И когда Катя проводила до дверей учительницу французского языка, на ее «Бон шанс, Катрин!», ответила: «Оревуар, мадам!», потянуло вдруг Катю снова в тот огороженный дом взглянуть на собаку.
Как и вчера, она боролась с этой тягой. Взяла было книгу, но чтение не шло в голову. Наконец она сделала бутерброд с колбасой, завернула его и отправилась к тому дому.
Ветер, дувший со вчерашнего вечера, стал наконец стихать.
Сначала Катя походила около забора — боялась, вдруг сейчас вылезет из дыры прямо на нее Антон. Но все было спокойно. Уже начинало темнеть и входить в дом надо было быстрей. Наконец она осмелилась.
По лестнице Катя поднималась на цыпочках. Она была готова к тому, что в любую минуту хлопнет дверь наверху — квартирная, или внизу — уличная. Даже вздрогнула однажды, когда ей послышался какой-то скрип. Но это скрипело полуоткрытое окно на улицу.
Дверь была, как и все эти дни, привязана. Катя отвязала веревку. Ей показалось, что голос у Буля был особенно нетерпеливым.
И точно — сеттер прыгнул ей навстречу, почти выхватил из рук бутерброд, бумага, в которую он был завернут, при этом упала, а Буль сразу съел его.
— Песик, песик, — Катя гладила сеттера по спине и, как вчера, жалела, что не знает его имени.
А сеттер повел себя странно.
Он подбежал к лестничной двери и словно стал звать ее гулять.
Катя не знала, что и делать.
— Ну что ты, песик, — попробовала она успокоить сеттера.
Но сеттер отбежал от двери, схватил зубами ошейник с поводком, поднес к Кате и снова показал на дверь.
Катя колебалась еще с полминуты, но сеттер так настойчиво звал ее на улицу, что она послушалась.
Внизу сеттер уверенно подвел ее к заборной дыре.
«Бедный, наверно, он и не гулял с тобой сегодня», — подумала Катя.
В мыслях она не называла Антона по имени, а только «он».
Сеттер, потоптавшись у заборной дыры, стал вынюхивать след, а потом, низко пригибая голову, повел Катю к Колокольной улице, перешел мостовую, потянул к пряничному дому. Катя еще на минуту раньше догадалась, что Буль ведет ее по следу Антона.
И вдруг прямо на них налетел папа.
— Интересно! — сказал он и уставился на сеттера, а потом осторожно погладил его. — Как зовут?
— Не знаю, — сказала Катя и почувствовала, что попала в такую историю, из которой можно выпутаться, рассказав лишь правду.
— Чей же это такой красивый?
— Так, одного мальчишки.
— Имени мальчишки ты, видимо, тоже не знаешь, — пошутил папа.
Он оказался почти прав. Только имя-то у Антона она и знала, а больше ничего.
Если бы они сейчас оглянулись кругом, то чуть в стороне у соседнего дома они бы заметили другого мальчишку. Мальчишка делал вид, что рассматривает что-то под ногами на асфальте. На самом же деле он внимательно вслушивался в каждое слово из разговора отца и дочери. Это был Коля Кудлаев.
Он уже давно, как только вышел из булочной со свежим батоном, заметил, что с собакой Антона гуляет какая-то девчонка. При этом девчонка и собака шли к Антоновому дому.
«Интересно, — подумал Коля, — мог бы и меня попросить погулять, если заболел, а он, значит, девчонку». Еще больше удивил разговор девчонки с отцом. И едва они повернули назад от дома, как Коля, не боясь, что батон в руках остынет совсем, заторопился к Антону сам.
А Катя повела сеттера назад к забору. Сеттер в первые секунды слушался неохотно, но потом подчинился. Вместе с папой они пролезли в дыру, отвели сеттера по лестнице наверх в квартиру.
В квартире, как и на лестнице, было едва светло, свет падал только от уличных фонарей.
— Забавное жилище, — проговорил папа, изучив квартиру с помощью спичек.
Папа помолчал, а Катя подумала о том, как здорово иметь такого отца, который все понимает и ему поэтому можно доверить многие секреты.
— Я тебе, знаешь, что советую, — папа снова задумался. — Я тебе советую, если ты так хочешь навещать этого симпатичного пса, ходить сюда не одной, а вдвоем. Вместе со мной, например. Мне будет и спокойнее и веселее.
Катя молча согласилась.
Вместе они завязали дверь и вместе спустились.
Навестить больного
С батоном в руке Коля Кудлаев пришел к Антону.
Антон лежал на своем диванчике под одеялом. Мама его как раз вышла к соседям.
— Ты что, заболел, что ли? — удивился Коля Кудлаев. — А я думал — и чего тебя нет? Мы сегодня контрольную писали по математике, трудная! Жалко, что тебя не было. Я два уравнения неправильно решил, а ты был бы — подсказал мне.
Антон всегда помогал Коле по математике.
— А ты что, болеешь? — снова спросил Коля.
— Болею, — Антон ждал Колиного прихода весь вечер. Ведь днем Буля никто не кормил и не выводил. У мамы как раз был отгул. И она, как померила температуру, как ахнула, так и осталась сидеть дома с сыном на весь день. И выйти при ней из дома было невозможно. Поэтому оставалось ждать Колю Кудлаева, чтобы рассказать ему, наконец, тайну о Буле.
Коля снял свое новое пальто и повесил у стены за шкафом, где висела уличная одежда Антона и его мамы.
— А я твою собаку сейчас видел на улице, — похвастал он.
И тут вошла мама Антона.
— Коля пришел! Здравствуй, Коля! — обрадовалась мама. — Видишь, Антон заболел… Так кого ты сейчас видел?
Коля хотел повторить, что собаку он видел, но наткнулся на страшный взгляд Антона. Антон смотрел нахмуренно и изо всех сил мотал головой, заставляя Колю молчать.
И Коля сообразил.
— Да собаку, говорю, видел, она вместе с кошками гуляет.
— С кошками? — удивилась мама.
— С кошками и… котятами. Кошки котят вывели погулять, а собака их охраняет.
Коля и сам понял, что сказал несусветную чушь. Он подошел к вешалке и быстрее стал одеваться, чтобы не запутаться и не наговорить лишнего. Да и мало ли какие еще тайны могли быть у Антона сегодня.
Мама пошла Колю проводить до лестничной двери.
— А температура-то у него какая? — спросил Коля уже с площадки. Он заподозрил, что и болезнь — тоже Антонова выдумка.
— Температура высокая, — мама вздохнула, — тридцать девять и две температура.
Записка
На следующее утро Катя вышла из дома минут на десять раньше, чем обычно. Ей было не по дороге, но она пошла мимо дома, где жил сеттер. И вдруг увидела их обоих — и сеттера и Антона.
Они медленно шли вдоль улицы, а потом Антон присел на высокое каменное крыльцо и положил ладони на виски. Он посидел так довольно долго, наконец встал и медленно пошел дальше. Но на следующем крыльце он снова присел.
— Заболел! — поняла Катя.
Теперь ей стало ясно, почему сеттер вчера был голодным и просился на улицу.
Катя могла бы, наверно, догнать сейчас Антона и сказать, чтобы он спокойно шел домой. Сказать, что она сама может гулять с сеттером все дни, пока Антон выздоравливает. И потом, в следующие дни — тоже готова гулять с удовольствием. Но вдруг в ответ на эти слова Антон посмотрит на нее презрительно и скажет что-нибудь обидное. Катя, наверно бы, умерла после такого позора.
Катя отвернулась и заторопилась в школу.
Но уже на первом уроке она придумала записку для Антона. И не только придумала, а даже написала ее. Причем, писала дважды, потому что сначала написала так:
«Уважаемый Антон!»
Но этакое обращение показалось ей нелепым, и она переписала все на новый листок.
«Мальчик!
Болей, пожалуйста, спокойно и не выходи из дома. За твоей собакой мы будем ухаживать.
Твои друзья».
Потом Катя приписала вопрос:
«Скажи, пожалуйста, как ее зовут? (твою собаку)».
Эту записку она отнесла сразу после школы, не заходя домой, и приколола ее кнопкой к стене над местом, где стояла миска сеттера.
Ответ
Днем голова у Антона болела так же, как и утром. И температура была вчерашняя — тридцать девять и две. Мама оставила лекарства, еду и уже давно была на работе.
После утренней прогулки с Булем Антону стало совсем плохо. Но и сейчас, днем, надо было обязательно навестить Буля.
Антон встал с постели, и его качнуло. Но он все-таки оделся, достал из холодильника еду, которую оставила для него мама — гречневую кашу и сосиски. Суп он решил съесть сам, а кашу с сосисками переложил в полиэтиленовый пакет. Затем налил, как обычно, воду в бутылку и пошел на улицу.
Идти по улице было ему тяжело. От каждого собственного шага в голове ударяла боль, и он старался нести свою голову осторожно.
Теперь он думал, что зря никому в классе не сказал о сеттере. И главное, Коле Кудлаеву. Сейчас помог бы ему. А теперь уже поздно…
По лестнице Антон поднимался с трудом. И уж совсем глупо: ему было никак не развязать веревку, руки плохо слушались, и конец веревки крепко затянулся. Все-таки он развязал, вошел к Булю, покормил его, погладил. Буль почувствовал еще утром, что хозяину плохо, у него даже у самого вид стал грустным. Антон совсем не представлял, как они пойдут сейчас гулять. А идти надо было. Вечером могла прийти домой мама, и тогда выйти на улицу будет невозможно.
