Рассказчик наивен, счастлив, доволен собою; ему приходится по временам останавливаться, сдерживаться, чтобы не засмеяться; его тело колышется, как желе, от подавленного смеха.
Через десять минут слушатель хохочет до полного истощения, до слез… Простота, наивность, искренность и бессознательность старого фермера имитируются в совершенстве; в результате сценка прелестна и восхитительна.
Юмористический анекдот — настоящее произведение искусства — высокое и утонченное искусство, и только мастер может владеть им»[404].
Твен отказывался печатать свои устные рассказы, считая, что устный юмор — особое искусство, блеск которого тускнеет и пропадает, будучи перенесенным на бумагу.
В его советах «Как рассказывать анекдот» чувствуется горячая любовь к народному юмору и такое же горячее желание сохранить типы народной юморески, ставшей достоянием рассказчиков-профессионалов.
Американская юмореска — импровизация, не имеющая определенного объема. Это не юмор ситуаций, а юмор характеров; чаще всего — детализированный комический портрет с неброскими, но выразительными нюансами. В американской юмореске может даже отсутствовать сюжет, как отсутствует «история барана» в рассказе под этим названием на страницах «Закаленных» Марка Твена. Она может сокращаться, растягиваться, прерываться в любом месте; ее композиция отличается полной непринужденностью. Но юмореска всегда реалистична: воспроизводит американскую жизнь со скрупулезной точностью (детали рассказа обычно отработаны с изумительной верностью), подводит слушателя к смелым и оригинальным обобщениям, никогда не поучает, но в итоге — наставляет.
Юмореска — не только искусство слова, но и искусство сценического воплощения. Нужно обладать незаурядным талантом актера, чтобы передать ее должным образом[405]. И, наконец, самое характерное: юмореска экстравагантна, жива и подвижна, в ней отсутствуют штамп и повторяемость — она дает широкий простор для выражения индивидуальности рассказчика-творца.
90-е годы в литературной деятельности Марка Твена — время, когда сформировались и определились его эстетические и литературные взгляды. Он ратовал за демократическую литературу; за принципы, диаметрально противоположные тем, на которых основывалась господствовавшая литература.
Буржуазная литература 90-х годов с ее тенденциями упадка и разложения характеризовалась эстетизмом, богоискательством (Сантаяна), утонченным психологизмом, тяготением к архаике, повышенным интересом к сексуальной тематике (Генри Джеймс), романтизацией средневековья, ориентализмом (Крауфорд), введением тем и сюжетов патологического характера, изображением кровавых насилий, убийств (Амброз Бирс), бескрылой фактографичностью натуралистических описаний, приматом биологического над социальным (Стивн Крейн), идеями «христианского социализма» и «розовато-лиловатым» флером, которым «нежный» реализм прикрывал реальную жизнь.
Твену были глубоко чужды подобные тенденции. Его эстетические и литературные взгляды покоились на прочном реалистическом фундаменте. Неизменным требованием Твена-художника к самому себе было: «…оставаться верным действительным фактам, характеру явления и подавать его в деталях»[406].
Прекрасное в искусстве Марк Твен понимал лишь как «правду жизни», «проникновение в толщу жизни». Защита этого эстетического принципа делала его непримиримым врагом буржуазных эстетов, требовавших изоляции писателя от реальной действительности.
Активное участие в жизни страны («кипишь в водовороте политических страстей»), умение слить свои интересы с интересами народа Марк Твен считал непременным условием творческой деятельности. Задачей писателя, по его мнению, было объяснить жизнь, «раскрыть душу и жизнь народа», помочь народу «стать на одну ступень выше» в его развитии.
Из этих воззрений Твена вытекают и его суждения о том, какими средствами художественной изобразительности должен пользоваться писатель. Марк Твен ратует за четко очерченные характеры («точно определенные»), которые соответствовали бы изображаемой среде и обстоятельствам («ясность положений»), требует от произведения хорошо слаженного сюжета, логического развития действия, гармоничности и соразмерности отдельных частей.
«…Создавай… простой стиль», — обращается Марк Твен к писателю. Произведение искусства должно быть понятно каждому человеку — вот один из опорных пунктов реалистической эстетики Марка Твена.
Защищая принцип народного, демократического искусства, Твен активно борется против мещанского жеманства, напыщенности и сусальной красивости в языке. «Точное слово», «единственно верное слово», «прямое слово» становится идеалом Твена-художника.
Глава II. «Американский претендент». «Жанна д'Арк». «По экватору»
К началу 90-х годов все яснее становилось — и Марку Твену, и миллионам трудящихся США, — что их родина отдана на разграбление плутократам и монополистам, что при существующем положении вещей 994 человека из каждой тысячи «остаются в дураках», как утверждал Твен в романе «Янки при дворе короля Артура».
Эта мысль писателя составляет зерно сюжета в романе «Американский претендент» (1892), в котором писатель ставит перед собой вопрос: чего стоит американская демократия? Что дает она простому человеку? Ничего, — отвечает Марк Твен. Ничего, кроме нужды, тяжелого труда или еще более страшного — безработицы; ничего, кроме унижений и издевательств.
Марк Твен представил в романе две антагонистические силы, разделенные взаимной ненавистью, — голодного рабочего (Бреди) и сытого наглого буржуа (Марша). Взбесившийся буржуа травит больного рабочего «по праву». Таков закон американской жизни. По мнению героя романа виконта Бэркли, он хуже средневековой деспотии.
Анализируя частные бытовые конфликты, Твен показал в романе разложение буржуазной демократии: право собственника обесценило понятия «братство», «равенство», превратив их лишь в ширму, скрывающую стяжательский облик буржуа; это свое право буржуа выдает за единственно правильный, всеобъемлющий и непререкаемый критерий во взаимоотношениях людей. Марк Твен отвергает социальные принципы буржуазной демократии. Этот правопорядок приводит трудящихся к обнищанию, навязывает людям уродливые цели жизни, заставляет впустую растрачивать силы, ум и энергию. Последнее представлено в образе Селлерса, который в этом романе получает еще большую сатирическую гротескную заостренность, чем в «Позолоченном веке». Стремление к внезапному обогащению доводит Селлерса до невменяемости; его химерические прожекты принимают характер вселенской грандиозности. Всем этим Марк Твен подчеркивает устойчивость селлерсизма в американском обществе (между двумя романами легло двадцатилетие). Селлерс — энтузиаст американского практицизма — типичен в своем рвении «достичь максимальной выгоды при минимальных затратах» и получить доходы даже с мертвецов. Обыгрывание селлерсовских выдумок дает автору возможность сатирически изобразить суть американского бизнесменства.
Собственническим жизненным принципам Твен противопоставляет идею творческого, созидательного труда; носителями этой идеи делает американских рабочих (столяра Бэрроу и других).
Невиданная активность народных масс в конце 80-х годов настойчиво требовала от Марка Твена создания высокого героического образа.
Роман о французской народной героине Жанне д'Арк, начатый в 1892 году во Флоренции, оказался детищем сердца Марка Твена («Я писал его любви ради и не намерен был его продавать»)[407].
Создавался он в сложной для писателя обстановке. Всеобщий кризис 1893 года в США, сопровождавшийся биржевой паникой, банкротством крупных банков, промышленных и торговых предприятий, угрожал Марку Твену разорением. Писатель жил в Нью-Йорке, стараясь отдалить финансовый крах своей издательской фирмы.
Внешне он вел рассеянную жизнь вполне преуспевающего человека — балы, театры, званые обеды; у праздной нью-йоркской публики получил звание «красавца Нью-Йорка». Никогда в жизни Твен не произносил так много застольных речей — блистательных, остроумных и язвительных. Но тревога Твена не исчезала. Общее положение все ухудшалось, надвигалось разорение.
В это время у него появился новый «друг» и советчик — один из директоров «Стандарт-Ойл компани», финансист Роджерс. Сам факт этой «дружбы» знаменателен. Крупные монополии, к которым принадлежал и нефтяной трест, старались вовлечь в орбиту своего влияния интеллигенцию страны. Монополии субсидировали университеты, профессоров и студентов, газеты и журналистов, церкви и пасторов.
Марк Твен, славившийся своей неподкупностью, не мог являться соучастником какой бы то ни было сделки. Но ему можно было оказать «дружескую услугу» и дать «деловые советы». В момент всеобщей паники и перспективы разорения подобное «внимание» должно было вызвать у писателя чувство признательности. Сделать Марка Твена обязанным по отношению к «Стандарт-Ойл компани» — значило многое. Роджерс занялся делами Марка Твена и… помог ему стать банкротом. Фактически это было неизбежно. Роджерс сделал это очевидным и тем облегчил болезненную операцию.
