Однако было что-то еще…
В ушах Искандера раздался нарастающий гул, во рту у него пересохло.
– Ящеров выползок! – в отчаянии выругался начальник императорской гвардии и беспомощно огляделся.
Дойти до дома и приложиться ко флакону с «Ласковым маком» Искандер уже не успевал, а вот добраться до заведения Зои Унгерваль можно было попытаться. Благо, вывеска «Черная Орхидея» виднелась через три дома. Под вывеской, на перилах изящного крылечка, сидела растрепанная девушка в очень коротком красно-зеленом клетчатом сарафане и курила. Одну ногу она закинула на другую так, что всем желающие могли полюбоваться на ее черные ажурные чулки. Увидев приближающегося Искандера – он почти бежал – девушка засмеялась и спросила:
– Хотите побыстрее отмучаться?
Искандер, не отвечая, схватил ее за аппетитную коленку, сгреб с крыльца, и они скрылись за высокой дверью разноцветного боремского стекла. От неожиданности девушка выронила трубку. Трубка упала на ступеньки, где и осталась, дымясь.
Днем ветер усилился, и у эльфов не возникло никакого желания возвращаться по набережной Зеленого Мыса. Лайтонд честно признался, что не очень разбирается в городе, но они все же рискнули углубиться в сплетение улочек и пойти по параллельной. Принц искоса посматривал на друга.
– Денег мы не добыли, – сказал Рингрин.
– Да, – ответил Лайтонд. – Можно, конечно, заселиться в какую-нибудь гостиницу, где не берут плату вперед. Или остановиться в одном из брошенных домов. А можно остаться в пещере до завтра, пока Аргамон не вернется.
– Мне больше нравится последний вариант, – признался принц.
– Да уж, – хмыкнул Лайтонд. – Вот уж не думал, что пещера рядом с тропой нежити окажется безопаснее теплого дома в Рабине… Давай тогда купим рыбы, вина и хлеба.
– Ответ положительный, – согласился Рингрин. – Нет ничего вкуснее форели, запеченой на углях.
Эльфы зашли на рынок и приобрели все задуманное, с той только разницей, что форели не оказалось, и они взяли семгу. Дорога, ведущая из Рабина, была всего одна. Вскоре Рингрин узнал те же дома, что видел утром, и успокоился. Они находились в предместье, где начинались мертвые кварталы.
– Но почему дракон так поступает? – спросил Рингрин.
Видно было, что принц задает вопрос, мучающий его давно, и ждал только момента, когда они окажутся на улице одни. Конечно, и стены имеют уши. Но не там, где ветер воет в узкой улочке, как попавший в ловушку волк.
– Правитель должен беречь своих подданных, – продолжал Рингрин. – Конечно, всем не угодишь, недовольные всегда будут. Но если народ будет любить своего правителя, то не будет и заговорщиков, да еще в таких количествах, что палачам приходится работать посменно…
Лайтонд помолчал. Они миновали дворец, напоминавший кокетку в платье со множеством оборок или оплывшую свечу. Эльфы двинулись вдоль глухого забора, через который свешивались ветви платанов. Деревья были очень старыми, их стволы были цвета пыли.
– Те, кого ты видел на площади… точнее, те, чьи изуродованные тела ты там видел… они не заговорщики, как мы, – сказал Лайтонд наконец.
– Но тогда в чем же причина этих казней? – изумился Рингрин.
– Черное Пламя не всегда был таким. Все дело в артефакте, которым он думает, что владеет… А на самом деле это артефакт владеет императором.
– Ты говоришь об Эрустиме? – уточнил Рингрин.
Лайтонд кивнул:
– Жезл власти свел его с ума. Черное Пламя нуждается в энергии страдания, в эманациях боли, ненависти и смерти. Так сильно нуждается, как закоренелый лислорер – в своем порошке. Поэтому дракон и хотел сжечь Железный Лес.
– А лучше бы и сжег, глядишь, обожрался бы своим магическим лислором и лопнул! – ответил Рингрин в сердцах.
Лайтонд покосился на принца Железного Леса.
– Вряд ли. Черное Пламя успокоится, только когда лишится Эрустима.
– Насколько я знаю, – задумчиво ответил Рингрин. – Эрустим создали твои родители. Ты имеешь на него больше прав, чем кто бы ни было. Даже если ты ошибаешься насчет причин сумасшествия Черного Пламени.
– И на том спасибо, – сказал Лайтонд.
Он почуял, что к ним кто-то приближается, раньше, чем Рингрин услышал топот сзади. Лайтонд обернулся, и увидел подростка, бегущего к ним. Паренек так спешил, что даже не застегнул свой парчовый кафтанчик, украшенный серебряным позументом. Ворота в заборе, мало уступавшие по мощи воротам замка самого Черного Пламени, были распахнуты. Очевидно, подросток выбежал из них. Эльф заключил, что дворец за этим забором еще обитаем, и что у его хозяев какое-то дело к двум путешественникам.
– Приветствую, господа, – сказал паренек, останавливаясь рядом с ними. – Мой отец просил передать вам вот это.
Он протянул Лайтонду что-то в зажатой ладони. Вибраций ни Чи, ни Цин эльф не почувствовал, и поэтому принял подарок. Им оказался жгут, сплетенный из полосок ткани двух цветов – синего и черного…
– Музыкант Смерти Лайто, мерзопакостный преступник, глава сего отвратительного бунта! – зычно крикнул глашатай. Его лицо, красное от натуги, покрывали капли пота. Лайтонд видел в его ауре отчетливый образ запотевшего кувшинчика с морсом… а еще лучше – с брагой, чтобы снять жажду и усталость этого безумного дня.
Конвоир толкнул эльфа в спину. Толчок отдался болью в скованных руках. Неторопливая процессия, состоявшая из Лайтонда и шести его конвоиров, отборных императорских гвардейцев, покинула темную караулку и вышла под ослепительное сияние южного полдня. Солнце засияло на доспехах гвардейцев, начищенных по случаю так, что в них можно было глядеться, как в зеркало. Теперь в этом зеркале отражался белый пылающий шар. Камни, которыми была вымощена площадь, тоже казались белыми и дышали жаром. Толпа ахнула и подалась вперед.
– Лайто! Лайто! – загомонили вокруг.
Кольцо конвоя вокруг эльфа сжалось и пропало. Люди, желающие посмотреть на Музыканта Смерти, просто смели стражников. Лайтонда прижали к пожилому эльфу в дорогой тергалевой рубахе. Толпа стиснула Лайтонда в своей влажной от пота клешне. Эльф с ужасом подумал, что его сейчас расплющат, как плющит кусок металла молот кузнеца. Но Лайтонд не был металлом, и ему вовсе не хотелось, чтобы его разорвали на куски. Эльф понимал, насколько это смехотворная мысль. В конце короткой прогулки через площадь его ждал эшафот, заваленный еще теплыми изувеченными останками, и палач, мастер четвертования, чей меч уже побурел от крови. И однако, если бы Лайтонд только мог, он бы отшвырнул от себя людей одним коротким заклинанием. Но он не мог. Его наручники были изготовлены по особому заказу, и красные алмазы блестели в эбонитовой основе, как глаза бешеного волка. Лайтонд не мог призвать ни Чи, ни Цин. Собственно, только поэтому он до сих пор оставался под стражей. Верховный маг Фейре с досадой дернул плечом. Повязка, черно-синий жгут, которым Танцоры Смерти поддерживали волосы, свалилась у него с головы. Она упала на грудь эльфу в тергалевой рубахе. Тот аккуратно и быстро подхватил распустившийся жгут и спрятал в карман.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});