Олег со времен Любечского съезда замыкается в своем Новгород-Северском княжении, занимаясь внутренними делами и с неохотой выбираясь за границы своих земель, что как нельзя больше соответствовало интересам занятого теми же делами боярства. Сохранись у нас черниговская летопись, мы наверное увидели бы Олега в роли князя-вотчинника, что так, казалось бы, шло в разрез со всей его прошлой деятельностью князя-изгнанника.
Свободный смерд-общинник постепенно исчезает, смерды-данники трансформируются в различные категории населения, эксплуатируемого уже в хозяйстве феодала: князя, боярина, монастыря. Для смердов все это осложняется тем, что феодальные усобицы 1094–1097 гг. отзываются прежде всего на них и сказываются в их разорении и порабощении. Недаром «Слово о полку Игореве» вспоминает о временах Олега, как о годах, когда стонало под тяжестью усобиц сельское население: «Были пълци Олговы, Ольга Святославича. Тъй бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше… Тогда при Ользи Гориславичи сеяшется и растяшеть усобицами, погибошать жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человеком скратишась. Тогда по русской земле ретко ратаева кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупия себе деляче, да галица свою речь говоряхуть, хотят полетети на удие».[829]
Годы княжения в Тмутаракани не прошли бесследно для Олега и наложили определенный отпечаток на его дальнейшее правление. Мы имеем в виду его половецкие симпатии, союз с половцами, ставший традиционной политикой Ольговичей. Новгород-Северская земля с ее Посемско-степной окраиной, во-первых, не могла вести борьбу с половцами, так как ее пограничье со степью тянулось на много километров открытых пространств и требовало грандиозного строительства укрепленных городков, на которые также особенно рассчитывать, как на надежный оплот против половцев, не приходилось,[830] а во-вторых, и не хотела, так как ее князь (а его политики в основном придерживались и его преемники) считал более целесообразным для всей Северщины поддержание добрососедских отношений с половцами, чтобы они не мешали движению торговых караванов по древним торговым путям на юг и юго-восток и укреплению земледельчески-скотоводческо-промыслового хозяйства смешанного населения пограничья со степью. Северская земля была, безусловно, тесно связана с оседлым и полукочевым населением Дона, Донца и Северного Кавказа, славянским и неславянским, которое вошло в состав феодализирующегося половецкого общества, причем порывать экономические и, прежде всего, торговые, социально- и этно-культурные связи с этим населением северские князья не хотели и рассчитывали на него как на оплот в борьбе с кочевниками, как на своеобразную опору в торговых сношениях с кавказским, а через него и со среднеазиатским миром. Не считаться с половцами было нельзя, и половецкие симпатии Олега, которые чуть не стоили ему княжества, хотя и являлись только предлогом к тому, нам уже известны. После Любечского съезда Олег продолжает старую, политику по отношению к степнякам. Когда в 1101 г. половцы предложили мир русским князьям, Олег, Давид и Мономах на съезде у Сакова заключают с ними мирное соглашение, подтвержденное обменом заложниками.[831] Мир с половцами, без всякого повода с их стороны, был нарушен Святополком и Мономахом в 1103 г. Бояре-дружинники Святополка резонно рассуждали, что если начать поход весной, то это отразится на хозяйстве смердов, но Мономах уговорил дружину Святополка. К Святополку и Мономаху примкнул Давид Святославич, и в данном случае Мономах выступает главным вдохновителем политики князей и ярым врагом половцев. Только Олег отказался принять участие в походе, ссылаясь на болезнь.[832] Не принял участия он и в походе князей вглубь половецких степей в 1111 г.[833] Олег выступал противником наступательных войн против половцев, но налеты отдельных половецких племен на свои границы он энергично отражал. В 1107 г. он отбивает вместе с Мономахом Шаруканя и Боняка, осадивших Лубны, в 1113 г. также с Мономахом громит половцев у Выря.[834] Сам женатый первый раз на половчанке, воспитывавший в своей семье сына половецкого князя Итларя, в 1107 г. он женил одного из своих сыновей, Святослава, на дочери половецкого хана Аэпы.[835] «С этого момента еще больше укрепляются связи северских князей с половецкими ханами. В 1110 г. Олег принимает участие в Витичевском съезде князей, посылая к Давиду Игоревичу своего боярина Торчина, очевидно, выходца из торкской аристократии, осевшей на землю в Заднепровье».[836] В 1113 г., тогда, когда киевское восстание заставило Мономаха срочно заняться социальной профилактикой, Олег посылает для участия в выработке «Устава» «своего мужа», боярина Иванка Чюдиновича, что свидетельствует о заинтересованности и новгород-северского князя в мероприятиях Мономаха, проводимых с целью разрядить напряженную атмосферу ожесточенной классовой борьбы.
В 1115 г. умирает Олег Святославич. Спасский собор, построенный первым черниговским князем Мстиславом, стал усыпальницей и Олега.[837] Сыновья Олега — Всеволод, Святослав, Игорь и Глеб — до смерти Давида, князя черниговского, остаются в Новгород-Северском княжении.
4. Княжение Всеволода Ольговича
В 1123 г., по смерти Давида, черниговский стол занял последний Святославич, Ярослав, с трудом удерживавший за собой Рязано-Муромскую землю, где сопротивлялись нанесшие ему поражение мордва, мурома, вятичи, слабо поддававшиеся даже насильственной христианизации, и где господство князя держалось буквально на острие меча.[838] В Муроме, после своего ухода в Чернигов, Ярослав посадил своего сына Всеволода.
Обратимся к Переяславлю. В княжение Мономаха Переяславль укрепляется, вынося на северную окраину своей земли аванпост в борьбе с Черниговским и Новгород-Северским княжествами. В 1098 г. у границы Черниговского княжества Мономах закладывает Остерский городок (на р. Остре), которому суждено было играть большую роль во всей дальнейшей истории Переяславльской Украины. Годы княжения Мономаха в Переяславле — годы почти постоянных войн с половцами. То половцы нападают на города и села Переяславльской земли, то роли меняются, и активность проявляет Мономах, и в глубине степей мономаховы дружинники громят половецкие вежи. В 1103 г. Мономах с другими князьями проходит пороги и с о-ва Хортицы углубляется в степь на четыре дня пути. Хан Урусоба, опасаясь могучих ратей Мономаха, советует половцам не принимать боя, но половецкие воины, «уные» (и вряд ли было бы ошибочным видеть в них подобие «уных» Всеволода, о которых речь была выше) рвались в битву. В бою русские одолели, половцы были разбиты наголову, убито 20 половецких князей, в том числе Алтунопа, Урусоба, Арсланап, Китаноб, Куман, Асуп, Куртка, Ченегреп, Сурбарь. Одного князя, Белдюзя, русские взяли в плен и, несмотря на то, что он предложил большой выкуп, Мономах подверг его жестокой казни. Взято было много имущества и челяди, захвачены вассалы половцев, видимо, не особенно страдавшие от перемены сюзерена, печенеги и торки с их вежами.[839] Борьба с половцами продолжается в течение всего пребывания Мономаха в Переяславле, не прекращается даже и тогда, когда стечение обстоятельств и, прежде всего, восстание 1113 г. сделали Мономаха князем Киева. Половцы почти непрерывно грабят пограничные со степью Переяславльские городки и села. В 1107 г. Боняк предпринял своеобразную разведку под Переяславль, и в том же году половецкие орды Боняка и Шаруканя, Сугры, Таза и других ханов вновь вторглись в русскую землю. Бой под Лубнами кончился в пользу Мономаха. Шарукань и Боняк спаслись, но другие ханы либо были убиты, либо взяты в плен. В плен был взят весь стан половецкий, а рабы-пленники — христиане — освобождены.[840] Успехи окрылили Мономаха, и уже в 1109 г. из Переяславля к Дону был отправлен отряд Дмитра Иворовича, вернувшийся с «полоном».[841] Снова подготавливается почва для похода вглубь степей, который и был предпринят Мономахом, Давидом и Святополком в следующем 1110 г., но уже у Воина пришлось повернуть назад. Летописи не объясняют нам причин, вынудивших князей возвратиться. Быть может, им стало известно о каком-либо преимуществе двигавшихся на Переяславльскую землю половцев. Что это так, можно подтвердить хотя бы тем обстоятельством, что сейчас же вслед за отступлением русских дружин из-под Воина здесь показываются отряды половцев, которые доходят до самого Переяславля и учиняют по всей земле невиданный разгром. В. Ляскоронский считает возможным объяснять данный поход не просто одним из обычных налетов, в котором стремление к грабежу играет весьма существенную роль, «а сознательным желанием подорвать в корень благосостояние юго-восточной окраины Руси».[842] С нашей точки зрения подрывать «корень» врага было одинаковым стремлением и русских и половцев, и в этом отношении налет половцев на Переяславль в 1110 г. ничего выдающегося собой не представляет. И также ничего нового не было и в том походе, который предприняли весной 1111 г. Мономах, Святополк и Давид. Войска прошли Сулу, Хорол, Псел и Ворсклу. Поход окончился поражением половцев со всеми вытекающими отсюда последствиями, обычными в то время. Князья взяли полон, освободили русских пленников, захватили табуны лошадей, рогатого скота и т. п. Но чрезвычайно интересным является указание летописи на захват княжескими дружинами половецких городов Шаруканя и Сугрова. Вопрос о половецких городах заслуживает того, чтобы на нем остановиться специально. В разделе «Левобережье во времена владычества хазар» мы уже указывали, что вопрос о так называемых «половецких городах» — не что иное, как вопрос о том оседлом и полукочевом населении степей и пристепной полосы, которое застали половцы, впитав их в свой политический и хозяйственный организм. Безусловно, половцы-номады населяли эти города только в известной, и очень незначительной, части. В большинстве же, конечно, обитатели Шаруканя, Сугрова, Балина и т. д. были из того местного субстрата, который строил города салтово-маяцкой культуры, и этим местным субстратом были, по-видимому, ясы, т. е. алано-болгары, к тому времени уже в значительной мере изменившие свой облик, скрещивающиеся, с одной стороны, с русскими придонецкими и подонскими племенами, с другой — с новыми тюркскими пришельцами. Старая связь с турецкими этническими элементами, проявляющаяся хотя бы во взаимосвязи и в древнем скрещении с балкарами-болгарами, укрепляется притоком все новых и новых тюркских элементов, исходящих уже от новых племенных образований, в данный момент половецких.
