Ингельде было бы очень сложно объяснить отцу, как она, находясь в полном одиночестве на высоте шести метров над землей, умудрилась забеременеть. Учитывая, что этот ребенок должен был разрушить Щит Курта, Ингельду после этого признания сбросили бы с башни.
Эдмунд фон Татцельберг пал в сражении под Хассбургом. Встал вопрос о том, кому теперь принадлежит крепость, без которой Боремия не сможет существовать. Мачеха Ингельды не стала дожидаться, какое решение примет Каранурум. Феаноринг к тому времени уже вполне оправдывал свое боевое прозвище. Герцогиня бежала в леса вместе с малолетним сыном Эдмунда. Койриллэ вступил в Татцельбург. Защитники крепости и Щита не сопротивлялись – в седле перед Койриллэ сидел законный владелец крепости. Им был маленький темноглазый мальчик, весьма симпатичный, несмотря на то, что ему на роду было написано родиться чудовищем. Северная башня была переименована в башню Золотых Кос. Маг ошибся. Сын Ингельды и Койриллэ укрепил и перестроил крепость, вместо того, чтобы уничтожить ее. Щит Курта продолжал функционировать без сбоев. В крепости Вольфсангель, где крепился второй конец магической дуги, все прошло далеко не так беболезненно – хотя предсказания об этом не предупредили. Вервольфы, в отличие от татцелей, увлекшихся матримониальными сюжетами, дрались насмерть и полегли как один. Перед гибелью они, исходя из соображений «так не доставайся же ты никому», сильно повредили артефакт, генерировавший щит. Магическое поле ослабло. Центральная часть Боремии в последующие годы, пока шел ремонт артефакта и Вольфсангеля, была выжжена обрадованными драконами практически дотла.
Очарованный Зигфрид провел руками по гобелену, а затем отогнул нижний левый угол и заглянул за край. Там обычно указывалось место создания шедевра. Зигфрид ожидал, что там будет написано «Фишервег». В этом городе производилось больше половины всех ковров Боремии. Но аккуратная надпись гласила: «Хассбург». Гобелен оказался старше, чем подумал Зигфрид. Возможно, перед ним был самый первый гобелен. Тот самый, что Каранурум Феаноринг повесил в башне Золотых Кос в память о подвиге его жены Ингельды, урожденной Татцельберг.
Или его точная копия.
– Этот ковер был привезен из Боремии, верно ведь? – спросил Зигфрид.
Старый эльф глянул в желтые, как масло, глаза собеседника, разрезанные черными лезвиями вертикальных зрачков. Все было понятно.
– Да, – ответил Лакгаэр. – Его привез мой отец. Теперь вы меня ненавидите? – вежливо осведомился он.
Оборотень фыркнул.
– Нет, – сказал он. – Между двумя любыми народами есть вещи, которые лучше не вспоминать. Просто забыть, и все. В девяти мирах хватит места для всего. Но та штука, что однажды разорвет их на кусочки, называется ненавистью. Как же вам удалось выжить, то есть я имею в виду, все Звездные Рыцари, прошедшие Боремию, были…
Бывший химмельриттер замялся.
– Прокляты до седьмого колена, – кивнул Лакгаэр. – Обычно здесь ребенку дают боремское имя, и это помогает.
– А как же вы? – спросил Зигфрид. – У вас вполне эльфийское имя.
– А моего отца не прокляли.
– Вот как? Почему же?
– Он спас маленького рысенка, застрявшего в расщепленном дереве, – ответил Лакгаэр. – Он объяснял мне, что отлично понимал, что делает. Что перед ним ребенок врага, врага страшного и беспощадного, с которым нельзя договориться, а можно только уничтожить. Но его желание заботиться о ком-то было очень велико, а котенок был весьма пушистый и красивый… Отец говорил, что собирался его отпустить, когда татцель бы подрос. Но случилось иначе.
– Да, я слышал эту историю, – медленно сказал Зифгрид. – Родители рысенка погибли, но за ним пришла его сводная сестра… Вы позволите взять этот гобелен?
– А вам не будет на нем жестко? – осведомился Лакгаэр. – Мне почему-то казалось, что вам больше понравится вот этот. Будет созвучен вашим мыслям…
Он указал на толстый, пушистый сюркистанский ковер. На фоне оранжево-алого пламени свился кольцами могучий черный дракон. На месте глаз поблескивали крохотные рубины. Зигфрид понял, что Лакгаэру вовсе не хочется, чтобы кто-нибудь обтирался задницей об раритет. Бывший химмельриттер внутренне согласился с ним. Гобелен из башни Золотых Кос был создан не для того, чтобы на него сыпались искры из камина.
– Да, этот будет помягче, – кивнул Зигфрид.
Лакгаэр хотел вызвать слугу, чтобы отнести ковер в каминную. Но оборотень принялся снимать ковер сам, и врожденное чувство такта подсказало старому эльфу другое решение. Он помог Зигфриду снять оружие, висевшее на ковре – двуручный топор, весь в боевых вмятинах, но любовно вычищенный и смазанный, хоть сейчас в бой, а так же щит с вытисненным на нем крабом-отшельником. Таков был герб рода Лакгаэра. Эльф и оборотень скатали ковер и вдвоем понесли его в каминную. Когда они миновали последний поворот и остановились передохнуть, Лакгаэр услышал нежный девичий голос, принадлежавший, несомненно, Глиргвай.
Темная эльфка пела:
– Мертвые струны не зазвенят, лишь над пожарищем каркает ворон…
«Наконец-то», мелькнуло у Зигфрида. Оборотень знал, что горе, излитое в песне, из смертельного яда, медленно убивающего изнутри, превращается в высокое искусство. И отравляет окружающих – но не автора.
«Неплохой голос, и с лютней обращаться умеет», подумал Лакгаэр, вытирая пот со лба. – «Надо будет похвалить девочку».
Старый эльф и не подозревал, какие удивительные плоды принесут ему на этот раз хорошее воспитание и простая вежливость.
Лайтонд спускался по лестнице, вырубленной в скале. Внизу белыми гривами пенились волны. Дворец был расположен очень грамотно. С одной стороны, он имел выход к морю, эльф даже видел лестницу, ведущую с небольшой террасы на пляж. С другой стороны, подойти к дворцу с моря было очень сложно – напротив жилища Лакгаэра находился большой остров. Лайтонд забыл, как он называется. Порывы ветра, налетавшего с моря, пронзали холодом и сыростью до самых печенок. Эльф пожалел, что не надел куртку.
Лакгаэр разрешил гостям бродить, где им вздумается, и Верховный маг Фейре собирался воспользоваться этим разрешением. Лайтонд и принял предложение Лакгаэра Хиалталлина только потому, что почуял во дворце один артефакт. Теперь он хотел на него посмотреть, прикоснуться. Целью Лайтонда являлась терраса. Судя по колебаниям эфира, артефакт находился именно там. Эльф решительно преодолел несколько последних ступенек.
Здесь было несколько теплее. Квадратная площадка по периметру была усажена колючими голыми кустами, и ветер запутывался в их ветвях. Лайтонд сначала принял их за юных, только-только отпочковавшихся дубокраков. Эльф невольно шарахнулся назад. Но у этих растений отсутствовали подвижные, цепкие воздушные корни, которые позволяют дубокракам передвигаться по земле. Перед Верховным магом Фейре были обыкновенные розовые кусты. Зима обнажила колючки, обычно кокетливо спрятанные за листьями, и стряхнула с кустов цветы, потому Лайтонд и не узнал растения сразу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
