– Я всегда буду здесь.
– Но я хочу знать.
Она дернула мочку уха:
– Когда ты полюбишь меня так, что захочешь брать с собой, куда бы ни шел, я назову тебе свое имя.
Повинуясь внезапному импульсу, он рассказал ей то, о чем еще не говорил никому.
– Я хочу улететь отсюда. Ты можешь забрать меня с Лузитании? – спросил он.
Она состроила ему глазки:
– Мы ведь только что познакомились! Право же, мистер Рибейра, я совсем не из таких девушек.
– Может быть, когда мы получше узнаем друг друга? – с улыбкой предложил Миро.
И тут изображение на экране начало меняться, и вместо женщины на табурете, нет, на ветке дерева – уютно возлегла очень женственная кошка. Пантера, пожалуй. Она громко замурлыкала, потянулась, облизнула морду.
– Я могу сломать тебе шею одним движением лапы, – прошептала она, обнажая острые клыки. – Когда я встречу тебя одного, то перекушу твое горло одним поцелуем.
Он рассмеялся. Потом понял, что за разговором совершенно забыл, насколько невнятна его речь. Она ни разу не сказала: «Что? Ты не мог бы повторить?» Никаких сводящих с ума вежливых формулировок, которыми мучили его другие люди. Она понимала его без всяких усилий.
– Я хочу разобраться во всем, – сказал Миро. – Хочу все узнать, а потом сложить все сведения вместе и найти внутренний смысл, значение.
– Замечательный проект! – отозвалась она. – Напиши мне заявку в трех экземплярах.
* * *
Эндер обнаружил, что Ольяду водит машину много лучше его. Мальчик острее чувствовал расстояние, а когда подключал глаза к бортовому компьютеру, можно было и вовсе забыть о проблемах навигации. То есть Эндер мог о них забыть и переключиться на внешний мир.
Когда они только начинали разведочные полеты, пейзаж казался им однообразным. Бескрайние степи, огромные, бредущие по траве стада кабр, изредка на горизонте появлялся лес. Таких районов они старались избегать: незачем раньше времени привлекать внимание тамошних свинксов. Кроме того, они ведь ищут новый дом для Королевы Улья. Рискованно было бы поселять ее слишком близко к жилищу чужого племени.
Сегодня они полетели на запад – через Лес Корнероя, вверх по реке, потом по одному из ее притоков, затем вниз, до другой большой реки. Остановились на берегу. Волны лениво накатывались на песок, Эндер попробовал воду. Соленая. Море.
Ольяду вывел на экран бортового терминала карту этой части Лузитании. Огоньки обозначали место, где они сейчас находились, Милагре, Лес Корнероя и другие поселения свинксов. Хорошее место. Эндер сумел уловить одобрение Королевы Улья. Недалеко от моря, много воды, много солнца.
Они скользили над водой. Прошли метров сто вверх по течению, пока взгляд Эндера не остановился на холме, крутой склон которого выходил прямо на правый берег.
– Тут есть где пристать? – спросил Эндер.
Ольяду отыскал площадку метрах в пятидесяти от вершины холма. Потом они пошли обратно вдоль берега, по самой границе, где тростники уступают место граме. Так выглядели берега каждой реки на Лузитании. Вполне естественно. Эла легко разобралась с генетическими соединениями, как только получила доступ к файлам Новиньи и разрешение заниматься этой проблемой. Тростники – отцы и дети мухи-сосунца. Грама спаривается с водяными змеями. Пыльца капима налипает на животы кабр и порождает новое поколение удобряющих траву животных. А стебли и корни капима перевиты тропессой – длинной, ползучей лианой. Эла установила, что у тропессы те же гены, что и у ксингадоры – небольшой птицы, гнездящейся в узлах живой лианы.
В лесу все тоже подчинялось закону парности: черви масиос появлялись на свет из плодов лианы мердоны и, в свою очередь, давали жизнь семенам той же мердоны. Пуладор, маленькое насекомое вроде таракана, состоял в законном браке с кустами подлеска. А над всем этим царили свинксы и деревья – существа, достигшие вершин эволюционной цепи в обоих царствах. Растение и животное – одна долгая жизнь.
Вот и весь список животных и растений Лузитании. Жителей континента. В море можно найти кое-что еще, но десколада все же делала планету однообразной.
Правда, и в однообразии есть своя, пусть и странная, прелесть. Ландшафт на планете был таким же, как и на всех других: реки, холмы, горы, пустыни, океаны и острова. Ковер капима и редкие пятна лесов превращались в музыкальный фон пейзажной симфонии. Глаза становились более чувствительными к неровностям почвы – песку, утесам, ложбинам – и прежде всего к течению воды и игре солнечного света. Лузитания, как и Трондхейм, была одним из тех редких миров, где властвовал один лейтмотив. Трондхейм, однако, был Трондхеймом потому, что очень немногие существа могли прижиться в том суровом мире: причуды климата ограничивали жизнь на поверхности планеты. На Лузитании же… ее климат, ее почва ждали плуга пахаря, мастерка каменщика. «Принеси сюда жизнь», – просила планета.
Эндер не понимал, что полюбил это место именно потому, что оно было таким же опустошенным, как и его собственная жизнь – с самого детства, когда его закружили и чуть не уничтожили события, в своем роде столь же страшные, как и погулявшая по этой планете десколада. И все же тут можно выжить, можно пустить корни на голом камне, удержаться на нем и продолжать жить и расти. Из ужаса десколады произросли три жизни маленького народа. От Боевой школы, от долгих лет изоляции, от войны ведет свое начало Эндер Виггин. Он пришелся здесь ко двору, словно сам создал это место. И мальчик, пробиравшийся сейчас вместе с ним через граму, казался ему сыном, словно он знал его все двенадцать лет его жизни. «Да, Ольяду, я понимаю, как никто другой, что такое металлическая стена между тобой и миром. Но здесь и сейчас я заставил эту стену исчезнуть – живая плоть касается земли, пьет воду, дарит любовь и утешение».
Берег речки, вернее, уже холм поднимался террасами – метров двенадцать от воды до вершины. Земля достаточно влажная – копать будет легко, но и своды не обрушатся. Королева Улья и ее народ – подземные жители. Эндер почувствовал желание начать прямо сейчас и принялся руками разгребать землю. Ольяду присоединился к нему. Земля поддавалась, они прокопали довольно глубоко, но верхний край ямы и не думал сползать.
«Да. Здесь».
Значит, решено.
– Здесь, – громко сказал Эндер.
Ольяду улыбнулся. Но говорил Эндер не с ним, а с Джейн, и Джейн ответила:
– Новинья считает, что они добились своего. Все тесты показывают полный ноль: с тех пор как в клонированных клетках жукеров поселился этот новый коладор, десколада и носу не показывает. А Эла прикинула, что ромашки, с которыми она возится, через какое-то время будут вырабатывать коладор и без постороннего вмешательства. Если номер сработает, нужно будет только посадить пару десятков цветочков, и жукеры смогут держать десколаду в узде, попивая нектар.
Ее голос звучал живо и весело, но она говорила с ним только о деле. И вот тут уже ничего веселого не было.
– Прекрасно, – ответил Эндер, внезапно ощутив приступ ревности: наверняка с Миро Джейн разговаривала совсем другим тоном – шутила, дразнила, как когда-то его самого.
Но он смог справиться с этим чувством. Эндер поднял руку и положил ее на плечо Ольяду, потом притянул мальчика к себе, и вот так, вместе, они пошли к оставленному на берегу флайеру. Ольяду отметил на карте место и записал в память машины. По дороге домой он все время смеялся и шутил, и Эндер смеялся вместе с ним. Мальчик не заменит ему Джейн. Но он – Ольяду, и Эндер любит его. Мальчик нуждается в Эндере, и… несколько миллионов лет эволюции утверждают, что именно в этом больше всего нуждается и сам Эндер. Этот голод мучил его все годы, проведенные с Валентиной, гнал его с планеты на планету. Мальчик с металлическими глазами; его братец Грего, талантливый пакостник; понимающая и невинная Квара; исполненный веры, самоконтроля и аскетизма Квим; Эла, надежная как скала, твердо знающая, когда и как надо действовать; Миро…
«Миро… Я не могу утешить Миро. Не здесь, не сейчас. У него отняли работу, тело, надежды, будущее, и никакие слова, никакие действия не дадут ему необходимого – нового, жизненно важного дела. Мальчику больно жить, его возлюбленная стала сестрой, он не может жить даже среди свинксов, ибо бесполезен для них, и знаний и дружбы они ищут у других».
– Миро нужно… – начал Эндер.
– Миро нужно покинуть Лузитанию, – сказал Ольяду.
– Мм?
– У вас есть космический корабль, ведь так? – спросил Ольяду. – Я, помню, однажды читал такую историю – или это был фильм – про полководца: давным-давно, во время Войны, был такой Мэйзер Рэкхем. Он спас Землю от гибели, но все знали, что, когда придет время сражаться снова, он уже будет давно мертв. Поэтому его послали в космос на релятивистской скорости, чтобы он слетал туда и обратно. На Земле прошло сто лет, а сам Рэкхем за это время прожил всего два года.
– Ты думаешь, Миро нуждается в чем-то подобном?
