Дай Бог ему Царствия Небесного!
Правление Союза писателей России: В.Распутин, В.Ганичев, М.Алексеев, В.Белов, С.Куняев, Ф.Кузнецов, В.Крупин, Э.Володин, Л.Бородин, И.Ляпин, М.Числов, В.Сорокин, В.Личутин, С.Лыкошин, Ю.Лопусов, В.Бондаренко, А.Проханов, Л.Баранова-Гонченко, Н.Переяслов, А.Сегень, М.Попов, В.Гусев, С.Перевезенцев, М.Ганичева, В.Костров, Н.Мирошниченко (Коми), И.Сабило (Санкт-Петербург), П.Румянцев (Иркутск), П.Краснов (Оренбург), В.Терехин (Каглуга), Г.Попов (Орел), Н.Коняев (Санкт-Петербург), В.Хайрюзов (Иркутск), Н.Лугинов (Якутск) и др.
Михаил Ворфоломеев ТУК-ТУК-ТУК (Рассказ)
Сосед по даче, студент третьего курса Дмитрий Ларионов, с утра чинил забор. Елена Сергеевна, проснувшись, слышала постукивание молотка. Она лежала в спальне, окно которой было раскрыто. Под окном рос большой куст жасмина, но сейчас он уже давно отцвел. Густая зелень сада прохладно шумела. Перекликались пеночки и это приятное — тук-тук-тук!..
Елена Сергеевна поднялась, с удовольствием потянулась своим большим белым телом. Спать она любила голой и первую часть утра так и прохаживалась по даче. Ей было сорок лет, но она еще была очень хороша. Крепкая грудь не рожавшей женщины с небольшими коралловыми сосками, упругий живот. Елена Сергеевна любила свое тело, свое лицо. Зачесанные назад волосы, белый и чистый лоб. Темно-зеленые глаза, всегда чуточку насмешливые, как и губы, готовы улыбнуться тотчас. Она стояла перед зеркалом, плавно поворачиваясь то вправо, то влево. Широкие, округло-плавные бедра ее саму волновали. Муж давно уехал на работу. Он всегда вставал тихо, неслышно завтракал и уезжал. Елена Сергеевна лишь сквозь сон слышала, как хлопает дверца автомобиля и несколько минут — шум работающего двигателя. После наступала упоительная тишина, в которой так любила поспать она. Позавчера приехал к соседям Ларионовым их сын. Дмитрий был высок, светловолос и застенчив. Он всегда здоровался с ней, опуская глаза. Приехав, он тут же принялся за починку старенького заборчика, который разделял их участки.
Елена Сергеевна мысленно представила, как он прибивает новенькие штакетины вместо сгнивших. И вдруг поняла, что не слышит привычного постукивания. И тут же в зеркале она заметила лицо Дмитрия, который подглядывал за ней из-за куста.
Она вздрогнула от неожиданности, но что-то сладкое, неожиданное родилось во всем теле. Она сделала вид, что ничего не заметила и стала еще больше вертеться у зеркала, краем глаза одновременно наблюдая за соседом. Она увидела, как подрагивает его нижняя губа. Елена Сергеевна огладила свой живот и медленно прошлась по комнате.
Лицо Дмитрия переместилось. Теперь он уже был близко, почти у самого окна. И она ходила по комнате, переставляя то цветы в вазе, то книжку. Она уже слышала или ей казалось, что она слышит его дыхание. Она знала, как он волнуется, это волнение передалось и ей. Она упала на разобранную кровать и, раскинув руки, громко сказала:
— Митя! Иди же сюда!
— Над подоконником застыла его голова.
— Идите!
Елена Сергеевна улыбнулась ему. Дмитрий, молча, но сильно покрасневший, влез в окно, медленно подошел к ней. Его грудь тяжело дышала. Она сама взяла его за руку и притянула к себе. Они долго, молча целовались, пока у Елены Сергеевны не закружилась голова. Отдалась она ему так, как, пожалуй, никогда и никому не отдавалась. После Дмитрий точно так же, через окно, ушел. Елена Сергеевна лежала, раскинув ноги, и вся, до кончиков ногтей, была счастлива. Было счастливо ее большое, белое тело, которое сейчас отдыхало, и только сердце сильно стучало в грудную клетку. И словно вторя его ударам, она услышала: тук-тук-тук-тук…
— Митя… — прошептала она и засмеялась тому, что этот мальчик так и не сказал ей ни слова!
Вечером приехал муж, привез продукты, новости и запах города. И как всегда, она его кормила, слушала, мило улыбалась. Когда нужно было ложиться спать, муж ее спросил:
— Ты меня любишь?!
— Очень! — сказала Елена Сергеевна.
Через полчаса они уже спали.
Утром она услышала: "Тук-тук-тук!" — вскочила и, подбежав к окну, громко позвала:
— Митя!
Потом услышала, как он бежит через кустарник… Вот его лицо, счастливое, юное! Он легко впрыгнул в спальню, обнял ее, еще горячую от сна, и спросил:
— Ты любишь меня?!
— Очень! — ответила Елена Сергеевна.
Она была счастлива.
Владимир Бондаренко НЕВЫ ДЕРЖАВНО ЛИ ТЕЧЕНЬЕ?
ЗВОНЯТ С ПЕРВЫХ ДНЕЙ МАЯ со всех сторон: неужели Александр Проханов стал лауреатом "Национального бестселлера"? Объясняю, что он стал лидером в круге первом и по итогам голосования двадцати членов большого жюри не только попал в шорт-лист, но и набрал наибольшее число баллов. А второй круг еще впереди, и мы выезжаем в Питер 24 мая для определения окончательных результатов. Но шансы пройти второй круг у него минимальны, малое жюри составлено таким образом, чтобы никому из патриотов, будь ты самим Достоевским или Лесковым, Буниным или Булгаковым, главный приз не достался. Вот первоначальный состав малого жюри: известный банкир Владимир Коган, телеведущий Дмитрий Дибров, поэтесса из андеграунда Елена Шварц, один из лидеров рока, главный редактор «Плейбоя» Артем Троицкий, питерский прозаик Павел Крусанов и нынешний лефортовский узник Эдуард Лимонов. Председатель жюри с диктаторскими полномочиями — Ирина Хакамада. Дибров за день до финала отпал, отказался, сославшись на незнание литературы.
А вот шорт-лист: шесть финалистов из доброй сотни нашумевших произведений московских, питерских и провинциальных авторов, удостоенных чести быть представленными на первую премию "Национальный бестселлер": Александр Проханов "Идущие в ночи" — 9 баллов, Эдуард Лимонов "Книга мертвых" — 8 баллов, Сергей Болмат "Сами по себе" — 8 баллов, Владимир Сорокин «Пир» — 6 баллов, Дмитрий Быков «Оправдание» — 6 баллов, Леонид Юзефович "Князь ветра" — 5 баллов.
Либеральные газеты ехидно спрашивали: как Ирина Хакамада будет читать прозу Александра Проханова? Нашей демшизе кажется, что это все равно, что живого ежа целиком проглотить. Все были уверены, что Хакамада не позволит попасть в лауреаты чужому для демократов писателю.
Да и банкир Владимир Коган вряд ли был отнесен к поклонникам газеты «Завтра». И потому отчаянные оптимисты из патриотов надеялись лишь на фронду Диброва, желающего отомстить путинскому режиму за НТВ, на рокерскую эпатажность и антибуржуазность Артема Троицкого, на латентную имперскость Павла Крусанова. И на общечеловеческую жалость и сострадание к узнику Лефортовского каземата Эдуарду Лимонову, на писательскую солидарность. Еще в памяти выдвижение в российские академики Максима Горького, когда он находился тоже под следствием в царское время… Все оптимисты, и я в том числе, просчитались. Не нашлось ни солидарности, ни сострадания, ни смелого эпатажа, ни желания подняться поверх барьеров. Либеральная тусовка продемонстрировала свое буржуазное нутро, но зато политики и финансисты оказались на высоте. Впрочем, по порядку.
Когда я ехал в Петербург на церемонию вручения, на присуждение первой премии Александру Проханову не надеялся, изначально не подходил наш лучший русский баталист составу малого жюри, но в лауреатство Эдуарда Лимонова еще верил… Еще бы, такой шанс "Национальному бестселлеру" сразу же войти в историю литературы, лучшей рекламы премии и пожелать бы нельзя: в камере знаменитой тюрьмы Лефортово знаменитая Хакамада вручает знаменитому Лимонову премию лауреата. Неужели упустят шанс? С другой стороны, впервые премия по-настоящему внепартийна, есть шанс объединить враждующие уже десять с лишним лет слои общества, прорваться сквозь баррикадное мышление, сумеют ли воинствующие либералы подняться над своими групповыми интересами? Я откровенно, насколько позволял устав премии, старался повлиять на членов жюри и в Москве, и уже по приезде в Петербург, в уютно-буржуазной гостиничке на берегу реки Пряжки под уютным названием Матисов домик.
И вот мы уже в «Астории», в зимнем саду. Писатели, артисты, политики. Тут же организаторы премии — известный питерский критик Виктор Топоров и прозаик из Москвы Татьяна Набатникова. Вижу своих друзей Николая Коняева и Ивана Сабило… Писатели, артисты, политики, бизнесмены. Еще бы, минуя столицу, впервые в Питере разыгрывается своя общенациональная премия. Как это событие не отметить бокалом французского вина, которое щедро разносят на подносах официанты «Астории»? Вообще-то, налет буржуазности был налицо и на лицах. Слабо верилось, что такой буржуазный мирок способен взорвать литературную ситуацию. Замечаю Ирину Хакамаду, решаюсь у нее и спросить, что она думает о возмутителях либерального спокойствия в современной литературе.
