Другой сын Мономаха, брат убитого Изяслава, новгородский князь Мстислав, направил к Олегу послов с предложением покинуть Ростово-Суздальскую землю, после чего он брался помирить Олега с Мономахом. Захватив Муром, Ростов и Суздаль и рассчитывая овладеть Новгородом («помышляше и Новгород переяти»), Олег в своих планах зашел далеко за пределы борьбы за «отчину» и ни о каком мире не хотел и слушать. Поэтому посольство Мстислава вернулось ни с чем. Тогда Мстислав, «сдума с Новъгородци», пошел ратью против Олега, и его передовой отряд под начальством Добрыни Рагуиловича захватил олеговых даньщиков, собиравших дань в пограничных областях. Здесь воины Добрыни сталкиваются с передовыми отрядами Ярослава, который стоял «в сторожах» на Медведице. Ярослав немедленно же отходит назад и предупреждает Олега о движении Мстислава. Олег отступил к Ростову и, преследуемый Мстиславом, оттуда ушел в Суздаль. Вскоре он и его уступил без боя, предварительно спалив до тла, и ушел в Муром. Мстислав приостановил наступление, не желая врываться на чужую территорию, и направил к Олегу послов с просьбой выпустить дружинников-белозерцев, ростовцев и суздальцев, неудачливых воинов Изяслава, взятых в плен Олегом, и обещал в таком случае слушать Олега во всем. В то же время Мстислав, как младший и к тому же крестный сын Олега, указал ему, что вмешиваться в его борьбу с отцом он не намерен. Олег решил не отказываться от мира, но не складывал оружия, а ждал, пока Мстислав не распустит свою дружину по селам. Когда дружинники-бояре Мстислава, ввиду прекращения военных действий, разъехались по своим селам, а их села были расположены недалеко, так как Мстислав набирал дружину тут же, среди устрашенных расправою Олега с изяславовыми боярами ростовских, суздальских и белозерских бояр, а сам Мстислав мирно выжидал конца переговоров с Олегом, сидевшим в Муроме, — Олег неожиданно для него появился с ратью на Клязьме. У Мстислава даже не были выставлены сторожевые посты, и Олег рассчитывал своим неожиданным появлением вынудить Мстислава бежать. Но Мстислав сумел сохранить ядро своей дружины и в два дня собрал новгородских, ростовских и белозерских бояр. Четыре дня еще ни тот, ни другой не решались начать военные действия. Промедление было губительным для Олега. Мало того что оно дало возможность Мстиславу собрать рать, так как разъехавшиеся было по своим домам бояре, узнав об активных действиях Олега, успели в два дня доскакать до сожженного Суздаля, у которого их ждал Мстислав, на вскоре последний еще усилился с приходом его младшего брата Вячеслава Туровского, присланного Мономахом вместе с наемниками-половцами, предводительствуемыми Кунуем. На пятый день Олег решил наступать и двинулся к городу. Навстречу ему выступили рати Вячеслава и Мстислава и половцы Кунуя. Олег был разбит и бежал к Мурому, где оставил Ярослава, а сам пошел дальше к Рязани. Мстислав шел за ним. Муромцы заключили мир с Мстиславом и не поддержали Олега, так как им, по-видимому, было абсолютно все равно, какой князь сидит, лишь бы его княжение обходилось как можно дешевле. Муромцы выдали Мстиславу плененных Олегом ростовских и суздальских бояр, но, не удовлетворясь этим, Мстислав решил изгнать опасного соперника Олега из соседнего княжества вообще. Летопись не указывает на то, какую роль играл Ярослав в этой сделке муромцев с Мстиславом, ушел ли он из города вслед за братом в тот момент, когда рать Мстислава подходила к Мурому, сам ли он, растерявшись, договаривался с Мстиславом, — сказать трудно. По всей вероятности, все же он ушел, так как о переговорах одного князя с другим летопись не преминула бы упомянуть, тогда как в тексте летописи говорится именно о «муромцах», т. е. о боярах и горожанах.[824] Мстислав обложил и Рязань, откуда еще раньше бежал Олег, и заключил такой же договор с рязанцами, как незадолго перед этим с муромцами. Рязанцы также выдали плененных Олегом ростово-суздальских дружинников.
Вскоре начались переговоры и между князьями. Мстислав предлагал ходатайствовать перед своим отцом о предоставлении отчины Олегу, что и сделал, вернувшись к себе в Новгород. Олег получает от Мономаха письмо, в котором он говорит, что понужден был к этому поступку просьбой своего сына Мстислава, крестника Олега. В письме своем Мономах развивает целую систему взглядов на феодальную усобицу. Прежде всего он считает причиной начала усобиц нежелание Олега договориться с ним по своем возвращении из Тмутаракани и захват им Чернигова. Захват волости Святославичей своим сыном Изяславом он также не одобряет, так как это ввело его «в стыд и печаль», но убийство Олегом Изяслава рассматривает как противоестественный акт. Кстати сказать, занятие Изяславом Мурома Мономах объясняет «корыстью» и жадностью отроков, стремившихся к захвату добычи. Мономах говорит, что «научиша бо и (т. е. Изяслава. В. М.) паропци, да быша собе налезли, но оному налезоша зло».[825] Усиление значения этой прослойки феодалов заставляет князя пускаться на захватнические авантюры, минуя «обычая отьцов». Все письмо Мономаха наполнено одним основным содержанием — договориться о границах, об отчинах и противопоставить единый массив уже расползающегося на отдельные части единого некогда государства соседним вражеским народам. Типичные же тенденции феодальной раздробленности представлены Олегом.
Результатом компромисса этих двух тенденций и был созванный по инициативе Мономаха в 1097 г. Любечский съезд князей, начало которому положили переговоры Мстислава с Олегом под Рязанью и письмо Мономаха. Любечский съезд — конец первой ступени периода феодальной раздробленности, характеризуемой полной анархией и всеобщим хаосом, неясностью границ и княжеских прав на те или иные области, и начало второй его ступени, когда более или менее закрепляются границы определенных феодальных образований-полугосударств, а зачтем идет процесс дальнейшего дробления и распадения княжеств, сопровождаемый шумом феодальных усобиц, пока, наконец, великокняжеская власть, подобно королевской власти на западе, как прогрессивный элемент, не приведет к созданию централизованного государства.[826]
Любечский съезд закрепил за Святополком Киев, за Мономахом — Переяславль, Смоленск и Ростово-Суздальскую землю (причем в Новгороде оставался Мстислав), за Давидом Игоревичем — Владимир на Волыни, за Ростиславичами — Перемышль и Теребовль, причем в первом сел Володарь, а во втором Василько. Святославичи же поделили между собой Северскую землю. Давид Святославич получил Черниговское княжество, Олег — Новгород-Северск с Курском и Посемьем, а Ярославу досталось Рязано-Муромское княжество. Самый выбор места съезда, находящегося в Северской земле, показывает, что Мономаху, инициатору съезда, приходилось считаться с Олегом. И действительно, Олег силой своего сопротивления, несмотря на поражения и неудачи продолжающий борьбу, добивается реставрации «отчины» Святославичей. В этой борьбе братья Олега, особенно Давид, принимают слабое участие. Помощь Давида выразилась в предоставлении Олегу возможности вербовать дружину в его землях. Давид не желал связывать себя с Олегом, чтобы, в случае неудачи, не разделить с ним судьбу князя-изгнанника, и занимал такую позицию выжидательного нейтралитета в период самой горячей борьбы Олега, которая бы дала ему возможность во всяком случае не проиграть при победе любой стороны. Несколько иную роль играл Ярослав, помогавший брату и предводительствовавший ратями. Но поведение его отличалось неуверенностью и нерешительностью. Вообще Ярослав не вел самостоятельной политики, а был проводником того или иного влияния. Как мы видели, он воспитывался у Всеволода и Мономаха, что не могло не оказать на него влияния, когда Олег уже начинал борьбу с ними. Поддержка Всеволода и Мономаха обеспечила за ним княжеский стол в Рязани, и это обстоятельство не могло не повлиять на его деятельность. Малоинициативного Ярослава, которого можно было использовать кому угодно, Олег взял в руки и распоряжался им как хотел. Любечский съезд, предоставив Рязано-Муромскую землю Ярославу, положил начало самостоятельности этого княжества, которое еще некоторое время входит в орбиту влияния Чернигова и Новгород-Северска, а затем начинает ориентироваться на Ростово-Суздальскую землю. В решениях Любечского съезда, продиктованных Мономахом, мы сталкиваемся с одним фактом, знаменательным для дальнейшей истории Левобережья. Последнее, бывшее ранее «отчиной», становится группой княжеств. И как раньше единое Левобережье — Северская земля — со времен Ярослава распалось на две неравные части, каждая со своими особенностями строя общественной жизни и политикой феодальной верхушки во главе с князем, Переяславльское и Чернигово-Северское княжения, так теперь последнее распадается на три области, одна из которых, как мы уже указали, входит в иной комплекс княжеств Северо-восточной Руси, а две другие захватываются двумя княжескими линиями, отличающимися друг от друга своей политикой по отношению к прочим княжествам и внешним врагам, по формам и методам своего господства и управления внутри своего феодального полугосударства. Эта мысль, правда неясно, была сформулирована еще П. Голубовским, писавшим, что «историческая жизнь обоих княжеств сразу же пошла по двум различным путям: Олег стал продолжать начатую им раньше охранительную политику; Давид совершенно поддался влиянию Мономаха и ввел Чернигов в общую жизнь со всей остальной Русью. Эти пути были намечены еще раньше. Их проложили, с одной стороны, связь Курска с подонским населением, а с другой — борьба Чернигова с Киевом за первенство».[827] Прежде чем дать общую характеристику княжению Олега, мы остановимся на событиях, последовавших за Любечским съездом. Давид, засевший в Чернигове, был послушным вассалом Мономаха и Святополка. В этой паре, несмотря на то, что в Киеве сидел Святополк, первенство во всех мероприятиях несомненно принадлежало Мономаху. Сын Давида, Николай Святоша, действует против Давида Игоревича вместе с дружинами Святополка, ходит вместе с другими князьями на половецкие вежи, в 1103, 1100 и 1111 гг. Давид Святославич верно служит Мономаху и в борьбе с другими князьями, что доказывается его походами по предложению Мономаха на Глеба Полоцкого и на сына Святополка, Ярослава, в 1117 г., участвует на Витичевском съезде князей в 1110 г.[828] Черниговское княжение во времена Давида не имело еще сил для борьбы с Киевом, а политика Давида, обусловленная его прошлым и внутренней ситуацией, сводилась к сглаживанию возможных шероховатостей в отношениях между Киевом и Черниговом. Сам Давид поступал по отношению к Мономаху как находящийся в полувассальной зависимости, за что и получил соответствующую оценку от летописца, совершенно явно симпатизирующего Киеву и Мономаху с его тенденцией к сохранению «одиначества» Русской земли и реставрации «готической империи» на Днепре. Иное дело Олег. Последний прочно обосновывается в своем Новгород-Северском княжении и становится своеобразным князем-домоседом. Он не претендует на вмешательство в общекняжескую борьбу за Киев, но и не дает кому-либо вмешиваться в свои дела. Он не стремится к расширению своих границ за счет прирезки киевских и соседних с ними территорий, но, по-видимому, в любой момент готов начать борьбу за свою, с таким трудом добытую «отчину». Олег занят своими «внутренними делами», т. е. широко ведет свое феодальное хозяйство и расширяет хозяйство своих бояр-дружинников, подготавливая тот расцвет феодального хозяйства северских князей пышность и роскошь их дворов, которые мы уже отмечали по отношению к XII в. Последнее является, конечно, результатом ограбления «своего» смерда.
