Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1115 г. умирает Олег Святославич. Спасский собор, построенный первым черниговским князем Мстиславом, стал усыпальницей и Олега.[837] Сыновья Олега — Всеволод, Святослав, Игорь и Глеб — до смерти Давида, князя черниговского, остаются в Новгород-Северском княжении.
4. Княжение Всеволода Ольговича
В 1123 г., по смерти Давида, черниговский стол занял последний Святославич, Ярослав, с трудом удерживавший за собой Рязано-Муромскую землю, где сопротивлялись нанесшие ему поражение мордва, мурома, вятичи, слабо поддававшиеся даже насильственной христианизации, и где господство князя держалось буквально на острие меча.[838] В Муроме, после своего ухода в Чернигов, Ярослав посадил своего сына Всеволода.
Обратимся к Переяславлю. В княжение Мономаха Переяславль укрепляется, вынося на северную окраину своей земли аванпост в борьбе с Черниговским и Новгород-Северским княжествами. В 1098 г. у границы Черниговского княжества Мономах закладывает Остерский городок (на р. Остре), которому суждено было играть большую роль во всей дальнейшей истории Переяславльской Украины. Годы княжения Мономаха в Переяславле — годы почти постоянных войн с половцами. То половцы нападают на города и села Переяславльской земли, то роли меняются, и активность проявляет Мономах, и в глубине степей мономаховы дружинники громят половецкие вежи. В 1103 г. Мономах с другими князьями проходит пороги и с о-ва Хортицы углубляется в степь на четыре дня пути. Хан Урусоба, опасаясь могучих ратей Мономаха, советует половцам не принимать боя, но половецкие воины, «уные» (и вряд ли было бы ошибочным видеть в них подобие «уных» Всеволода, о которых речь была выше) рвались в битву. В бою русские одолели, половцы были разбиты наголову, убито 20 половецких князей, в том числе Алтунопа, Урусоба, Арсланап, Китаноб, Куман, Асуп, Куртка, Ченегреп, Сурбарь. Одного князя, Белдюзя, русские взяли в плен и, несмотря на то, что он предложил большой выкуп, Мономах подверг его жестокой казни. Взято было много имущества и челяди, захвачены вассалы половцев, видимо, не особенно страдавшие от перемены сюзерена, печенеги и торки с их вежами.[839] Борьба с половцами продолжается в течение всего пребывания Мономаха в Переяславле, не прекращается даже и тогда, когда стечение обстоятельств и, прежде всего, восстание 1113 г. сделали Мономаха князем Киева. Половцы почти непрерывно грабят пограничные со степью Переяславльские городки и села. В 1107 г. Боняк предпринял своеобразную разведку под Переяславль, и в том же году половецкие орды Боняка и Шаруканя, Сугры, Таза и других ханов вновь вторглись в русскую землю. Бой под Лубнами кончился в пользу Мономаха. Шарукань и Боняк спаслись, но другие ханы либо были убиты, либо взяты в плен. В плен был взят весь стан половецкий, а рабы-пленники — христиане — освобождены.[840] Успехи окрылили Мономаха, и уже в 1109 г. из Переяславля к Дону был отправлен отряд Дмитра Иворовича, вернувшийся с «полоном».[841] Снова подготавливается почва для похода вглубь степей, который и был предпринят Мономахом, Давидом и Святополком в следующем 1110 г., но уже у Воина пришлось повернуть назад. Летописи не объясняют нам причин, вынудивших князей возвратиться. Быть может, им стало известно о каком-либо преимуществе двигавшихся на Переяславльскую землю половцев. Что это так, можно подтвердить хотя бы тем обстоятельством, что сейчас же вслед за отступлением русских дружин из-под Воина здесь показываются отряды половцев, которые доходят до самого Переяславля и учиняют по всей земле невиданный разгром. В. Ляскоронский считает возможным объяснять данный поход не просто одним из обычных налетов, в котором стремление к грабежу играет весьма существенную роль, «а сознательным желанием подорвать в корень благосостояние юго-восточной окраины Руси».[842] С нашей точки зрения подрывать «корень» врага было одинаковым стремлением и русских и половцев, и в этом отношении налет половцев на Переяславль в 1110 г. ничего выдающегося собой не представляет. И также ничего нового не было и в том походе, который предприняли весной 1111 г. Мономах, Святополк и Давид. Войска прошли Сулу, Хорол, Псел и Ворсклу. Поход окончился поражением половцев со всеми вытекающими отсюда последствиями, обычными в то время. Князья взяли полон, освободили русских пленников, захватили табуны лошадей, рогатого скота и т. п. Но чрезвычайно интересным является указание летописи на захват княжескими дружинами половецких городов Шаруканя и Сугрова. Вопрос о половецких городах заслуживает того, чтобы на нем остановиться специально. В разделе «Левобережье во времена владычества хазар» мы уже указывали, что вопрос о так называемых «половецких городах» — не что иное, как вопрос о том оседлом и полукочевом населении степей и пристепной полосы, которое застали половцы, впитав их в свой политический и хозяйственный организм. Безусловно, половцы-номады населяли эти города только в известной, и очень незначительной, части. В большинстве же, конечно, обитатели Шаруканя, Сугрова, Балина и т. д. были из того местного субстрата, который строил города салтово-маяцкой культуры, и этим местным субстратом были, по-видимому, ясы, т. е. алано-болгары, к тому времени уже в значительной мере изменившие свой облик, скрещивающиеся, с одной стороны, с русскими придонецкими и подонскими племенами, с другой — с новыми тюркскими пришельцами. Старая связь с турецкими этническими элементами, проявляющаяся хотя бы во взаимосвязи и в древнем скрещении с балкарами-болгарами, укрепляется притоком все новых и новых тюркских элементов, исходящих уже от новых племенных образований, в данный момент половецких.
Сменивший Святослава Владимировича в 1114 г., после его смерти, Ярополк Владимирович, его брат, после того как их отец стал князем киевским, отправился в 1116 г. в поход на половцев. Ярополк захватил Балин, Сугров и Шарукань и вернулся с «полоном», пленными ясами и захватил в плен дочь ясского князя, которая и стала его женой.[843] Пленники-ясы были поселены в Переяславльской земле.
Захват городов закончился пленением ясов, естественно, что и города были, очевидно, заселены главным образом ими же. Тем более будет иметь за собой некоторое основание высказанное положение, если мы вспомним имеющиеся в разделе «Левобережье во времена владычества хазар» указания на присутствие алан в северной лесостепной полосе в VIII–XIII вв. «Появление» полукочевой культуры в лесостепной полосе между Днепром и Доном (то же имело место на южной окраине степей) есть не что иное, как начало оседания бывших кочевых сарматских племен на землю, переход их к земледелию, сопровождающийся прежде всего появлением городов, остатки которых ныне нам известны в районе Дона и Донца и к которым, по-видимому, принадлежат Шарукань, Балин, Сугров и Чешуев (если, конечно, считать последний самостоятельным городом, как это делают некоторые исследователи, а не иным наименованием того же Шаруканя). В половецких вежах так же, как и у других кочевых народов, стоявших на грани между варварством и феодализмом, когда последний долго и мучительно рождается, по рукам и ногам повитый родовыми обычаями, когда эти последние сами становятся орудием классового угнетения, происходит процесс раскола на неравномерные группы: кочевников и переходящих к оседлости, причем, естественно, там, где этот процесс происходит в окружении оседлого общества, хотя бы и этнически чуждого, количество оседающих на землю гораздо больше. «Половецкие» города, вернее неполовецкие города, вошедшие в состав половецкого общества, притягивали к себе те элементы внутри его, которые сами проявляют склонность к земледелию, к оседлой жизни, порывают связь с кочевым хозяйством, с вежами своих соплеменников-номадов. Группа «половецких» городов (как мы видим, этот термин следует употреблять только в кавычках) концентрируется в определенном районе на сравнительно ограниченной территории, расположенной у Харькова. Точное нанесение на карту Шаруканя, Чешуева, Сугрова и Балина едва ли сейчас представляется возможным, хотя этому вопросу посвящены отдельные главы ряда исследований. Аристов выдвигает при решении вопроса о местоположении Шаруканя два варианта. Первый вариант говорит о том, что г. Шарукань лежит у современногоХарькова. Характерно, что по свидетельству Городцова и Линниченко «Донецкое городище», расположенное в 7 км от Харькова, на берегу р. Уды, некогда носило название «Шарукань города», или «Шаруканя».[844] Самоквасов считал Донецкое городище неславянским, в частности не северянским, а принадлежащим оседавшим на землю кочевникам.[845] Новейший исследователь Донецкого городища, Федоровский, отмечая наличие на городище и славянских и половецких вещей XI–XII вв., признает в нем все же славянское городище, тот «Донец», куда бежал из половецкого плена в 1185 г. Игорь Святославич.[846] К этому же выводу пришли еще раньше Пассек,[847] Барсов[848] и др. Второй вариант, на котором и останавливается Аристов, признает в Чугуеве древний Шарукань, и это свое утверждение Аристов основывает на том, что половецкие города носили название по именам ханов, во владениях которых они лежали. Так, например, Шарукань, по его предположению, носил ранее название Асенева, от имени хана Асеня, или Осени, затем при хане Шарукане был переименован в Шарукань и, наконец, выступает пред нами под названием Чешуева, или Чешлюева, но так как хана с этим именем источники не знают, Аристов считает возможным предположить, что в данном случае мы сталкиваемся с русской переделкой половецкого имени «Чугай», или «Чугуй», а ханы с этим именем современны Чешуеву, и, таким образом, преемника Чешуева Аристов видит в современном Чугуеве. Сугров помещен им в район современного Изюма.[849] С последним предположением солидаризируется Барсов.[850] По отношению к Шаруканю Багалей принимает оба варианта, указывая: «Под Шаруканем можно разуметь или нынешний Харьков или нынешний Чугуев»,[851] и допускает ошибку, неправильно трактуя смысл указания летописи о походе Игоря Святославича, который «перебреде Донец» и, пойдя по течению Оскола, якобы миновал Шарукань и Сугров, на что никаких данных у него нет.[852] Эта неопределенность свидетельствует лишь о том, что скудных, сбивчивых и неопределенных свидетельств летописи недостаточно для точного нанесения на карту половецких городов. Возможно все же предполагать, что Шарукань и Донецкое городище одно и то же, и в те времена Шарукань носил и половецкое название, менявшееся по имени хана, и русское, тем более, что население «половецких» городов в конце X, в XI и начале XII в. следует считать прежде всего русским, все более и более ассимилирующим местное ясское население, еще в древности (VIII–IX вв.) в какой-то мере тюркизированное. С другой стороны, русский этнический элемент ослабел во времена половцев, во-первых, в силу иммиграции (имеем в виду указание летописи о переселении беловежцев), а во-вторых, будучи оторванным от политической жизни русского Приднепровья, он сливался с местными оседающими на землю тюркскими племенами и прежде всего половцами. В результате появлялось скрещенное, смешанное ясско-русско-тюркское население, остатки которого едва ли не следует усматривать в бродниках. Как некогда кочевники в IV–VI вв. разбили племена Донецкой степи на две полосы, где происходил процесс их оседания (южную — у предгорий Кавказа и северную — по современной Украине), так и половцы разбили славянскую колонизацию X–XI вв. на две части, оторвав южную часть ее, Приазовскую и Тмутараканскую, от северной, лесостепной. Население городов лесостепи — русское и русифицированное — в конце X и XI вв. попадает в состав половецкого общества и, оставаясь нетюркским по культуре, религии и т. д., в течение длительного времени, в известной своей части все же, очевидно, подвергается полной ассимиляции с тюркским как оседлым, так и кочевым населением. Во всяком случае, единственный вывод, который может быть сделан, сводится к тому, что течение Северского Донца — территория северо-восточной части нынешней Харьковской области — было одним из центров половецкого племени. За это говорят и походы князей, когда главный удар половцам наносился в этом районе, и, наконец, наличие городов с оседлым, хотя в основном и не половецким населением, в котором мы усматриваем ясов, болгаро-алан-христиан, в значительной мере уже славянизировавшихся, русских, возможно даже и связанных с собственно северянами, на что указывает наличие массы вещей черниговского типа в соседнем Донецком городище, и представителей разных тюркских племен, переходивших к оседлому образу жизни. Конечно, половцы, как кочевники, часто меняли свои летучие «центры» и уходили далеко вглубь степей, к нижнему Дону, но во всяком случае к тому времени и несколько позднее, к концу XII в. особенно, наметились два определенных половецких центра — Крымский и Левобережный, расположенный по Северскому Донцу и левым притокам Днепра.[853] Старый центр кочевников того времени, когда в степях господствовали торки, древний Тор на р. Торце (также в Харьковской области, нынешний Славянск) теряет свое значение.[854] Результатом успешных походов князей и, в частности, похода Ярополка 1116 г., когда дружины прошли до Тора, была попытка подчиненных половцам торков и печенегов (а остатки и того и другого племени уже в составе половецких племен кочевали у берегов р. Тора) поднять восстание и сбросить половецкое владычество. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что в результате похода Ярополка и разгрома половцев на Сальнице (Торе) мощь половцев в этом печенежско-торкском районе была сокрушена. По указанию летописи, «бишася половци с торкы и с печенеги оу Дона и секашася два дня и две ночи». Справиться с половцами не удалось, так как они, по-видимому, уже оправились от удара «и придоша в Русь к Володимеру торци и печенези».[855] Половцы начали ответную борьбу. Результатом той дружелюбной позиции к русским дружинам, которую заняли в отдельных случаях жители половецких городов, как, например, Шаруканя, обусловленной, как мы уже видели, этническим и социально-культурным родством вынужденных противников, было притеснение жителей «половецких» городов половцами, а быть может, в отдельных случаях, и прямой разгром городов. Русское население потянулось из степей на север. В 1117 г. «Придоша Беловежци в Русь».[856] Зато нападения половцев на собственно-русские земли прекращаются. В 1119 г. Ярополк Владимирович ходил далеко вглубь степей, но, не найдя половцев, вернулся назад. Походы против половцев нанесли им такой удар, что до 1125 г. не было ни одного половецкого набега. Укрепляется переяславльский рубеж, пограничный со степью, растут городки-крепостцы, увеличивается вооруженное пограничное население. Так, например, в 1116 г., захватив в борьбе с Глебом Минским Дрютск (Друцк), Ярополк выводит оттуда жителей и сажает их на Суле в новом городе Жолни. Там же сажает он взятых в плен в походе 1116 г. ясов.[857] Переяславль готовился к длительной борьбе с кочевниками, и передышка действительно была непродолжительной. Стоило только вести о смерти Мономаха в 1125 г. дойти до половецких веж, сейчас же Переяславльская земля оказалась под их ударом с северо-востока. Битва у Полкостеня окончилась победой Ярополка.
- Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в. - Дмитрий Безьев - История
- Самоубийство Украины. Хроника и анализ катастрофы - Андрей Ваджра - История
- ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ - А. Лабриола - История
- Быль и легенды Запорожской Сечи. Подлинная история малороссийского казачества - Валерий Шамбаров - История
- Хирургия без чудес: Очерки, воспоминания - Владимир Кованов - История
- История России. Владимирский период. Середина XII – начало XIV века - Дмитрий Иванович Иловайский - История
- Бастионы Севастополя - Владимир Шавшин - История
- Адрес — Лемурия? - Александр Кондратов - История
- Великая Отечественная альтернатива - Алексей Валерьевич Исаев - Военная документалистика / История
- После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV – первой четверти XVI вв. - Александр Лаврентьев - История