников на городских стенах борьба стала ещё более ожесточённой: жажда мести доводила обе стороны до неистовства. Карфагеняне мстили за Магалию и лагерь, за поражение, а римляне — за пытки и казнь соотечественников.
«Неужели нельзя обойтись без жестокостей?» — думал Сервий, стоя на часах и наблюдая за городскими стенами с перешейка, где находился шатёр консула. Перешеек этот соединял карфагенский полуостров с материком, здесь тысячи легионеров строили большой укреплённый лагерь во всю ширину перешейка. «Гракх говорил, что Сципион хочет отрезать город с суши, прекратить сообщение с другими странами по морю, но удастся ли это? Ведь купцы из Нефериса[58] продолжают приводить в гавань корабли, нагружённые продовольствием. Сципион приказал соорудить каменную плотину, запереть вход в гавань. Удастся ли это? Тогда город будет обречён: голод и болезни сломят карфагенян».
