А бурдюки он пришлет…
Боня уже было решил, что с деловой частью беседы он справился. Однако оказалось, что у Гулюка имеются и другие темы для переговоров. Правда, начал он издалека, при этом явно намереваясь Боню напоить.
— Вот посмотрел я на тебя, интересный ты человек, — изрек хан, жестом подзывая кого-то из свитских и жестом же показывая, что ему с Боней надо наполнить пиалы спиртом почти до краев. — Надо с тобой познакомиться!
После чего Гулюк опрокинул содержимое пиалы в рот, запил мудрым борщом из другой пиалы и проследил, чтобы Боня сделал все то же самое.
— Интересный ты человек и знаешь много, — продолжил хан, — давай с тобой крепко знакомиться!
После чего процедура с приемом на грудь очередной пиалы со спиртом повторялась. Боня покорно пил, не получая от этого особого удовольствия. Захмелеть божественный организм все равно не позволял, разве что эмоции упившихся соседей действовали.
Повторив процедуру крепкого знакомства раз пять и потратив на нее литра полтора спирта, Гулюк приобнял Боню и перешел на доверительный тон.
Оказалось, что хану, неожиданно для Бони, понравилась идея самому стать после смерти призраком. Идти к Ашину в нукеры он, конечно, не собирался, а вот поделить с ним полномочия очень даже хотел. Особенно когда узнал от Бони, что если урну с его останками будут по свету возить, то и призрак с ней путешествовать сможет.
— Пусть почтенный Ашин-Эди в своем храме народ наставляет, а я лучше поближе к хифчакам буду, — слегка заплетающимся языком говорил он Боне. — Привык я уже ими править, да и они ко мне привыкли. Так зачем нам расставаться? Я их и в походы водить буду, и здесь дурить не дам. Золотой век наступит!
— А новых ханов после себя совсем не допустишь? — поинтересовался Боня. — Не всякий наследник и при жизни отца слушает, а уж после его смерти…
— Прав ты, о хитроумный!
Хан сделал попытку поцеловать Боню, но промахнулся. Пришлось пропустить еще по пиале спирта. Затем Гулюк приподнялся, подался немного вперед, опираясь на стол, чтобы хоть как-то сохранять равновесие, и возвысил голос:
— Слушай меня, народ хифчаков! По совету великих предков и многосильного деуса Бони! Волю свою говорю! Держитесь заветов предков и их веры! Пока крепки мы верой и духом, сильны мы и непобедимы! Помогут предки нам во всех начинаниях наших! От болезней защитят, силы дадут!
Откричав эти лозунги, хан прервался и поводил в воздухе рукой над столом. Кто-то из нукеров, правильно поняв жест, вложил ему в руку полную пиалу. Хан ее жадно выпил и продолжил:
— Волю свою говорю! Должен хан хифчаков примером быть своему народу! В вере тверд! Духом силен! С духами предков дружен! Сын наш Барбэ-бек от веры отцов отвернулся. Не быть ему ханом! Да будет наследником моим брат мой младший и любезный — верховный шаман хан Сартек-муаллим! А вы да будьте свидетелями воли моей!
«А Гулюк-то на решения скор оказался, — подумал Боня. — Эк с плеча рубит. Только ночью призраков впервые увидел, а вон какую комбинацию замыслил. Сартек как „говорящая голова“ для него, конечно, кандидат наилучший. Глупый и послушный. А ну как не получится Гулюка призраком сделать? Тогда хифчакам крупно не повезет…»
Хана, видимо, беспокоила та же проблема. В ближайшее время помирать он не собирался, да и не хотел, но обеспечить наличие в Улуг-Улусе сильного мага в момент его похорон для проведения соответствующего ритуала от Бони требовал самым решительным образом. Пришлось пообещать поскорее кого-нибудь подготовить и направить к хану, а потом обеспечить постоянное дежурство хотя бы одного из наиболее сильных выпускников академии. Но хан все-таки до конца не успокоился и предложил Боне побрататься.
— Братья — это как одна душа на двоих, — распинался хан («Ага, знаем, проходили», — хмыкнул Боня), — одна судьба, одно счастье! Мой народ — твой народ, моя семья — твоя семья, мои дети — твои дети, мои жены — твои жены…
Боня поперхнулся. Дружить с ханом он, конечно, был не против, он вообще со всеми дружить всегда старался, но тут какая-то совсем уж невыгодная комбинация намечалась. Гулюк на него тут кучу ненужных обязательств навесить хочет, а делает вид, что облагодетельствовал. За всех хифчаков он им пахать не нанимался. Да и дети чужие ему сто лет не нужны. А жены тем более… Эй, а сам хан, что же, Свету у него, что ли, увести собирается? Боня недобро сощурился. Нет, так дело не пойдет!
— Хорошо ты, великий хан, замыслил, но не получится у нас побрататься, — стараясь сохранить на лице улыбку и не скрежетать зубами, начал Боня, — не человек я, а деус. Кровь у меня, как жидкое пламя. Я-то твою кровь при братании выпить смогу, а ты от моей сразу помрешь. Или так торопишься призраком стать?!
В подтверждении своих слов Боня покрыл ладонь тонким слоем твердой маны и сделал вид, что порезал ее кинжалом. Потом создал на ладони маленькую каплю плазмы, добавляя в нее потихоньку ману и увеличивая в размерах.
— Хочешь убедиться? — нехорошо усмехнулся он. — Эй, да ты куда руки тянешь, пьянь?! Сгоришь же! Не веришь, так кинжалом попробуй!
Хан, который сначала и впрямь потянулся к плазме голыми руками, все-таки ткнул Боню в ладонь кончиком кинжала. И сразу выронил оружие, моментально нагревшееся докрасна. Кинжал, кончик которого и вовсе оплавился, упал на землю рядом со столом. Боня стряхнул остатки плазмы и расплавленного металла с ладони на кинжал, изуродовав его окончательно, затем победно глянул на Гулюка, но тот от идеи отказываться не спешил:
— Ладно, кровь пить не будем, но давай хоть женами поменяемся! Я тебе весь гарем отдам, все равно надоели! Ха-ха-ха!
Боне захотелось придушить хана. До чего же наглый тип попался! Ты с ним вежливо, а он все обжулить норовит. И Свету ему отдай! У самого целый гарем, а он губы на чужую жену раскатал!
— Послушай, хан, — подпустив в голос металла, сказал он. — Твоя шутка про обмен женами меня очень рассмешила. Дракон — это не та жена, которую можно кому-то отдать. Захочет — сама уйдет, и я ее не удержу. Но я ее люблю, и она меня любит. Так что отдать ее не могу и не хочу. Тем более Света мне нужна, а твои жены совсем не нужны. Вот когда найдешь что-нибудь действительно стоящее для обмена, тогда следующего дракона тебе отдам. А пока давай лучше выпьем!
Хан хотел что-то возразить, но на предложение выпить в нем сработал условный рефлекс. Выпили по очередной
