— На следующий год нас здесь уже не будет — во всяком случае, я очень на это надеюсь, — сказал он.
Это место для них было слишком пустынным. Миссис Трет желала быть поближе к магазинам и кинематографу, так что они решили вернуться в свой старый дом в Труре, где жили все ее родственники. Третоуэн собирался навестить меня вскоре после праздников, с тем чтобы вписать в мои книги о купле-продаже и свою ферму. Казалось, что своим решением Третоуэны рвут последнюю нить, связывавшую меня с Морган, — и все-таки это не вызвало во мне возражений. С некоторых пор у меня практически ничего не вызывало возражений, что, насколько я понимаю, было далеко не обнадеживающим симптомом.
Вечером, когда мы возвращались из Старбера, Молли обратилась ко мне:
— Почему бы тебе не открыть отделение в Дикмауте? Тебе и мистеру Скотти перепадает не так уж много работы в вашем теперешнем офисе, а Дикмаут как раз находится в пике своего развития.
— Дикмаут — это дрянная дыра, — прервал ее я. — Ненавижу этот город. Там везде асфальт и доходные дома; летом там одни жуиры, а зимой — одни ветры.
— Тогда давай купим ферму Третов. Мы обоснуемся там, а ты сможешь легко добираться оттуда и до Дикфорда и Дикмаута, когда окончат новую дорогу.
— Чем тебе не нравится идея жить в «Доме у кедра»?
— Я не говорю, что мне не нравится — я смогу быть счастлива везде. Но тебе определенно будет лучше на ферме.
— С чего ты это взяла, Молли?
— Я говорила с Луной, и она мне все рассказала.
Не знаю, о чем Молли говорила с Луной и что Луна отвечала Молли — ведь обе они не доверяли мне полностью; но если сказанное было хотя бы половиной того, что сказала мне Луна в первую нашу встречу, то это объясняло многое.
Я был многим обязан Молли, но возможностей компенсировать ее усилия было настолько мало, что в тех редких случаях, когда она просила меня о чем-то, я чувствовал себя не вправе отказать ей. Вместе с тем, должен заметить, идея поселиться на ферме меня пугала. Я подозревал, что это вызовет к жизни целый сонм воспоминаний; кроме того, это значило утратить контакт с Бирдмором, весьма либерально относившимся к уколам морфия, и отдать себя в руки дикмаутского знахаря, которого не прельщала мысль об использовании наркотических препаратов. Тем не менее, я пришел к выводу, что как-нибудь решу свои проблемы, — ведь раньше мне это всегда удавалось. К слову, это не должно было оказаться настолько страшным — стоило только привыкнуть.
Итак, я купил ферму Третоуэнов, и Молли занялась подготовкой к переезду. Это напомнило мне о том, как я перевозил миссис Макли в частную клинику. Молли нашла помещение для нового офиса, наняла служащих, занялась рекламой нашей фирмы и следила за тем, чтобы перевозчики мебели не отлынивали от работы; более того, ей даже удалось заставить старого Биндлинга вновь взбираться по холмам, найдя ему работу. После смерти сына он сильно изменился, но его бригадиру удалось заставить его собраться, как ранее это удалось Молли в отношении меня. Так что в итоге мне оставалось лишь приехать из Дикфорда на ферму, посадив рядом с собой в машину Молли, а ирисы уложив в багажник — перед отъездом Молли выкопала добрую половину сада в «Доме у кедра», и мы везли все это с собой. Конечно, это было незаконно, так как я успел продать «Дом у кедра» всеобщему любимцу Макли, который к этому времени женился на богатой вдове, да хранит ее Господь. В конце концов, он знал о недвижимости не больше, чем я — о свиньях. Хотя, если бы он знал о человеческой натуре столько же, сколько и я — он бы получше следил за Молли, защищавшей мои интересы.
Должен признаться, что Молли была права: перебравшись на ферму, я почувствовал огромное облегчение; казалось, будто гора свалилась с моих плеч, да и астма моя почти тут же ослабила свою хватку. Всю свою жизнь я прожил в Дикфорде, никогда не покидая его больше, чем на пару недель, поэтому все мои огорчения и страхи накапливались вокруг меня, подобно своеобразному психологическому кокону. Я слышал, что где-то в Тибете находится самый грязный город на земле. Жители выбрасывают отбросы из своих домов прямо на улицу, так что кое-где навозные кучи заслоняют собою дома. Точно то же происходило со мною и в Дикфорде. Я видел, как фермеры выносили на поля клетки с цыплятами, чтобы те смогли погулять на свежем воздухе; так же мудро поступила со мной и Молли.
На ферме действительно было очень хорошо. Два пика горы Белл Хед укрывали нас от господствовавших ветров, позволяя нам вместе с тем наслаждаться солнцем и ветерком с юга. Трет успел посадить немалое количество серебристых тополей, которые росли на этих засоленных почвах как на дрожжах, обещая вскорости благодатное укрытие от зимних ветров. Стоял один из тех весенних дней, когда лучи солнца набирают новую силу, вызывая приятное ощущение у всего живого. Я заставил Молли бросить распаковывание наших пожитков и прогуляться со мной наверх к террасам виноградников, чтобы посмотреть, насколько хорошо саженцы перенесли зиму, оправдывая свою репутацию выносливых. Бедняжка, она просто зарделась от радости, хотя, видит Бог, радоваться было почти нечему; однако, поскольку раньше я никогда не предлагал ей совместных прогулок, мое теперешнее предложение значило довольно много.
Маленькие саженцы виноградной лозы были надежно укрыты; соломенные маты лежали настолько плотно, что мы не смогли рассмотреть ничего. Однако серые ароматические травы выглядели одинаково что зимой, что летом, и мы срывали и разминали в руках листья то одного, то другого растения, сравнивая их запах — ароматный, горький, сладкий, отдававший лимоном. Затем мы присели на каменную скамью под гребнем скалы, и я рассказал Молли, что когда-то, когда климат нашего острова был гораздо теплее, террасы на солнечных склонах давали душистый виноград; я научил ее отличать террасы виноградников от тех, каменистых и неприступных, которые служили для обороны от волков. Ей нравился мой рассказ; не думаю, чтобы она особо интересовалась археологией, но ей было приятно замечать, что я проснулся и заговорил. Бедное дитя, я так редко баловал ее этим.
Затем, словно одержимый какой-то идеей, я рассказал эй, почему серые ароматические травы выращивались вместе с виноградом, и о том, как их впоследствии добавляли в подогретое вино; она сказала, что хотела бы попробовать мой рецепт после того, как маленькие лозы подрастут. Она опросила, не буду ли я любезен написать по этому поводу миссис Трет, что я и пообещал ей (хотя, между нами говоря, я подумал, что это затруднит выполнение обещания, данного мною миссис Макли).
Потом я начал рассказывать, как выглядела эта земля в древности, показав ей узкую полоску крошечных застоявшихся озер — все, что осталось от древнего русла реки Дик. Как и Морган, она тут же отметила прямую четкую линию причальных стенок вдоль старого русла; тогда я рассказал ей о пещере на холме Белл Ноул, о жрецах, морских жертвоприношениях и древнем веровании — и она слушала меня, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, совсем как двухлетний ребенок. Меня же мой собственный рассказ нисколько не взволновал. Хотя это было последней темой, на которую я мог говорить трезво и хладнокровно, я уже чувствовал, к чему приду в результате этого разговора; все это вновь начинало интересовать меня, я пробуждался и как бы заново обретал себя — так же, как это было с Морган. Ко мне вернулся былой энтузиазм, и я сказал Молли, что Морган оставила мне целую библиотеку книг и рукописей, которую мы безусловно разберем, лишь только устроимся на ферме; я добавил, что среди этих книг должно быть немало интересного. Я говорил о том, как внутренним зрением видел пещеру на Белл Ноул, и о том, как наблюдала ее Морган в своем кристалле; потом я показал ей небольшое ущелье на склоне холма, где, по моему разумению, скрывалась пещера. Невероятно заинтригованная, она тут же спросила меня, не можем ли мы купить тот участок земли и заняться раскопками? Я ответил ей, что не стоит будить лихо, пока оно тихо, что пещеры этой с меня уже достаточно, и рассказал о том, как пережил в ней свою преждевременную кончину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
