— Ман фарси намедони. — Сказал я, улыбаясь. Они одобрительно загалдели, а я продолжил по-английски:
— Do you speak English? What date is it today?
Женщины ничего не поняли, но после употребления мною таджикских слов: сол и руз, означавших, соответственно: год и день, закивали головами и что-то долго говорили. Конечно же, я ничего не понял. Потом одна из них вышла и вскоре вернулась с листом бумаги, на котором нетвердой рукой было выведена дата. Выходило, что подземное путешествие и последующий бросок, вернее "ползок", до шоссе продолжались полных шесть дней. В принципе так я и думал:
— Наверно меня уже не ищут! Ну что же! Так даже лучше…
— Ты лежать, хорошо. Ты все хорошо. Мы принес еда, — загалдели женщины, вспоминая английские слова, видимо, только что заученные.
Я поблагодарил их и собрался попросить принести мне что-нибудь из лекарств, могущих помочь моему организму, но сообразил, что знаний английского и фарси вряд ли хватит для точной передачи смысла просьбы, и я могу получить что-нибудь такое, что отправит меня на тот свет. Однако я все же попытался объяснить им, что настоятельно нуждаюсь в большом количестве спирта. Они задумались на пару секунд, затем закивали и удалились.
Через пятнадцать минут появился столик с разнообразной едой. Среди яств возвышалась большая бутылка шотландского виски. Но пить и есть я не смог, потому что столик вкатило и стало разглядывать меня то самое небесное создание с пальчиками, нежнее лепестков роз, которое в одно мгновение перенесло меня в "райские кущи"…
На ней были прозрачные небесно-голубые шаровары, совсем не скрывавшие белизны и нежности бедер. Казалось, что ее обнаженные ступни не касались ковра. Ее животик притягивал мой взгляд! Я уже знал, что этот божественный образ навеки запечатлен в моём сердце. Лицо было скрыто, но я чувствовал, что не видел в своей жизни женщины — прелестнее и совершеннее, желаннее и восхитительнее…
Я представил, как снимаю с неё чадру, и дыхание мое замерло в абсолютном восторге…
"О! Ее грудь! Среди тысячи бюстов и умопомрачительных сосков, принадлежащих всевозможным рекламным богиням, я не видел ничего подобного! Выше человеческих сил описать ее божественное совершенство! Мои изумленные глаза сверкали, словно молнии. Мой мозг замечал одну её прелесть за другой. Я хотел постичь их сущность и предназначение. Понять, почему мне дозволено быть зрителем, почему мне даровано, величайшее счастье видеть, и запомнить все это?
Видеть и запомнить! И больше ничего!"
В конце концов, я потянулся к бутылке. Застенчиво и глупо улыбнувшись, налил себе полный фужер, залпом выпил и начал рассматривать предложенные мне яства… Небесное создание исчезло…
* * *
Здешняя еда требует к себе повышенного внимания. Жаркий климат приучил местных жителей к кислой пище. Если все скисает, значит надо любить кислое. Верх кулинарного творчества — особым способом приготовленные бобы. Они сначала отвариваются, затем, выдерживаются несколько суток где-нибудь на солнце под плотно закрытой крышкой для естественного и полного скисания, а потом съедаются. Я до сих пор помню восторг иранцев, приступающих к приему этой пищи. Бобы, оказавшиеся на столике, я убрал подальше. Потом вынул из протертого супа маленькие сушено-вареные лимончики и отправил к бобам. Все остальное было весьма аппетитным на вид и приятным на вкус.
Утолив голод, я выпил ещё виски и, откинувшись на подушки, вспомнил девушку. На ум сразу же пришли мысли о возможности полноценного общения между мной и ею. Языковой барьер не пугал. Мы одни и мне надо попытаться создать чувственный мир, в котором ее глаза загорятся страстью и она поймет, что все не случайно, все неизбежно, вечно и навсегда…
Мои грёзы становились все откровеннее и волшебнее… Съеденное и выпитое тоже оказало своё действие. И, я не заметил, как вновь очутился в царстве Морфея…
* * *
Проснувшись, я опять увидел женщину в черных одеждах и решил хорошенько её рассмотреть: Выше среднего роста, лицо серое, одутловатое, с богатой растительностью над верхней губой. На носу "изящная" родинка…
Скорее всего, она старшая в доме. Женщина тоже рассматривала меня. На её непроницаемом лице вдруг возникло нечто, похожее на жалость… Она щелкнула пальцами. Вошли девушки, и среди них была та, к которой устремлялись мои сладостные мечты… Каждая выполняла своё дело. Они не обменивались взглядами, не шептались и даже случайно не касались одежды друг друга… Когда я смотрел на одну, то другие как бы исчезали, растворялись в воздухе. Это было необыкновенно и сказочно! Но меня не только завораживало, но и почему — то настораживало всё, происходящее в этой комнате…
Незаметно исчезли все, кроме одной. Именно той, которая являлась объектом моей необузданной фантазии. Она присела на моё ложе, и я мог созерцать таинственно — незнакомый рельеф ее спины…
Вот уводящая в блаженство долина с волнующими островками позвонков. Вот ребрышко, из которого я хотел бы быть созданным и в которое я хотел бы превратиться в конце земного пути…
Неожиданно Незнакомка потянулась пальчиком к безобразной рваной ране на моем плече. На одно мгновение её грудь прикоснулась ко мне. Восторг опалил моё разгорячённое лицо. Сердце застучало так громко, что я не услышал звука неожиданно отворившейся двери…
В проеме черной вороной возникла хозяйка. На серебряном подносе она несла пузырьки и коробочки с мазями и притираниями. Подойдя ко мне, она улыбнулась и, показав на девушку, произнесла: "Лейла". Потом, показав на свою массивную грудь, представилась Фатимой. Вдвоем они растерли мои раны и царапины. Я, оставаясь в трансе, вызванном неожиданным переломом событий, безмолвствовал. Перед уходом хозяйка велела мне выпить какое-то лекарство. Горечь его была вполне компенсирована тем, что чашка со снадобьем управлялась бесконечно изящной ручкой Принцессы… Но, не успев поймать ни одного взгляда Лейлы, я заснул.
Проснувшись ближе к вечеру и обнаружив, что в комнате никого нет, я решил обследовать свой суперлюкс. После небольшой экскурсии выяснилось, что я заперт. Входная дверь, сделанная из крепкого дерева, никак не реагировала на мои попытки хотя бы пошевелить ее. На окнах за стеклами были решетки из толстых железных прутьев. Просторный внутренний дворик с чахлой финиковой пальмой, склонившейся над пересохшим бетонным бассейном, был охвачен оградой.
Снаружи к ней примыкали безнадежно высокие глухие стены соседних домов. Обернувшись на легкий шум, я увидел в комнате трех девушек. Они принесли ужин: жареную рыбу, вареный рис с зернами граната, фрукты. Улыбаясь, они внимательно разглядывали меня. Сердце мое давно принадлежало Лейле, несомненно, самой красивой из них, поэтому я скромно поблагодарил их и попросил выйти, так как собирался с аппетитом покушать. Когда они удалились, я без промедления приступил к рыбе и большой бутылке белого "Мартини".
