«Сейчас он ко мне придет, — подумала она. — Не надо показывать ему, как я из-за него волнуюсь». Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую… Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действительно разговор на острове не имел никакого значения…
Она обошла дом и, не желая входить в приемную через парадную дверь, пробралась на кухню. Пани Цыдзик спокойно восседала на своем табурете.
— Слава богу, осталось всего три пациента, — удовлетворенно сказала она. — Скоро прием кончится, и доктор сможет отдохнуть.
— Отец поедет в Лентов, — нарочито безразличным тоном сказала Уля. — Он повезет того парня с больной ногой, который ждет в приемной.
— Станет такой парень ждать, как же! — добродушно рассмеялась пани Цыдзик.
— То есть как это?
— Говорю же тебе, взял да и ушел. Такой, если на ногах не сможет, на руках уйдет. Только бы не сидеть ни минутки.
— Куда он пошел?!
— А я почем знаю?.. По тропинке мимо часовни, — значит, или в Острувек, или в Ставы. Ничего шел, бодро, хоть и хромал. Кто это, Улька? Я его впервые вижу.
Уля не ответила. Она со всех ног бросилась к придорожной часовенке, стоявшей у перекрестка на краю поля. Добежав до старых ясеней, окружавших статую богородицы, она сложила руки рупором и крикнула: «Зенек! Зенек!» Заметалась между дорогами на Острувек и на Ставы. Высокие хлеба заслоняли горизонт, и она никого не могла увидеть. Позвала еще раз — все напрасно.
«Вишенка… — мелькнуло у нее в голове. — Может, она что-нибудь придумает».
Уля побежала назад, в деревню, к дому, где жила пани Убыш со своей дочкой. Вызвала подругу в сени. Задыхаясь, жарким шепотом рассказала, что произошло. Вишенка решила, что Зенек у мальчишек. Обе отправились ко двору старого пана Петшика.
— Юлек! — позвала Вишенка. — Юлек!
Юлек выбежал немедленно.
— Что с Зенеком? — быстро спросила Вишенка. — Он у вас?
— Зенек? У нас? — изумленно переспросил Юлек.
На крыльце показался Мариан. Он не спеша шел к девочкам, дожевывая на ходу кусок хлеба.
— Зенек сбежал, — торопливо рассказывала Вишенка. — Улин отец разрезал ему ногу и велел подождать, хотел отвезти его в Лентов, в больницу, а Зенек и не подумал ждать, взял да и ушел!
— Слушайте! — воскликнул Юлек. — А может, он на острове?
— Нет, — возразила Вишенка. — Он пошел по дороге мимо часовни. Пани Цыдзик видела. Уля туда уже бегала, искала.
Все притихли.
— Ну что ж, — сказал Мариан, пожимая плечами. — Он хотел от нас отделаться, вот и отделался.
— Но доктор говорил, что ему сейчас нельзя ходить! — воскликнула Вишенка. — И вообще…
В это «и вообще» она вложила все свое разочарование. Упрямый, скрытный, неприветливый незнакомец разжег ее любопытство. Правда, на острове она уверяла его, что они не будут вмешиваться в его дела и дадут ему спокойно уйти, но в глубине души все же надеялась, что он сам захочет хоть ненадолго остаться с ними и откроет свои тайны.
Юлек уныло молчал.
Когда Уля вернулась домой, пани Цыдзик сказала ей, что доктор уехал к больному и что он очень сердился из-за того парня с ногой.
Уле велено было ложиться, не дожидаясь его, потому что он вернется поздно.
— Ладно, — равнодушно согласилась Уля.
И за ужином, который она съела в одиночестве, и потом, лежа в постели и глядя в темноту, она все время думала об одном.
Ну хорошо, Зенек не доверился ее отцу — это понятно. Но Вишенка, Мариан, Юлек?.. Они ведь вполне заслуживали доверия.
«Мне он тоже не поверил, — с горечью повторяла она про себя. — Мне тоже. Ушел, и все!»
Рана кровоточит
Как всегда, Юлек проснулся раньше Мариана. Собственно, он еще не совсем проснулся и спросонья никак не мог сообразить, утро сейчас или вечер, зима или лето. Неугомонное чириканье воробьев, шумно совещавшихся на акации под самыми окнами, казалось ему продолжением сна.
Окончательно разбудил его стук печной заслонки и сильный земляной запах картошки, который ворвался в приоткрытую дверь. Бабушка, видно, давно встала, выпустила кур из курятника, растопила печь, проводила деда на фабрику, а теперь готовит завтрак для внуков и корм для поросенка.
Юлек лежал не шевелясь. Он вспомнил о вчерашнем дне, наполненном такими необыкновенными событиями, и с неохотой подумал о сегодняшнем. «Скучно будет», — решил он, надув губы. Бездумным взглядом окинул голубые стены, расписанные толстыми розовыми цветами, свадебную фотографию стариков, окруженную веночком снимков поменьше. Ничего интересного. Стоящий у двери комод тоже не сулит никаких сюрпризов: белый слон, две вазочки с засохшими эдельвейсами, фарфоровая шкатулочка для булавок — все это давно уже осмотрено и изучено.
Даже во двор не тянет сегодня Юлека. А ведь там гораздо интереснее, чем в доме.
…Вот остров — это да, остров отличная штука. Там много чего может случиться. Например, нападают на остров враги, а команда превращает его в неприступную крепость и геройски отбивает атаку. Или, скажем, буря (или наводнение, или землетрясение, это не так уж важно) отрезает остров от всего мира. Тогда пришлось бы строить плот или выдолбить лодку, вроде индейской пироги. Маленькую такую лодочку, на одного человека. Этим человеком будет, конечно, сам Юлек. Он отважно ринется в пенящиеся волны, искусно выгребет к берегу и приведет помощь. Стоит также подумать и о вертолете — он кружил бы над островом, ища удобное место для приземления…
А пока, в ожидании катастрофы, следовало бы построить хотя бы шалаш. До сих пор они ничего не построили. Про полевую кухню только думали, да так и забросили. А все потому, что Вишенке не хотелось ничего делать, только плавать! И вообще, растравлял себя Юлек, как только начинается что-нибудь интересное, все равно сразу все кончается, потому что Мариан, видите ли, не любит опаздывать. «Юлек, пора домой!» Как будто самое главное — вовремя вернуться домой!
А тот парень, Зенек… Разве ему кто-нибудь может так сказать? Конечно, нет. Он ездит автостопом, делает что хочет, никого не слушается. И никого не боится, даже доктора Залевского. И вообще, он совсем как взрослый… Когда доктор вскрывал ему нарыв, Уля говорила, он даже не крикнул. И зашагал дальше на своей раненой ноге, ни на что не посмотрел, потому что у него «дело». Так и будет странствовать, пока не сделает, что задумал. По пути его подстерегают разные опасности, но он нисколько не беспокоится, он знает, что преодолеет все. «Я еще ни разу не встречал такого парня, — жарко шепчет Юлек, — ни разу!»
Теперь он ушел, и уж никогда в жизни Юлека не случится ничего интересного. Каникулы (по правде говоря, до сих пор они были не такие уж плохие!) будут — сплошная скука. Ну что хорошего: утром мыться, вечером мыться (одно это может вогнать человека в гроб!), по часу сидеть за завтраком, обедом и ужином, во время которых бабушка не позволяет даже ногами поболтать, убирать комнату и кухню, причем под кровать мусор замести нельзя… И самое тяжкое — писать под диктовку Мариана нелепые упражнения, утыканные коварными ловушками на звонкие и глухие согласные. А если и удастся порой сходить на остров, то обязательно в обществе собственного брата и двух девчонок!
«… До чего же это несправедливо, — уныло размышляет Юлек. — Я ведь тоже не боюсь никаких опасностей, никакого труда, я тоже готов ко всему… И если бы мы с Зенеком были вместе, — мечтает он, — вполне могло бы так. — случиться, что именно я спас бы его от смертельной опасности. И если бы он открыл мне тайну, я никому бы ее не выдал, хоть ты меня режь. И Зенек удивлялся бы (и все другие тоже), что я, хоть и моложе, могу делать все не хуже, чем он. А то и лучше!»
К сожалению, Зенек не узнает об этом, потому что он теперь далеко и, наверно, никогда уж не вернется в Ольшины. Юлек поворачивается лицом к стенке. Он хотел бы уснуть и чтоб ему снился вчерашний день. Или завтрашний — каким бы он мог быть, если бы Зенек не ушел.
Воробьи утихомирились, и теперь слышно, как дышит Мариан, — глубоко и ровно, словно еще ночь. Со двора доносится блеяние козы; видно, бабка привязала ее к колышку. Под окном тоненько кукарекает молодой петушок.
Юлек лениво садится и свешивает ноги с кровати. Какой уж тут сон!
Внезапно он поднимает голову и прислушивается, как чуткий зверек. Сквозь блеяние козы и пение петуха послышались звуки условного свиста. «Это Вишенка! — проносится в голове у Юлека. — В такую рань?» Юлек знает, что Вишенка, как и Мариан, обожает поспать. Что ей могло понадобиться?
Юлек живо натягивает трусы, сует ноги в тапки, приглаживает пятерней волосы и выбегает во двор, а затем на улицу. Утренний холодок приятно пощипывает голые икры.
На дороге никого, только желтая соседская дворняжка лениво почесывает задней лапой живот.
— Вишенка! — негромко зовет Юлек.
