не сможешь, но это же временно. У нас многие в классе переболели. Обычно через месяц всё восстанавливается.
– А ты? Ты сама болела? Я ведь мог и тебя заразить. – За это я переживал сильнее всего.
– Я не болела, но даже если заболею, то пустяки. Мне же семнадцать!
– А как же твое ухо? Мама говорила, что если у тебя есть хронические заболевания, то ковид дает осложнения.
– Ну… – Наташа задумалась. – Значит, такова моя судьба: вечно сидеть с этим дурацким ухом. Но ты же будешь ко мне приезжать? А на таких условиях я готова болеть хоть до ста лет.
– Наташ, – я взял ее руку в свою и накрыл другой рукой, – скажи мне, пожалуйста, только честно. Неужели эта опухоль совсем неоперабельна и ничего нельзя сделать?
– Что? Опухоль? – Она поморщилась, делая вид, что усиленно думает. – Какая еще опухоль?
– У тебя в ухе.
– Нет никакой опухоли. – Она медленно улыбнулась. – Это тебе Ева, что ли, натрепала?
Я кивнул.
– Вот противная! А обещала не рассказывать.
– Что не рассказывать, если опухоли нет? – Я никак не мог сообразить, радоваться мне или Наташа снова что-то мудрит.
Она со вздохом закатила глаза:
– Ну так получилось… Она примчалась тогда в кафе, вся такая счастливая, строила планы на тебя и как освободится от Алика. Расписывала вашу идиллию в квартире Егора Степаныча. Что мне еще оставалось? Ну я и сказала, что у меня неизлечимая болезнь и я скоро умру. Ева, конечно, расстроилась, но признала, что ты мне нужнее. А ради этого стоило сочинить немного, согласись?
Я сидел, в потрясении уставившись на нее, но Наташа восприняла это как одобрение и, забравшись мне на коленки, обняла за шею.
– Все, что ни делается, к лучшему, правда?
– То есть ты знала про Алика еще до «Уробороса»?
– Ну да. Ева мне чуть ли не сразу про него рассказала. На второй день вроде. Была такая ночь. Не знаю, доверительная, что ли. Мы сидели в темноте, закутавшись в одеяла, и рассказывали друг другу секреты. Тогда-то она и проболталась про Алика. Начала издалека, не желая вдаваться в подробности, но я же умею разговорить человека. – Наташа прижалась к моей щеке. – Ты ведь на меня не обижаешься за выдумку про болезнь? Если бы не она, Ева не позволила бы нам быть вместе. Но я-то знаю, что это я твоя судьба, а не она. А за свое нужно бороться.
Я медленно расцепил Наташины руки и пересадил ее на диван.
– Почему ты мне ничего не сказала? Как могла общаться с Аликом, понимая, что он псих?
– Ян, пожалуйста, – она сложила руки в молитвенном жесте, – давай не будем портить такой прекрасный вечер глупыми выяснениями.
– Он же на тебя напал и угрожал тебе!
– Да ерунда это. – Она беспечно отмахнулась. – У нас просто с ним был уговор. Он забирает Еву и помогает нам с тобой соединиться. И ему от этого хорошо, и мне.
Мне вдруг вспомнилось, что именно в тот день, когда Наташа пожаловалась на свой страх перед Аликом, я собирался прекратить наши отношения, поскольку понимал: пойти дальше будет нечестно с моей стороны. Но тут возникла вся эта ситуация с Аликом, и ответственность за нее лежала на мне.
– Я же тебе еще свой подарок не подарила!
Наташа вскочила, приготовившись убежать, но я поймал ее за руку:
– О чем я еще не знаю?
– Перестань. – Она нежно обхватила ладонями мое лицо. – Главное, что мы преодолели все преграды и теперь вместе.
– Из-за тебя Ева ушла отсюда?
– Нет. Из-за Алика, он ведь нашел ее.
– Из-за тебя? Он нашел ее из-за тебя?
– Ну…
– Да или нет?!
– Еве все равно нужно было уехать до возвращения мамы. А вариантов у нее не было. Ты же сам переживал, помнишь?
– Какая же ты змея! – Я не хотел так называть Наташу, само вырвалось, но ощущение было, будто мне надавали пощечин и плюнули в лицо.
– Ты чего? – Она обиженно надулась. – Что я такого сделала? Я помогала тебе освободиться от чар злой колдуньи. Ведь если родственным душам суждено быть вместе, то они обязательно соединятся, невзирая ни на какие преграды.
– Это ведь все не твое, да? Ты слово в слово повторяла за Евой? Про воспоминания, охотника, ловцов жемчуга? Это ведь не твои фантазии?
– Ну и что? Главное, что ты моя родная душа, а не ее. Пусть сидит со своим психом!
Наташа вдруг резко переменилась в лице. Такой я ее никогда не видел. Глаза у нее сузились, ноздри раздувались.
– Кесарю – кесарево, и такие, как Ева, никогда не меняются. И ты должен сказать мне спасибо, что избежал разрушительной созависимости, в которую она пыталась тебя втянуть. – Наташа наставила на меня палец.
– Но я любил ее! А она пожертвовала собой ради тебя.
– Это у нее карма такая – жертвовать. От нее не убудет. Добровольное пребывание в роли вечной жертвы – неискоренимая потребность, будь то старая жизнь или новая. И она обязательно вынудила бы тебя делать то, о чем впоследствии ты сильно пожалел бы. Я это сразу поняла, как только Саня сказал, что она ведьма и заколдовала тебя.
– А я ведь чувствовал подвох, но никак не мог понять, в чем он.
– Я же спасала тебя, как ты не понимаешь?! – Наташа уже кричала, не в силах совладать с эмоциями. – Тебе нужна была такая, как она, – я стала ею. Тебя очаровывали сказки про соулмейтов, я рассказывала тебе их. Что не так? Она ущербная, а я – нормальная. Я и дома-то сидела только из-за тебя.
– Ты сидела из-за приступа. – Я все еще пытался сдерживаться.
– Да не было никакого приступа! – взвизгнула она. – Капля йода на чайную ложку сахара творит чудеса. Глупый ты, Ян. Что ты опять со своей Евой прицепился? Забыли же уже!
– Но врач подтвердила твой приступ.
– Роза Александровна не врач! Она – наша уборщица! Ты что, реально думаешь, что я тут все надраиваю? И ухо сто лет в обед прошло. И хрони никакой не было!
Я смотрел на нее и не мог поверить, как в один миг с нее слетела маска наивности и простоты. Передо мной стояла совсем другая девушка. Незнакомая. Чужая. В ней не было ничего даже близко похожего на Еву. Я был ошеломлен сильнее, чем когда узнал о предательстве Сани.
– Я тебя люблю, Ян, а потому хочу, чтобы ты понял, сколько мне пришлось ради тебя пройти. И прекратил уже вспоминать о своей дурацкой Еве! Потому что мы с тобой
