Она открыла рот, но капитан Купер ее опередил, сразив наповал:
– Не волнуйтесь. Мне прекрасно подойдет кушетка. Я не прошу места в вашей спальне, мисс Стрэттон. Иначе нам с вами было бы не до сна.
Луиза почувствовала, что густо краснеет.
– У вас чрезвычайно острый слух.
– Действительно. И это просто чудо. Многие на войне глохнут. Война – это очень шумно. Стрельба, артиллерийские взрывы.
– А в Роузмонте очень тихо. – Гробовая тишина, черт бы ее взял.
Он поерзал на своем сиденье.
– Это не важно. Все равно я плохо сплю.
– Вас беспокоят дурные сны? – Луиза попыталась было прочесть очень интересную книгу доктора Фрейда о снах, в оригинале, на немецком, с помощью немецко-английского словаря, но от него ей оказалось мало проку.
В темноте кареты его лицо оставалось непроницаемым.
– Можно сказать и так.
– Я могу послать за семейным доктором. Он приедет в Роузмонт и даст вам что-нибудь от нервов.
– От нервов? – переспросил он ледяным тоном.
– Ну, вы знаете. Чтобы вы могли спать, – поспешно сказала она. Мужчины не любят признаваться в собственных слабостях. – Когда вас мучают нерешенные вопросы. Когда вы не можете выбросить их из головы. Доктор Фентресс очень помог мне, когда тетя не разрешила дебютировать. Я что-то такое сделала, отчего она разозлилась. Не помню что. И она наказала меня, отменив мой дебют. Потом я долго не могла спать, пока не приехал доктор Фентресс и не привез мне свою микстуру. – О, Луиза прекрасно помнила, что тогда наделала, но не рассказывать же об этом постороннему человеку! Она до сих пор помнила запах лилий, пока их не вынесли за дверь. С тех пор она погружалась в печаль, стоило только уловить даже слабое дуновение аромата лилий.
– Ваш дебют!
Она не собиралась отступать.
– Да! Вы должны понимать, как важен для девушки первый светский выезд. Не проведя сезон, ни одна девушка не сможет найти мужа. Не то чтобы мне сейчас нужен муж. Но тогда – да, я хотела. – Больше, чем любой мужчина в мире, Луизе нужны были свобода и деньги. И в том, и в другом тетя Грейс ей отказывала. Как ее основной опекун и распорядитель имущества, Грейс следила, чтобы ни один джентльмен в округе многих миль от Роузмонта не вздумал ступить на порог их дома. Необходимость вынудила Луизу проявлять чудеса изобретательности, чтобы самой находить поклонников.
Так продолжалось некоторое время. А потом опустились решетки, и Луиза оказалась пленницей в собственном доме.
– Правильно ли я вас понял, мисс Стрэттон? Вы принимали снотворное, чтобы уснуть, потому что вам не позволили надеть пышное белое платье, чтобы танцевать всю ночь напролет и подцепить какого-нибудь богатого бездельника? Ай-ай.
Он сформулировал это так, будто она испорчена и избалована до мозга костей. Но она вовсе не была избалованной.
– Вы мужчина. Вам этого не понять.
– Мисс Луиза, – предостерегающе воскликнула Кэтлин.
– Тише, Кэтлин. У меня есть мозги, и я полагаю, что мне позволено выразить вслух свои мысли, особенно тому, кого я нанимаю на работу. Именно так, капитан. Вы – наемный работник, и вам стоит хорошенько это помнить.
Луиза ожидала, что в ответ раздастся взрыв, вроде того, что произошел с ее бедной машинкой. Но он промолчал, поджав губы. Снова повисло тяжкое молчание.
– Я предложила вам помощь, а вы делаете из меня посмешище. Не по-джентльменски с вашей стороны.
– Да, мисс Стрэттон, однако ваша горничная, Кэтлин – Кармайкл, так? – права. Я не джентльмен. И понятия не имею, насколько хороша моя задница, но вы обе можете осмотреть ее в любое время, когда пожелаете. В конце концов, я просто работаю на вас.
Кэтлин закашлялась. Боже, у него уши, как у слона. В будущем Луизе следует быть осторожней.
Они плохо начали. Ей следовало проявить терпение и дождаться знакомства с ним на Маунт-стрит за чашкой чаю. Но терпение не относилось к числу добродетелей Луизы. Его запас давным-давно истощился.
Однако Луиза не позволит капитану взять верх.
– Буду иметь в виду. Кстати, если мы заговорили на эту тему, ответной любезности от меня не ждите. Держите при себе и глаза, и руки, пока я не прикажу вам выказать некоторую любезность в присутствии моих родных. Максимилиан никогда не позволил бы себе нескромности на публике. Ведь он-то как раз безупречный джентльмен.
– Мои глаза?
Всего два слова, но сказано было больше, чем можно представить.
– Вы знаете, что я имею в виду. Мне искренне жаль, что вы понесли увечье. Как вы лишились глаза?
– Я его не лишился. Он все еще тут.
– Что ж, отлично, – сказала она со смущенным торжеством в голосе. – Значит, я выразилась правильно.
– Уверен, мисс Стрэттон, что вы всегда правы. Вы слишком хорошо мне платите, чтобы я сомневался в вашей правоте.
– Я не жду, что вы будете всегда соглашаться со мной, – сказала Луиза, и странное ощущение стеснило ей грудь. – Вы же мужчина.
– Именно.
Вот так. Луизе пришлось смириться с тем, что всю дорогу до Маунт-стрит ей предстояло проделать в молчании. Она, Луиза Элизабет Стрэттон, не нашлась, что бы еще сказать.
Проклятые деньги. Чарлз не представлял, как сможет вынести все это. Девица была просто невозможна. Мужененавистница с замашками командира, и слишком хорошенькая – себе же во вред. Теперь, когда он смог рассмотреть ее получше – своим единственным глазом, – он увидел, что рот у нее слишком велик – «чтобы съесть тебя, мой дорогой», – и в левом уголке его красовалась родинка, «ведьмина отметка». И все же мисс Стрэттон была очень привлекательна. Каждый раз, когда приоткрывались полы ее шубки, он видел узкую талию и точеную фигурку в форме песочных часов, и эта фигурка, кажется, была исполнена яростного негодования. Интересно, не задыхается ли она в своем корсете? Хотя хватает же ей воздуху, чтобы распекать его на все корки.
Он чувствовал себя призовым бычком на ярмарке. Вот только ему не позволят разгуляться в свое удовольствие с коровами, как только он выиграет синюю ленту. Проведенного под крышей миссис Ивенсонг дня было явно недостаточно, чтобы вернуть Чарлза в лоно цивилизации. Он уже начал превращать эту затею с фальшивым мужем в балаган. Разве что им предстоит изображать вечно пререкающуюся супружескую чету.
С этим бы Чарлз точно справился. Этот Максимилиан казался апатичным идиотом, непохожим ни на кого из тех людей, которых ему доводилось встречать. А Роузмонт – и вовсе ужасное место. Вероятно, он успеет перебить там весь фарфор и справить малую нужду в каком-нибудь углу прежде, чем его оттуда выставят.
