дёрнул за язык, не сам он решился на такие резкие откровения. Потом он изрёк ещё одну фразу:
— Всё это, — он обвёл пальцем вокруг своей головы, — перестаёт быть нужным человечеству.
— Ян, не говори такого никогда! Ты мн… — она запнулась, — нам нужен, поверь мне.
— Тебе я верю.
— Солнце, что с тобой происходит?
Да чёрт возьми, это шпионская явка или дружеская беседа?
«Солнце»… Да, на первый взгляд Ян просто светился. Но стоило кому-то познакомиться с ним поближе, человеку становилось не по себе: Ян непринуждённо отторгал всех от себя своей ненавистью, порою он отпугивал даже землян. Ян и сам чувствовал этот страх, исходящий от людей.
— Случилось то, что мне надоела такая жизнь.
— Ян, когда ты говоришь такие вещи, мне становится страшно…
— Я вот тут недавно понял, что во мне слишком много ненависти. И мне стало душевно плохо. Она… убивает меня.
— Ян, я думаю, тебе стоит влюбиться… — сказала Сюзанна и осеклась.
«Хорошая мысль, — подумал Ян, — Самое главное: вовремя».
— Бесполезно. Я не смогу любить должным образом. Я просто не умею этого делать…
Он замолчал. Что-то опять триггернуло внутри, в груди снова почувствовалась пустота… В голове который раз пронёсся этот образ с пшеничными волосами — тот, идущий из глубин сознания, из давних лет…
Ян наконец-то сообразил: Сюзанне даны были инструкции подействовать на него психологически, и похоже, ей это удавалось — хоть и приходилось крайне трудно. Но пшеничные волосы… В центре не могли знать, не могли…
Он помолчал немного и ответил, чеканя слова:
— Все чувства, которые когда-либо у меня были, лишь укрепили мою ненависть.
Ян произнёс эти слова вытянувшись, глядя Сюзанне прямо в глаза. Его подбородок был напряжён, губы поджаты — словно ненависть изливалась через его лицо.
А потом, ещё раз посмотрев по сторонам, и сделав более мягкое выражение лица, добавил:
— Я смотрю на девушек просто как на людей. Нет, я понимаю, что они другого пола, но у меня к ним не возникает интереса.
— Так, наверное, сложно жить.
— Так можно жить. Я же живу… Весь вопрос в том, как я живу. Влюбиться!.. Было бы слишком просто влюбиться. Я смогу полюбить лишь ту, которая беззаветно полюбит меня. В этом вся загвоздка — вот такой я эгоист. А!.. — Ян махнул рукой, — Всё это я передумал тысячи и тысячи раз. Я прихожу к выводу, что жить мне теперь совсем не интересно. Я несу лишь смерть, сею ненависть, и выясняется, опять же, что всё это ни к чему…
Рука Сюзанны лежала на столе. Ян случайно положил на её руку свою. Сюзанна в ответ резко выдернула ладонь. Она посмотрела ему в глаза, прищурилась
— О чём ты думаешь? — Спросила Сюзанна, отклоняясь от темы разговора.
Ян промолчал.
«Да когда же закончится это полоскание души…» — подумал он.
Он не ответил, отвернулся, посмотрел в окно, что раскинулось во всю стену.
— Ян, с тобой всё в порядке? — забывшись, она положила свою ладонь на его руку и снова отдернула.
Он повернулся, снова поймал её взгляд и спросил:
— Что там Карельски задумал? Попьём кровушки?
Сюзанна ничего не ответила. Похоже, она исчерпала все возможные вариации развития разговора, которые могли быть предусмотрены инструкциями.
— Я сейчас, — Ян встал из-за стола и отправился в туалет. Обдав голову холодной водой из-под крана и напившись оттуда же, он посмотрел в зеркало. Ему показалось, что на него смотрит не Ян Погорельский, не он сам, а кто-то другой, очень похожий на него.
«Спокойно, спокойно, — успокаивал Ян мысленно самого себя, — Всё отлично. Только не нервничать, не нервничать. Надо лететь».
Последняя фраза всплыла сама собой. Он вышел из туалета, подошёл к Сюзанне. Она было открыла рот, хотела что-то сказать, но Ян опередил:
— Где Каре́льски сейчас?
— Он в отеле и ждёт тебя.
Ян повторил предыдущий вопрос:
— Что он задумал?
— Я не знаю, — Сюзанна пожала плечами и округлила глаза.
Ян решил, что она и вправду могла не знать. С Гарвича станется снабдить её только одной фразой «Карельски готовит отлёт» — которая ещё и могла оказаться неправдой.
Ну что ж… Если у каждого из Лиловых в любой момент была возможность отказаться…
— Ладно, что бы там ни было, запомни: это последнее дело, на которое я иду. Если то, что задумал Джон — действительно стоящее действо, тогда я согласен. Но это, я подчеркиваю, это дело — последнее. Может быть. А там посмотрим… Пошли, Сюзи, — он редко называл её «Сюзи», почти всегда Сюзанной.
Его звало дело, которое он выбрал шесть лет назад. Дело, которому он отдал лучшие, как он считал, годы. И вот сейчас, он чувствовал это, шли последние минуты его свободной жизни.
Он смотрел на Сюзанну, такую красивую в летних лучах предзакатного Солнца. Она шла по бетонной тропинке впереди него. На ней был полупрозрачный вязаный свитер с широкими рукавами — в нём она напоминала птицу с красивыми крыльями. Птицу… Чайку? Пускай будет чайка. Зато так лучше…
2486 год. Планета Земля. Отель при космопорте «Нотрек»
…Камин потрескивал дровами. Хотя, камином это можно было назвать с большой натяжкой. От самого камина остались лишь кирпичи. Остальное — иллюзорный треск несуществующих дров. Конечно, технологии «каминозаменителей» существовали на Земле уже давно. Но азурцы подошли к этому вопросу с мастерством, достойным лучшего применения. Внешне это устройство было сложно отличить от настоящего камина: дрова и огонь выглядели настолько настоящими, что, казалось, приложи руку — и сгоришь, таким натуральным было изображение. Звук поленьев, лопающихся в костре, тоже был настоящим, и не повторялся от раза к разу. Иногда, когда в «камине» появлялось новое полено, от «камина» даже пахло дымом.
Антураж комнаты был под стать камину: интерьер был выдержан в стиле модерн: ажурная люстра, резной деревянный стол, кресла причудливой формы, кремовые шторы. Всё это больше напоминало злую иронию пришельцев, раз они, таким образом, постарались напомнить о счастливом времени, когда про них и думать не могли.
Ян сидел в кресле рядом с камином. Удовольствия это не принесло. Скорее наоборот: пришлось убавить звук, чтобы он раздражал, кресла переставлять не хотелось. Ян сидел строго, в отличие от Сюзанны: та, сидя на диване, подложила ноги под себя. Если бы Яну позволяла субординация, он бы тоже сел как-то поудобнее. Наверное, женщинам Гарвич позволял больше, чем мужчинам. Или за год Гарвич с Сюзанной сблизились несколько больше, чем связной и руководитель сопротивления? До Яна ещё перед «Идальгером» донходили слухи, что Гарвич не равнодушен к этой женщине. Но он на сто
