А бай мчался все вперед и вперед. И сколько бы раз он ни оглядывался — лес медленно, но грозно двигался на него. Потом бай уже несся без памяти, не разбирая троп и дорог. А гул все нарастал и креп. Лес уже гудел, ревом и шумом будил горы. Ветви деревьев качались, как руки опечаленных людей. Гнев леса был так велик, что, говорят, на Таганае камни не удержались на вершинах и потоком хлынули вниз…
И в это время раздался голос Сабаная. Он запел, и лес остановился! А перед баем озеро показалось. Чуть сбулькала в нем вода — наступил конец для бая…
С той поры озеро это Зюраткулем зовется — могилой.
Озеро же, в которое был брошен Сабанай, и по сей день Сабанаевым люди называют и исцеление находят в нем. Рядом с ним также лечебные озера находятся: Родительское (Башкуль) и Обновляющее (Акакуль).
Родники, забившие из земли тогда, когда плакали люди о погубленных птицах, и ныне бегут, словно не давая людям забыть сказку о пастухе Сабанае.
Вот и конец старинной сказке. К былям наших дней подошли.
Когда ночь ложится на Урал и засыпают лес и горы, — будь это летней порой или в зимнюю стужу — зажигаются огни во дворцах, санаториях вокруг озера Увильды. И прошлое Урала теперь для людей только сказками звучит…
ГЛЯДЕНЬ-ГОРА
В стародавние времена люди в сказках сказывали, будто в каждой горе, как у человека, сердце бьется. И ежели задумает какой человек в гору пойти, на вершину забраться, — добрый человек, как по избе пройдет, спокойно поднимется, а другой, у кого в сердце зло да корысть, как ни цепляется он за каждый камень, ни хватается за кусты, — не дойти ему до вершины. То ветер налетит и такой, что пушинкой сдует в пропасть. То гроза загремит, молнии засверкают — одна гибель человеку. От него и следа не найдешь.
Взять хотя бы гору Иремель. Каждой жилкой, каждым камешком она чувствует, кто к ней подошел: человек с любовью или со злом. Вот потому и говорят, ни один корыстный человек да злой себялюб ни разу не смог до вершины Иремеля добраться.
А на Таганае дальнем и по сей день на вершине будто железный крест стоит, а под ним жаднющий горщик лежит. Хватал он хватал самоцветы, да в щель между скал и провалился. Сердце горы наказало его.
И вот, говорят, много-много лет назад зимой жители крохотного башкирского становища-кочевья на Урале трех всадников на конях-птицах увидали. Были всадники — богатырь к богатырю, и кони под ними — под стать всадникам. Приехали посланцы торговых людей, новгородских купцов и самого князя в эти места, чтоб разведать правду о несметных богатствах Камня гор. Давно молва о разных рудах и самоцветах в людском море волной о стены Новгорода плескалась. Богатырям был дан наказ — найти эти сказочные горы, взять из них руды, камни-самоцветы. Нет ли там серебра, меди? А может быть, и золото найдется?
Значит, богатыри были — не просто землепроходцы, а в рудах, камнях толк понимали. Старший из них — Иванко, прозванный «Тяжелой Ступней», одним из лучших среди знатных гранильщиков считался. Умел он в любом камне красоту открыть, да и сам, словно редкий камешек, красотой сиял. Статный, высокий, с русой бородой, с головой в кудрях золотых и со светлой улыбкой на губах. Только походку он тяжелую имел. Как ступит, так глубокий след в земле оставит. Второго богатыря звали Фомой, а третьего — Терентием. Парни, как парни. Один здоровше другого. Поглядишь на каждого — гору своротить может.
Так вот. Спустились с горы богатыри, увидав в низине жилье, соскочили с коней и к первой же юрте подошли.
Загляделись люди кочевья на гостей, на их добрые улыбки, на одежду. Видать, приглянулись им гости; понравилась приветливость, почтение богатырей, — заулыбались. Нашелся и толмач — разговорились. Когда в глазах у людей добрый огонек играет, и вовсе легко понять друг друга.
Обжились помаленьку гости на новом месте. Помогли им люди срубить добрую избу из кондового леса. Кто кошму принес, кто — медвежьи шкуры. Одарили гостей луками и колчанами, полными стрел. Одним словом, по-братски встретили далеких гостей.
Не заметили гости, как и зима прошла. Ходили на охоту. Еды — хоть отбавляй. Когда же оттаяла земля, солнце припекать стало, принялись руды искать. С жителями кочевья и вовсе подружились. Как и чем могли — помогали хозяевам земли.
Больше всего дружба у богатырей завязалась с двумя сиротами-близнецами. Парня Иргизом звали, а сестру — Таньчулпан. Было им обоим по семнадцать лет. Сами кормились да еще больную бабку кормили. Подружились близнецы с богатырями и стали с ними по горам ходить, камни да руды искать.
На многие горы поднимались новгородцы, много руд пересмотрели, в речках камни искали. И чем больше богатств находили, тем грустнее становился Иванко-Тяжелая Ступня.
И недоумевали парни:
— Али печалишься, что все унести не можешь?
— Не о том я кручинюсь, други-товарищи, что всего злата-серебра, всех изумрудов-яхонтов не ухватить… Вспомните наш торг новгородский, лавки гостиные, что против Софии-матушки на Волхов-реке. Съезжаются туда купцы именитые из всех стран света — из полунощной Варягии, из полуденной Бухары. Товары, как горы, под Кутафьими башнями лежат; монеты со звоном из мешка в мешок переливаются… И еще вспомните, как из-за каждого пятиалтынного спорят-дерутся, из-за рубленого серебра готовы разорвать друг друга.
— Да-а, — задумался Фома.
— Страсть, — подтвердил Терентий.
— То-то и оно, — продолжал Иванко. — Узнают жадные купцы про богатства уральские… Что-о-о начнется!
— Да-а, — еще раз молвил Фома.
— Страсть, — подтвердил Терентий. — Может уйдем, а князю скажем: «Урал — пустая земля».
— И то негоже, — возразил Иванко. — На то и богатства земные, чтобы людям служить.
— Да, — согласился Фома.
— Конечно, — сказал Терентий.
И вот ходят они по горам, примечают, где жила золотая, где алмазные россыпи, а сами все думают, думают. А известно: коли мысль в одну сторону пошла — исход все равно будет. Решили братья все найденные богатства в одну самую большую гору собрать, да чтоб никто о том не знал и не ведал. Пусть полежат до времени, до той самой поры, когда люди людьми станут по-настоящему. И зарок поставили: если пойдет на ту гору худой человек, чтоб не давалась она ему. Жадный — в яму, злой — в пропасть, завистливый — под гору чтоб кубарем летел!
Задумано — сделано. Иргиз помог им заветное место отыскать.
Как-то раз на такую высь они поднялись, что во все стороны хребты увидали. Горы в зеленых шапках из лесов далеко-далеко к поднебесью уходили.
Дух захватило у парней от красоты такой. Долго любовались они увиденным, а потом Иванко как крикнет во всю силу своей богатырской груди:
— На высокой Глядень-горе мы стоим! Други-товарищи! Округ видать! Гляди — не наглядишься!
Иргиз богатырям рассказал про эту гору, что зовут ее у них Курер-тау. А новгородцы по-своему чудо-гору назвали: Глядень-гора. Но не только высотой гора примечательна. Внутри у нее большая пещера была — хоть город возводи.
И вот туда стали богатыри свои находки складывать. И чем дальше время шло и богатыри все больше в горах копались, тем сильнее дружба крепла у них с сиротами-близнецами.
Говорят, все может запомнить человек: когда что потерял и когда что нашел, когда диковинный камень отыскал, иль впервые хрустальную гору увидел, иль рыбу редкую в озере поймал, а вот когда при виде Таньчулпан-Утренней Зари у Иванка сердце пуще забилось, — он и сам не знал. А была Таньчулпан красоты — не опишешь. Волосы — шелк, глаза — теплая летняя ночь над горами…
У Фомы с Терентием тоже дел прибавилось — камни, руды искать, а по вечерней заре на Глядень-гору со своими подружками бежать да с нее на сказочные хребты любоваться; вечернюю зорю проводить, а потом утреннюю встречать.
Прошел год, когда впервые богатыри с коней в становище соскочили. Много за это время Иванко-Тяжелая Ступня успел с товарищами собрать редких самоцветов, а уезжать — не манило сердце богатырей. Так бы и остались все навек здесь. Прикипели их сердца к этим местам, а потому, когда какая-нибудь беда в кочевье приходила, новгородцы первыми приходили на помощь. Говорят, в то жаркое лето начался пожар страшный в лесах. Довелось всем немало попотеть, но пожар затушили. А один раз, уж под осень, такая непогодь настала — словно небо озверело. Дождь лил день и ночь. В одном месте гора в речку обвалилась, речку запрудило. Пришла беда. Все заливать начало. Скот и люди погибали. Немедля Иванко-Тяжелая Ступня со своими товарищами раскидали и очистили речку. Близнец Иргиз-то, хоть по годам молод был, а силы тоже — богатырской. Во всем он Иванку помогал. Не отходил от друга.
Но пришла пора домой отправляться. Не под силу человеку остановить времени бег.
