Остравское небо
Перевод Ю. Левитанского
Эй, шахтеры, шахтари!Почему никто из васэтот черный уголь с глазне отер хотя бы раз?Расцыганский взор у вас!
Эй, шахтерские вы дочки,рано вы идете замуж,замуж выйдете — а там ужугольная тьма над бровью,подведенная любовью.
Впрочем, здесь и небесатой же мечены чертоюи подводят чернотоюсвои синие глаза.
Добрый день
Перевод Л. Друскина и О. Малевича
— О день — прозрачный, голубой! —ты почему такой счастливый,с лицом, обрызганным росой,лукавый, солнечный, смешливый?
Мне не дает грустить сиреньи птиц крылатая капелла,а люди скажут: «Добрый день!» —и принимаются за дело.
Что может огорчить меня?Ведь вспышка мертвая ракетыи блеск бенгальского огнякуда бледней дневного света.
— Но трудно все-таки с людьми?Здесь крики, там столпотворенье!— Я с ними, как отец с детьми,И нахожу в любви терпенье.
Поезд
Перевод О. Малевича
Жизнь достигает грани и границбыстрее звука и быстрее света,и с постоянством перелетных птицмы возвращаемся на склоне лета.
Из скорого выходим на перрон —на чемоданах пестрые наклейки —и скромно забираемся в вагонзабытой и родной узкоколейки.
Дороги с нас давно посбили спесь,нам близкое теперь дороже дали,и многим большее мы ощущаем здесь,чем все, что там увидеть ожидали.
Бегут столбы, как тени прошлых лет.Вы возвращаетесь, а с вами рядом,припав к стеклу, ваш молодой соседот горизонта не отводит взгляда.
Дубы
Перевод Б. Слуцкого
Я ветерком среди людейЛетал.Я легковесным был.Теперь,Набравши желудей,Сажаю не спеша дубы.
Мороз не пощадил травы,Грозитвесенних молний блеск.А на дубке огонь листвыЗелено-красныйвверх полез.
Пускай же целятся грома:Не виснут крылья у дубка,Он — словно родина сама,Что нерушима и крепка.
Страда
Перевод И. Инова
Истомой трав уходит лето,Ржаным дыханьем опаля.Ликует жаворонок где-то,Лишая разума поля.
В дрожащем мареве от знояРека уже не в силах течь.Зерно поспело золотое.И камни пышут, словно печь.
Пришла пора, когда все просто,Когда колосья бьют челом:— Коси, косарь, под корень, — просят,Шурша чешуйчатым зерном.
Проселки золотятся пылью,Земля сверкает, словно клад.Телеги солнцем нагрузили,И те под тяжестью кряхтят.
Но вот померкла позолота,Клен растерял кураж и пыл,И люди до седьмого пота,Как гром, ворочают снопы.
Finisterre
Перевод Е. Долматовского
Сигнальные звонки везде слышны,и залы ожидания полны.Звучит извечно городов «тик-так».И разбегаются пути во мрак,и очень много их до той поры,когда сожмется мир и все мирыв тропинку, что уходит в никуда…
Но, зная все, с волнением в грудимы жизнь, как в детстве, видим впереди,как будто на засохшей щепке летеще расцвесть сумеет яркий цветтвоей судьбы… Как будто смерти нет!
Кто встанет на другом конце земли,почувствует, как ветры замели,пожухла голубая краска дня,и солнце вянет, крону наклоня,и на груди свинцовый груз тяжел,и кажется — твой поезд отошел.
Теперь в седло осталось пересестьв надежде, что еще осанка есть,но всадником ты станешь и конем,себя сжигая внутренним огнем.
Беспомощно опустишь удила,едва не вылетая из седла.И конь оставшуюся часть путитебя за груз сумеет пронести.
И снова через горы путь лежит.Бежит твой конь. Бежит, бежит, бежит,бежит твой конь, и, значит, жизнь не вся.Бежит он, глазом яростным косяна скалы, на живой пейзаж земной,посеребренный мертвою луной.
Франтишек Грубин
{97}
Мой стих
Перевод О. Малевича
Мой стих, ты грусти и сомнений полн,Но не стыдись ни плакать, ни смеятьсяИ стань одной из торопливых волн,Что в новый день стремятся.
Пульсируй в человеческих сердцах,Иного плена ты не знай отныне.Впитай их боль, отчаянье и страх.Но не звучи в пустыне.
По дороге к реке
С девушкой у подлешанского ручья
Перевод О. Чухонцева
Идем куда глаза глядят,без тропок и дорог,туда, где на веселый ладзастрекотал сверчок.
И позади за нами вслед —два ослика худых —бредут твои шестнадцать лети двадцать лет моих.
Ручей. Отбрасывая тень,ты припадешь к ручью,потом в один прекрасный денья выпью тень твою.
А солнце парит, и в листвецветет павлиний хвост,и рассыпаются в травеслепые искры звезд.
И не поймем: чего-то жаль,и вот в последний размы долго-долго смотрим вдаль,а даль глядит на нас.
И два пруда у ивняка,как две слезинки с век:куда-то светит — Овчичкаструится — Беранек.
А мы — куда глаза глядятшагаем без дорог,туда, где на печальный ладзастрекотал сверчок.
И позади за нами вслед —два ослика худых —бредут твои шестнадцать лети двадцать лет моих.
Колокола
Перевод Б. Слуцкого
Когда ночная боль услышитте имена — Волга, Дон,
как будто глубь земли колышетнабатный звон.Волга, Дон,Волга, Дон,Волга, Дон…
Еврейских женщин доля жалкая,и лидицких тяжелый крест,и ржавчина, сплошная ржавчина,всю эту зиму душу ест.Волга, Дои,Волга, Дон,Волга, Дон…
Скрипя зубами, отворачиваемсямы по ночам от жен своих,стыдясь, что нынче околачиваемсяи завтра будем возле них.Волга, Дон,Волга, Дон,Волга, Дон…
Обыденней рубахи будничнойстрах не идет из головы,а вы — замерзшие, обугленные,мертвее мертвого мертвы.Волга, Дон,Волга, Дон,Волга, Дон…
Идет бедняк, шаги я слышу,вставайте, это — он,недаром глубь земли колышетнабатный звон.Волга, Дон,Волга, Дон,Волга. Дон..
Франтишек Гривна (Чехословакия).
Парк у Збраславского замка. 1943 г.
Сталинград
(Отрывок)
Перевод Вит. Мартынова
… Шуршанием газет в трамваивползает утро серое,и серый пепел покрываеткрая, где смерть умелаяпасет остатки человечьих стад.
Храни, Всевышний, город Сталинград!
И хоть песок в глаза кидали,но все ж найдет читающийна лбу продутой ветром далиту каплю правды высыхающей,что затесалась в черно-лживый ряд.
Храни, Всевышний, город Сталинград!
И даже фабрики названьенам каплей правды представляется,ведь ложь о ней хранит молчанье,назвать по имени пугается,пусть ложь и трусость нынче помолчат.
Храни, Всевышний, город Сталинград!
Когда огонь войны споткнетсяИ карты замолчат, ослепшие?Дай силу тем, кто насмерть бьется,кто белых флагов не вывешивал,кто носит имя гордое — солдат.
Храни, Всевышний, город Сталинград!
Ты их руками меч свой поднял,ты веру дал им в час неверия,нет одеяния пригоднейдля битв и смерти… За потерямиты новые потери видеть рад.
Храни, Всевышний, город Сталинград!
Однажды на Сазаве
