Костёр всё же оставил на мне кровавую метку.
Мужчина ладонью сбил искры с затлевшего подола платья и беспечно рассмеялся. Словно костровой отсвет, на моём лице отразилась его улыбка. Но исковерканная, дрожащая.
Неприметно как-то сгрудившиеся вокруг воины вразнобой откликались шутками и смехом. Но были и такие, кто не разделял веселья товарищей. И их нетрудно было понять. Кому понравится, если боевой вожак, должный приманивать к себе и отряду воинскую удачу, свяжется с отмеченной несчастьями?
От земляков доносился боязливый ропот, они точно пробовали голос.
И мне подумалось тогда: что сталось бы, не постучи в наши ворота золотоволосый воин?
От пережитого я ослабла и не противилась, когда он обнял меня за плечи сильной рукой. Довольны ль были воины его выбором, нет ли — это был его выбор, и они уважали это.
Что же до прочих… Посмел бы кто сказать про меня дурное или хоть косо поглядеть.
Нестройно вывели тревожную мелодию свирели и зашлись, захлебнулись пением.
Он сжал мою ладонь и потянул за собою следом. Вкруг костра стремительно и широко раскручивалась воронка танцующих. И меня унёс пёстрый листвяной вихрь, и, казалось, никогда не прекратиться его вращению, и, казалось, ветер с размаху швырнёт нас в костёр, но и там продлится безумная пляска, воспарит на пепельных перьях…
Я ощущала словно истончившейся кожей сотни прикосновений. Жар чередовался с ночной стынью. Яростный свет — с голодной тьмой, покуда не слился в багровое марево. Мелькали в неостановимом хороводе человеческие и нелюдские лица, и, наконец, всё заслонили глаза, серые, как холодный дым…
Яростно застонав, я зажмурилась и вырвала себя из замороченного круга — прочь, прочь! И время вокруг меня стало прежним. И наваждение исчезло.
Я обернулась. Хоровод зарастил нанесённую мною рану, разорванная цепь соединила звенья-руки.
— Мейвин, — позвала ночь голосом моего жениха. — Ты хотела узнать, сумею ли я удержать тебя? Это несложно проверить. Ты хотела сбежать? Тогда беги, Мейвин.
И я побежала.
Нужно продолжение? Дайте знать об этом в комментариях.
Яблоневый венец
С вершины холма, от сиянья костров в распахнутые объятья ночи. В обрыв. И не бежала, но летела под откос, едва касаясь ногами перьев травы.
Я знала одно. Меня, как ту жену Крунху, никто не мог догнать.
Костёр Бела виден был уже лишь как отдалённое неясное зарево, и слышала я одно биение сердца… когда птицей в расставленные силки влетела в протянутые руки, и кольцо их стальных объятий сомкнулось вокруг меня.
Укус поцелуя ожёг разомкнутые губы.
«Он не придёт», — явилось тогда нерассуждающее жестокое знание, и стало вдруг ясно, что до того самого мгновения я ещё во что-то верила, надеялась… ждала. А тогда — оборвалась последняя надрезанная нить. И я покорилась, отдалась в плен — чужим губам, чужим рукам, чужой воле.
Не хватало дыхания, от бега, от чего-то ещё — глубинного, душного, тёмного, тёплого… В его объятья я падала, как в пропасть, долго, долго… и достигнув её дна, услышала свой отдалённый вскрик. Он поймал мой крик губами — жаркими, жадными…
Та ночь полнилась голосами и шёпотом, шорохом и всхлипами потерянной флейты, и оглушительно пахла яблоневым цветом, и влажной землёй, и предгрозовым небом. Небо накрывало собою землю, и земля дрожала и отзывалась долгим стоном. И всё сливалось воедино, как было в начале времён, и плавилось в жаре первозданного огня…
* * *
Поутру я долго не поднимала головы с плеча любовника. Но не мы властны над временем — время над нами. «Он пришёл и уйдёт, а боль останется», — так сказала мудрая Орнат о моём женихе. Что ж, не ошиблась она и в этом.
Снопы лучей прокалывали листву и золотыми иглами вонзались в зрачки.
Он осторожно отвёл волосы с моего лица, и долго-долго смотрел на меня, приподнявшись на локте.
— Ты прекрасна, — прошептал он с дрожью благоговения и провёл долгим касанием — от виска по щеке, изгибу шеи, к плечу, ниже, ниже… будто стремясь на кончиках пальцев унести воспоминание о той, что ночью Бельтайна принадлежала ему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я отворотилась, пряча излом горькой улыбки.
«Измажь я сажей лицо, обрежь длинные косы, обрядись в чумные лохмотья взамен ярких платьев… взглянул бы ты в мою сторону?»
Не знаю, желала бы я услышать правдивый ответ… и потому спросила иное:
— Теперь-то назовёшь ты своё имя или же останешься незнакомцем, с которым свели меня костры Бельтайна?
Он улыбнулся, целуя в ладонь.
— Как же не открыться той, которую люблю? Я — Фэлтигерн, сын Глендана.
Как просто сказал это он, внук и племянник королей!
Холодный пламень синих глаз выстудил мою душу страхом.
— Престол Тары по праву мой, — прибавил Фэлтигерн со спокойствием обречённого на победу. Или смерть. С тихим вздохом он склонился ко мне, клеймя поцелуями. — Мейвин, моя Мейвин… Я сделаю тебя своей королевой.
С прощальной лаской перебирая тёмное золото его волос, рассыпавшихся по моей груди, до слёз вглядывалась в высь, в зелёный полог нашей постели, в жестокое сияние. Орнат предостерегала внучку, упреждала о разлучнице. А я-то, глупая, вздумала уж ревновать его к женщине! Ни много ни мало, сама земля наша — мне ли тягаться с такою соперницей?..
В мыслях звенела спасительная пустота. С тихой улыбкой Фэлтигерн вплёл в мои волосы яблоневую ветвь и укутал плечи своим плащом.
Оправив своё одеяние, я невольно вскрикнула от нежданной и обидной боли. Ладонь прочертила алая капля.
Фэлтигерн встревоженно нахмурился, оборачиваясь на вскрик, но я беспечно ответила, что всему виной моя неосторожность: я поранилась об иглу фибулы, скреплявшей плащ на плече.
Неизвестный кузнец сработал фибулу с несомненным мастерством: литая, она была выплавлена в виде оскаленной волчьей головы, а запятнавшая звериную морду кровь лишь прибавляла сходства.
«Фэлтигерн… — прошептала про себя, цепенея. — Фэл…тигерн.
Князь волков».
На вершине холма нас уже ждали.
Увидев нас, пришедших вместе, увидя мою руку в ладони Фэлтигерна и кипень яблоневых лепестков в моих волосах, матушка осветилась торжествующей улыбкой, точно была воином, одержавшим важнейшую в жизни победу.
Пламя Бельтайна разнесли по домам, затеплив очаги. Там, где накануне в полнеба полыхал костёр, земля спеклась и растрескалась от жара и казалась обугленной раной.
Но за кругом света трава пожухла от инея. Не всюду — я видела цепочки следов, словно кто-то метался по кругу, отходя и возвращаясь, не в силах переступить границу и не в силах уйти… долго. Я знала — до рассвета.
И рвалось из груди гневное отчаяние: «За что ты так со мной?!..»
С нами…
— Не знал, что вёсны в Лейнстере столь суровы, — заметил Фэлтигерн, касаясь выстуженной земли.
Я промолчала безучастно. Первый нарушенный гейс заказал быть счастливой…
Жена Крунху — легендарная бегунья. По приказу короля Улада состязалась в скорости с запряжённой лошадьми колесницей и победила.
Внук и племянник королей — наследование имело лествичную систему: от старшего брата к младшему, от старшего в роду к следующему по старшинству.
Имя Фэлтигерна можно перевести как "повелитель волков".
Яблоневые ветви на утро после Бельтайна — знак заключённого брака.
Свадебный пир
Ввечеру устроен был пир, ещё изобильней того, что был незадолго, в день появления отряда Фэлтигерна. Тогда они были опасными чужаками, чьим расположением необходимо заручиться, теперь же — всегда желанными гостями, людьми моего супруга. Всю округу уж облетела весть о том, кто теперь Фэлтигерн дочери Лири, и для многих она прозвучала утешительно: в самом деле, не измыслит же зять чего недоброго тестю, но, напротив, оборонит, случись кому охота поискать наживы в здешних местах. Правда, были и те, в ком весть эта пробудила злобу и зависть ко мне, оттого что не с ними обрывал яблоневый цвет красивый чужак. То ли будет, когда узнают его имя!..
Отец привечал зятя, на почётном месте усадил и меня с ним рядом, чтоб всякий знал, за чьё счастье поднимать поднесённую чашу.
