Настя не могла знать, что происходит в голове незнакомца, слышит он ее или нет, понимает он ее слова или нет, запоминает или нет... Может быть, Настя недостаточно убедительно произносила эти слова, и они осядут лишь на задворках памяти этого незнакомца, а всплывут годы спустя... Но пока она умеет только это.
— Уходите, — попросила затем Настя. — Я не хочу, чтобы вы тут были. Вы плохой. Вы черный.
Черный — это не цвет кожи, это нечто другое, это разлито в воздухе вокруг плохого незнакомца. Это его истинный цвет.
— Уходите и больше не приходите сюда.
В этот момент слышен звук открывшейся двери. Секунду спустя в кухню вошел высокий мужчина в милицейской форме. Он видит мертвую бабушку, он видит черного человека, Настю... Его лицо бледнеет... Его лицо искажается гневом и отчаянием...
Все это так ужасно, что Настя больше не хотела об этом вспоминать.
Настя закрыла глаза, и кабина лифта снова проваливается. Еще глубже.
2
— Призрак. — Маятник говорил об этом, как о само собой разумеющемся. — Стреляешь ему в башку, он падает, потом снова встает и идет тебя резать.
Морозова всегда скептически относилась к историям про летающие тарелки и снежных людей, предпочитая более простые и рациональные объяснения.
— Ну что ж, — сказала она. — Лучше надо было стрелять. Только это могу тебе сказать. И давай отпустим женщин.
— Кроме генеральской дочки, — напомнил Маятник.
— Кроме, — согласилась Морозова. — Если ты хочешь говорить о ней отдельно, будем говорить.
— Это не я хочу... — сморщился Маятник.
— Призрак?
— Ты пока просто не понимаешь...
— Я постараюсь понять.
Морозова вывела администраторшу и уборщицу к лифту, сказала в пуговицу, чтобы Лапшин встретил заложниц, а сама вернулась к Стригалевой.
Морозова ждала всякого. Генеральская дочь могла воодушевиться тем, что других заложниц отпустили, а могла, наоборот, впасть в депрессию от того, что отпустили не ее.
Однако с Леной Стригалевой не случилось ни того, ни другого. Она вообще никак не отреагировала на случившееся. Морозова снова подумала о психологическом шоке, но тут кое-что отвлекло ее от психологии.
— Жора, ты совсем озверел! — Морозова если и не вышла из себя, то подошла к этому редкому для себя состоянию. — Ты что, решил в Чикатило поиграть?!
— Чего ты орешь? — Замученное лицо Маятника мало походило на физиономию садиста и маньяка.
Морозова молча показала пальцем на ногу Стригалевой. На щиколотке висел металлический браслет с обрывком цепи.
— Ты стал сажать женщин на цепь?! И ты после этого надеешься, что я буду тебя спасать?!
— Я снял с нее эту цепь, — возразил Маятник. — Так что можете сказать мне спасибо за гуманизм.
— Лена, это правда?
— Правда, — безразлично произнесла Стригалева.
— Лена, а кто вам прицепил эту штуку?
— Я не знаю.
— Как это?
— Я не знаю этого человека. Он все время следил за мной здесь, в гостинице. Сначала просто следил, а потом...
— А то, что у вас под глазом — это?..
— Этот человек, он запретил мне разговаривать с другими людьми. А я вчера разговаривала с одной девушкой, мы случайно познакомились... Он узнал и в наказание посадил меня на цепь, чтобы я не могла выйти из номера. Это сегодня утром было. Ну и врезал вдобавок. Кстати, вот он. — Лена кивнула на Маятника. — Он тоже мне врезал.
Морозова вспомнила сведения из досье Генерала — там говорилось, что его дочь учится в немецком бизнес-колледже и подает большие надежды. Не было ничего более далекого от этого образа, чем апатичное создание в пижамных штанах на кровати провинциальной гостиницы. С синяком под глазом и кандалами на ноге. Рассказы Маятника о том, что эта девушка пыталась организовать его убийство, теперь тоже звучали как-то сомнительно. Для таких дел нужны решимость, храбрость и еще бог знает что. Если они когда-то и были у Лены Стригалевой, то потом все эти качества куда-то исчезли, словно были унесены осенним ветром. Словно были съедены, как металл ржавчиной, — съедены усталостью, долгим ожиданием, обманутыми надеждами...
— А что это за звук такой странный? — вдруг спросила Лена.
Морозова посмотрела наверх.
3
Настя закрыла глаза, и кабина лифта снова проваливается. Еще глубже. Невероятно глубоко — кажется, что дальше и некуда проваливаться, уже должно произойти столкновение с дном. Но этого не происходит.
Кабина дергается, застревает, соскальзывает ниже, еще, еще...
И дальше она идет медленно и плавно...
Настя открыла глаза и увидела перед собой двух совершенно незнакомых ей людей. Это мужчина и женщина. Они разговаривали друг с другом и, казалось бы, не обращали внимания на Настю. Это, должно быть, очень важный разговор — женщина держала мужчину за руку, и ее пальцы были неспокойны, они все время постукивали по запястью мужчины. Настя почему-то не понимает смысла слов, которые произносят эти двое, она лишь видела, что женщина кивает словам мужчины, и выражение ее взгляда можно назвать как доверие и надежда.
Настя огляделась по сторонам, увидела большую стеклянную стену, других людей, которые едят и пьют. За стеклянной стеной ходили люди, там стояли старые красивые дома. Это совсем не похоже на Волчанск.
Пытаясь осмотреться, Настя сделала не очень осторожное движение и задела чашку, которая, оказывается, стояла перед ней на столе. Чашка на удивление большая. А руки, которыми Настя старалась ее удержать, на удивление маленькие.
— О, Настена проснулась, — сказала женщина, улыбаясь. — Тебе не кажется, что она какая-то бледненькая?
— Еще бы она не бледненькая была, — произнес мужчина, подмигивая Насте. — Ничего, довезем ее до бабушки, там она быстро щеки нагуляет.
Женщина посмотрела на чары и покачала головой:
— Еще шесть часов до поезда... Так долго...
— Да, — согласился мужчина. — Надо где-то переждать.
— Кинотеатр, — показала женщина куда-то за стеклянную стену. — Там можно и поспать.
— Не знаю, не знаю. — Мужчина сосредоточенно погладил короткую рыжую бороду. — Мы уже слишком долго крутимся в этом районе. Может, поедем в My...?
Он произнес какое-то замысловатое название, которое растворяется в воздухе, не достигая ушей Насти.
— Из-за нескольких часов? — скептически ответила женщина. — Давай не будем дергаться, не будем дергать ребенка. Они нас потеряли в Ленинграде, я это знаю.
— Но они не перестали искать.
Они замолчали, мужчина пьет что-то из стакана. Женщина, которую Настя начинает понемногу вспоминать, смотрит на нее и задумчиво говорит:
— Даже если мы довезем ее... Будет ли она там в безопасности?
— Первое время, — сказал мужчина. — На первое время это сгодится. Потом найдем другое место. Но пару лет она там проживет спокойно.
— А потом?
— Потом найдем что-нибудь другое. К тому же... За пару лет что-нибудь может измениться.
— Что-нибудь? Даже не надейся. Эти люди никогда не оставят нас в покое, эта система...
— Ты забываешь, с кем ты разговариваешь, — усмехнулся мужчина. — Если я говорю «что-то может измениться», то это не просто слова.
— Ты серьезно? Хотя... Вот из-за чего тебя три раза за неделю возили к Химику? Понятно. А ты не мог помолчать про свое «может быть», учитывая, что мы собирались... Теперь-то они точно не угомонятся.
— Началось не с меня, — сказал мужчина. — Это кто-то другой. Другие тоже чувствуют, хотя и не так явно...
— И что же будет? — встревоженно спросила женщина, но тут Настя решила, что эти двое достаточно наболтались о всяких пустяках, и слегка постучала ладонью по столу. Потом еще и еще, пока чашка не начала подпрыгивать. Женщина посмотрела на нее с улыбкой:
— Действительно, что это вы про всякую ерунду тут разговариваете, а на меня ноль внимания... Да, Настена? Только это не ерунда, Настя, и когда ты подрастешь, то тебе самой придется...
— Ты и вправду думаешь, что она понимает тебя? — усмехнулся мужчина. — По ее физиономии этого не скажешь...
— Физиономия, как ты выражаешься, дана женщине, чтобы скрывать свои мысли, а не выставлять их напоказ. Это наше священное право, да, Настена? Все откладывается у нее в подсознании и, когда наступит необходимость, будет извлечено и использовано. Все, что в нее заложено. И природой, и тобой, и мной.
— Надеюсь, что так, — сказал мужчина и ласково подмигнул Насте. Внезапно его лицо исказилось, стало взволнованным или даже испуганным. Он резко встал из-за стола...
И снова провал вниз, еще глубже, но этот новый отрезок пути совсем недолог, Настя снова вздрогнула, тьма в глазах сгустилась до какой-то немыслимой концентрации, чтобы потом сверкнуть столь же потрясающе яркой вспышкой света.
Настя закричала, и кто-то спокойно-рассудочным голосом произносит в ответ:
— Девочка.
4
Морозова посмотрела вверх, прислушалась к нарастающему звуку и неодобрительно прокомментировала:
