Британское адмиралтейство вполне удовлетворилось достигнутыми результатами, горячо поздравило Парри и охотно предоставило ему два корабля для продолжения открытий. Он отправился в путь 8 мая 1821 года; но его суда два раза подряд попадали в ледовый плен, с 8 октября по 2 июля следующего года и с 31 октября 1822 года по август 1823 года, а потому Парри вернулся, ничего не прибавив к итогам своей первой экспедиции.
Никто не посмел упрекнуть его в относительной неудаче и двух зимовках подряд, и бесстрашный мореплаватель вновь устремился на поиски неведомого. 8 мая 1824 года «Хекла» в сопровождении «Фьюри» вышла в море. Прибыв в пролив Ланкастер, Парри продолжил его исследование, но и на этот раз не смог избежать ледовой ловушки и зазимовал в Порт-Боуэне — бухте в районе пролива Принс-Риджент, где оставался с 28 сентября 1824 года до 20 июля 1825 года. В довершение всех бед во время вскрытия льдов «Фьюри» раздавило торосами. Экипаж, к счастью, спасся. Запасы с пострадавшего корабля аккуратно сложили на берегу, и благодаря удивительной предусмотрительности Парри они здорово пригодились четыре года спустя сэру Джону Россу. Практически Парри спас будущего адмирала и его экипаж от голодной смерти во время зимовки, растянувшейся на три года.
В октябре Парри вернулся в Англию, убежденный в невозможности пройти северо-западным путем. И тогда у него возникла идея экспедиции к Северному полюсу.
Таким образом, вопрос арктической навигации стал уже не коммерческим, а чисто научным.
ПАРРИ
Долголетний опыт многочисленных мореплавателей убедительно доказал невозможность достичь Северного полюса морским путем, и в светлые головы двух наиболее видных исследователей Арктики, сэра Джона Франклина и сэра Эдварда Парри, пришла мысль, что самым верным способом осуществления интереснейших и важнейших исследований в этом направлении является путешествие на санях, запряженных собаками. Этот оригинальный для своего времени проект не замедлил реализоваться.
Парри, как будет видно позднее, ошибся в выборе маршрута и времени года для такой экспедиции, но он заложил фундамент глубоко продуманной системы полярных исследований с помощью саней, давшей позднее великолепные результаты и доведенной до совершенства гением сэра Леопольда Мак-Клинтока[40].
Адмиралтейство полностью одобрило проект Парри добраться до полюса на лодках-санях по льду и по пространствам чистой воды, которые то и дело встречаются в арктическом море. 3 апреля 1827 года Парри вышел в море на «Хекле», намереваясь пройти по меридиану Шпицбергена. Одним броском «Хекла» достигла высокой широты в 81°5′, где встретила дрейфующие в северном направлении льдины, но не обнаружила ни малейшего признака многолетнего полярного льда. Это случилось 14 апреля. Но Парри на этот раз не стремился идти на судне к полюсу; он хотел только выбрать надежную гавань. Ему удалось найти прекрасную якорную стоянку, которую он назвал бухтой Хекла, на северном берегу Шпицбергена с координатами в 79°55′ северной широты и 16°53′ восточной долготы.
И вот началось крайне любопытное, дерзкое предприятие, которое, несмотря на неудачу, снабдило последующих исследователей драгоценными сведениями и разбудило в них дух благородного соревнования. «Хекла» беспрепятственно стала на якорь в бухте, носившей теперь ее имя, и была оставлена на капитана Крозье[41] — будущего спутника Джона Росса в антарктическом путешествии и адмирала Франклина в великом и трагическом открытии северо-западного прохода. 21 июня, после полудня, при прекрасной погоде и температуре в почти 15° ниже нуля по Цельсию, полностью подготовленные катера на полозьях, «Энтерпрайз» («Смелое предприятие») и «Тентетив» («Пробный»), взяли курс на Северный полюс.
Парри находился вместе с господином Беверли на первом судне, а Джеймс Росс и Эдвард Бэрд — на втором. Экипаж каждого составляли десять солдат морской пехоты и два моряка. Эти плоскодонки имели семь английских футов в ширину и двадцать — в длину; корпуса были изготовлены из твердых пород дерева — американского орешника и ясеня. На форштевне[42] установили обшивку, обеспечивавшую упругость при частых столкновениях со льдинами. Она состояла из нескольких слоев; с внешней стороны — оболочка из непроницаемой просмоленной парусины, затем — тонкий слой сосновых пластин, потом войлочная прослойка и, наконец, доски из дуба; все это было туго скреплено с корпусом стальными болтами. По обе стороны киля выступали мощные металлические полозья, как у саней, с помощью которых шлюп полностью вытаскивался на лед. Передние концы полозьев были связаны кожаными ремнями, к которым крепились ремни из конского волоса.
Каждое суденышко имело по две скамьи для гребцов, небольшие трюмы на носу и корме, вдоль бортов ящики для хранения провианта и сухой одежды, бамбуковую мачту и парус из дубленой холстины, четырнадцать небольших гребных весел и одно рулевое весло на корме. Ясная, тихая погода, а также течения, несшие льдины перед ними, казалось, благоприятствовали прошедшим на веслах мимо Семи островов[43] морякам. Но 23 числа они натолкнулись на ледовый массив; пришлось вытянуть суденышки на лед. Случилось это на широте 81°12′51″.
Тогда-то, собственно, и началось труднейшее путешествие. Чистый вес каждого катера на полозьях составлял 1539 английских фунтов (685 килограммов), плюс провизия — 3753 фунта (1700 килограммов), плюс, предположим, по двести восемь фунтов (94 килограмма) на человека, и кроме того, четверка легких саней по двадцать фунтов (9 килограммов). Ежедневный рацион членов экспедиции состоял из десяти унций[44] сухарей, девяти унций пеммикана[45], одной унции какао и примерно одной четверти пинты[46] рома. Все спали внутри катеров, укрываясь парусом, и продвигались вперед по ночам.
Трудно представить более трудный и обескураживающий поход, чем экспедиция Парри. Он требовал невообразимого мужества и энергии как от офицеров, так и от матросов. К тому же погода того лета выдавала исключительные сюрпризы. Дождей выпало больше, чем за предыдущие семь лет, вместе взятые, а паковый полярный лед, край которого доходит, как правило, до 81° северной широты, и не думал начинать свой обычный прирост на юг. Итак, пришлось продвигаться по разбитому крошеву осколков льдин, размягших и разрушившихся под дождем. Ледяные поля то и дело прерывались нагромождениями «хамек» (торосов); людям по три, а то и по четыре раза подряд приходилось сначала спускать лодки на воду, чтобы пересечь полынью, затем опять переоборудовать лодки в сани. Матросы проваливались по колено в образованные дождями посреди льдин лужи; во многих местах выросли заграждения из «перочинных ножиков», как говорят моряки. Эти «ножики» величиной в восемь — десять дюймов состоят из бесчисленного количества кристаллов и расположены вертикально друг подле друга, острые, как иголки, с обоих концов. Парри пишет, что издалека они смахивают на зеленоватый бархат; он считает, что они образуются под ливневыми дождями, пронизывающими лед насквозь. Только 7 июля путешественники вышли на ровную поверхность пакового льда. 11 числа они обнаружили гораздо более солидную льдину, с торосами высотой в девять — десять метров, с вершины которых они не увидели ничего, кроме бесконечной ледяной пустыни.
