Было два их, - пишу, чтоб запомнил сын, -
Два осколка мины одной;
Фомина в могилу унес один,
Я на память в теле унес другой.
Ноет рана моя двенадцатый год.
Третий день подряд снег идет. Снег идет...
Снег растает и станет вчерашним днем,
Превратится зима в весну,
Но железный осколок в теле моем
Не растает, пока я помню войну!
РАСУЛ ГАМЗАТОВ(С аварского)* * *
Снова сбросила холод седой земля,
В теплом воздухе ветками шевеля.
Зеленее зеленого тополя.
А мы с тобою - седеем.
Море, после того как прошла гроза,
Голубей голубого, как бирюза,
Голубей, чем когда-то твои глаза.
А мы с тобою - седеем.
На заре, хоть сама, как вечность, стара,
Розовее розового гора.
Ей - чернеть по ночам, розоветь - с утра.
А мы с тобою - седеем.
А нам с тобою не зеленеть,
Не голубеть и не розоветь.
Мы не гора, не море, не ветвь.
Мы люди - и мы седеем.
* * *
Вот и темнеть еще раньше стало,
И по утрам рассветает туго...
У дня и ночи одно одеяло,
Они его стаскивают друг с друга.
Зимние ночи, зимние ночи,
Я не прошу вас стать покороче.
Пусть мои мысли станут длиннее,
Жизнь - очевидней, и смерть - виднее.
Про жизнь: я думаю, что как надо
Идет она - в вечных трудах и драках.
И смерть, я думаю, мне в награду
Придет, не подав заранее знаков.
Не опасаясь нежданной встречи,
Живу, не боясь во все горло гаркать.
Свечу, как могу! Если люди - свечи, -
Не обязательно стать огарком.
НАДПИСЬ НА КАМНЕЯ б солгал, не сказав, сколько раз я страдал,
На Гунибе стоял с головою поникшей,
Видя надпись: "На камне сем восседал
Князь Барятинский, здесь Шамиля пленивший..."
Для чего этот камень над вольной страной,
Над моею советской аварской землею,
Где аварские реки бегут подо мной,
Где орлы-земляки парят надо мною?
Я к реке, чтоб проверить себя, припаду
Всеми струями - струнами всеми своими.
Мне вода столько раз, сколько к ней подойду,
Прошумит Шамиля незабытое имя.
Нет вершин, где б он не был в ночи или днем,
Нет ущелий, куда б он хоть раз не спустился,
Нет такого ручья, чтобы вместе с конем
После боя он жадно воды не напился.
Сколько кровью своей окропил он камней,
Сколько пуль рядом с ним по камням просвистало!
Смерть с ним рядом ходила, а он - рядом с ней,
И она все же первой устала;
Четверть века ждала, чтоб он дрогнул в бою,
Чтоб от раны смертельной в седле зашатался,
Чтоб хоть раз побледнел он и, шашку свою
Уронив, безоружным остался.
Эту шашку спросите об этой руке!
О чужих и своих несосчитанных ранах!
Быль и сказка, сливаясь, как струи в реке,
Нам расскажут о подвигах бранных.
Дагестан, Дагестан! Почему же тогда
Тот, чье имя России и миру знакомо,
Здесь, на скалах твоих, не оставил следа,
Почему о нем память - лишь в горле комом?
Почему на камне лишь имя врага?
Неужели тебе сыновья твои чужды?
Неужели нам ближе царский слуга,
Что заставил их бросить к ногам оружье,
Что аулы твои предавал огню,
Царской волею вольность твою ломая?
Пусть стоит этот камень. Я его сохраню,
Но как памятник я его не принимаю!
Я б солгал, не сказав, сколько раз я страдал,
На Гунибе стоял с головою поникшей,
Видя надпись: "На камне сем восседал
Князь Барятинский, здесь Шамиля пленивший..."
Я проклятый вопрос домой уношу.
Дома Ленин глядит на меня с портрета.
"Товарищ Ленин, я вас прошу,
Ответьте: разве верно все это?"
И чудится мне, - прищурясь, в ответ
На этот мой вопрос откровенный
Ильич головою качает: "Нет,
Товарищ Гамзатов, это неверно!"
КАЙСЫН КУЛИЕВ(С балкарского)* * *
Ноги у печали стали черные;
Шла она босой по неживым
Пепелищам, по жилищам взорванным,
По снегам войны пороховым.
Руки у печали стали черные;
Рылась она в пепле и золе,
Отгоняла от убитых воронов,
Предавала мертвецов земле.
Платье у печали стало черное;
Слишком долго с нами она шла
Той дорогой, где по обе стороны
Сыновей обугленных тела.
Люди, дайте отдохнуть печали,
Дайте руки, ноги ей обмыть.
Дайте хоть теперь! Раз мы в начале
Не смогли ее остановить.
НАЗИР ХУБИЕВ(С карачаевского)ЛАВИНАКак лавиною, все мое детство
С головой завалило войной.
Помню - бьет пулемет по соседству,
Всадник падает рядом со мной...
До сих пор, когда скрежет лавины
Среди ночи поднимет меня -
Все мне кажется: руки раскинув,
Там в горах кто-то рухнул с коня.
ЗАЙНДИН МУТАЛИБОВ(С чеченского)ПИСЬМОМне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои - мне нужны, а не им.
Ночь посеяла в землю бесплодные зерна металла,
Чтоб с рассветом они дымом нового боя взошли.
Я сижу в блиндаже, я пишу тебе это устало
Не из дома, как раньше. Не с земли. А из-под земли.
Лягу срезанным колосом в утреннем поле железном
Или до ночи буду идти сквозь железо - живой?
Это знать не дано. А гадать бесполезно;
Но пока, до рассвета, я все еще твой.
Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
ДОРЖПАЛАМ(С монгольского)* * *
Если пуля тебя ранит,
Только ранит - не убьет, -
Эту рану врач зашьет,
И она болеть не станет,
Пока дождик не пойдет.
Если друг тебя обманет,
Не убьет, а только ранит,
Только в сердце попадет, -
Время рану не затянет,
Врач иголкой не зашьет.
* * *
Ходит смерть круг за кругом,
Рвет сердца и аорты...
"Был он другом, был другом", -
Повторяем про мертвых.
Но приходится туго, -
И смертельное слово:
"Был он другом, был другом..."
Говорим про живого.
НАЗЫМ ХИКМЕТ(С турецкого)ВЫЙДЯ ИЗ ТЮРЬМЫУтроТы проснулся.
Где?
Дома.
Но дома отвык просыпаться ты.
Верный признак тринадцати
лет,
Проведенных в тюрьме.
Кто лежит с тобой рядом?
Одиночество?
Нет, жена.
Она
Спит, как ребенок.
Как идет ей беременность!
Сколько времени?
Половина шестого, -
Вы знаете, что до вечера
Беспокоиться нечего.
Есть полицейское правило -
Засветло не арестовывать.
Вечерняя прогулкаТы вышел из-за решетки тюремной.
Ты вышел.
Вы вместе. И жена твоя беременна.
Взяв тебя под руку,
Она гуляет с тобой
По кварталу.
И легко,
словно даже
и не устала,
Несет свою священную тяжесть.
Ты горд собой
и ею горд.
Вечерний город
Остывает,
как будто пальцы ребенка озябли,
И кажется, надо
Взять и согреть в ладонях эту прохладу.
Коты квартала
у дверей мясной сошлись, как поклонники.
А на втором этаже,
грудью на подоконнике,
Жена мясника,
завитая,
скучая и тая,
Вечера созерцает картину.
Небо чисто.
Как раз там, где его середина,
Первая вечерняя звезда
Блестит,
как налитая в стакан вода.
В этом году бабье лето.
Абрикосы уже пожелтели,
А инжир еще зелен.
Дочь молочника Георгия
с наборщиком Ахметом
Вышли гулять,
и в тени
пальцы их сплетены,
И ты видишь это.
В бакалейной лавчонке Сурена
загорелись огни.
Он армянской резни
