Пока Атасов говорил, Бандура во все глаза рассматривал рекламный фантик, очутившийся в кармане вместо пятерки.
– Как же это может быть?! – спросил он хрипло.
– Не знаю, – вздохнул Атасов. – Одно могу сказать определенно, – у тебя жар, и с ним надо что-то делать. Выкидывай в окно этот буклет на тот свет и поехали. Светлеет уже. Пока доберемся, глядишь, старик твой проснется. Ляжешь в кровать, дома и стены помогают. А я смотаюсь за доктором.
* * *
– Куда теперь? – спросил Атасов. Они оставили площадь Ленина за спиной.
– Налево и вверх, – сказал Бандура. – Вон по той улочке.
– Это, по-твоему, улочка? – удивился Атасов, глядя на узкую дорожку, карабкающуюся вверх чуть ли не под прямым углом.
– А, по-твоему – нет?
– По-моему, это какая-то тропинка для горных коз и козлов.
– Полегче насчет козлов, – Андрей выдавил из себя улыбку.
– Теперь понятно, парень, почему ты сбежал отсюда. Ты даже тут – жил на выселках.
– Зато воздух чистый, – парировал Бандура. – Соседи не достают. Никто над душой не висит. И вид открывается – закачаешься!
– Значит, ты должен был родиться поэтом. Может, ты им еще станешь, кто знает.
– Для поэта я слишком беден.
– Настоящему поэту и полагается ходить с желудком, прилипшим к спине, – заметил Атасов.
– Почему это?
– Потому, что на сытый желудок рождается одна попса, а попса и поэзия – явления абсолютно разные. Верно?
– Я не знаю, Саня.
Микроавтобус, завывая работающим на первой передаче мотором, медленно карабкался в гору. Центр городка остался далеко внизу, почти рассвело, местность действительно была очень живописной. Заборы давно кончились, то тут то там попадались дома, разбросанные по склону горы на приличном расстоянии друг от друга. Атасов вспомнил Карпаты, подумав, что дома тамошних жителей тоже стоят уединенно.
– Недаром я поэтов вспомнил, – пробормотал Атасов, глядя по сторонам. – Жаль, не умею рисовать.
– Сейчас мой дом покажется, – сказал Андрей дрогнувшим голосом. – Он сразу за поворотом стоит. – И вспомнил, как уехал отсюда, прошлой весной, и, как обернулся, тут, у поворота, чтобы еще раз посмотреть на отца. Но, тот уже вошел в дом.
Через минуту они въехали в этот последний поворот.
* * *
Живые изгороди расступились, словно досужие зеваки, столпившиеся у места ДТП, чтобы Андрей увидел картину, предназначавшуюся персонально ему, и окаменел, не в состоянии ни двинуться, ни крикнуть.
– Ну, где, типа, твой дом? – добродушно осведомился Атасов, он пока еще ничего не понял. – Где дом, а? Мы, часом, улицей не ошиблись? Эй, парень? Эй, что стряслось?!
Андрей не слышал этих слов. Он, наверное, вообще потерял способность реагировать на любые внешние воздействия. Даже если бы Атасов стрелял у него под ухом, результат был бы тот же. Не каждый день, возвращаясь домой, попадаешь на пепелище. Лицо Андрея не было искажено, оно не отображало никаких эмоций, превратилось в посмертную маску из гипса. Белую и абсолютно неподвижную. И одновременно это лицо было красноречивее любого ответа.
– Похоже, дело не в улице, – пробормотал Атасов, останавливая машину. Шины зашуршали по гравию. Когда мотор замолчал, стало очень тихо. Солнце еще не показалось, но небо уже просветлело и немного напоминало какао. Вокруг не было ни души, насчет глухомани Андрей не преувеличивал. Усадьба в действительности находилась на отшибе. – Побудь в машине, ладно, – предложил Атасов, оборачиваясь к приятелю. – Я пойду, посмотрю, что и как. Только не паникуй раньше времени, идет? – Андрей никак не отреагировал на эти слова. Атасов обращался к манекену.
«Шок», – подумал Атасов, и был даже рад этому, потому что если бы Андрей принялся метаться вокруг, заламывая руки, было бы еще хуже. Уговаривая Андрея не паниковать, он немного кривил душой. Потому что сам поддался этому чувству. По-крайней мере, растерялся, поскольку не ожидал ничего подобного, и теперь чувствовал себя человеком, которого насильно втащили в чужой кошмар. Словно это инфекционное заболевание, передающееся от человека человеку не капельным путем, как грипп, и болезненными мыслеформами, через глаза и уши – в мозг. Атасов попробовал взять себя в руки, это было легче сказать, чем сделать. Ворота были распахнуты настежь, впрочем, они теперь не вели к дому, построенному, по словам Андрея, его прапрадедом, его словно стерли с рисунка резинкой, а затем замазали образовавшуюся пустоту углем. Вместо дома, в том месте, где он буквально напрашивался стоять, зияла дыра с обуглившимися краями, почти правильной прямоугольной формы. Из дыры, присыпанной обгоревшими обломками торчала черная от копоти покосившаяся печная труба. Это было все, что осталось от дома. Фундамент, заложенный в прошлом веке, походил на выгоревший изнутри гигантский корч. Видимо, бушевавшее в доме пламя сгрызло лаги и стропила чердака, а когда крыша рухнула вниз, то проломила пол и очутилась в подвале. Ну а потом старый дом сложился легче халабуды, построенной во дворе детворой из пледов, раскладушек и ветвей. «Как от прямого попадания фугаса», – пришло на ум Атасову, но он, естественно, не стал озвучивать эту мысль.
– Вот и все, – еле слышно сказал Андрей. Атасов, потрясенный увиденным, не заметил, как он подошел. – Я знал, что так и будет. Знал еще вчера.
От этого голоса у Атасова мороз пошел по коже.
– Вот что, парень, – он обнял Андрея, тот не стал вырываться. – Я вижу то, что вижу. Ничего больше. Был, типа, пожар, это ясно. Дом сгорел. Такое бывает. Поправимо. Мы пока не знаем, что сталось с твоим стариком, следовательно, отчаиваться рано. – Атасов говорил с нажимом, тем не менее было видно, что он сам не верит своим словам.
– Я видел отца вчера. Значит, это произошло на днях. Впрочем, кто скажет, сколько их на той станции держат? – Это было произнесено так, что Атасов похолодел. Однако у него не было выбора.
– Что дом сгорел, еще вовсе не означает, что с отцом приключилась беда. Может, он был в гостях. Да мало ли где. Андрей?! Андрей, я к тебе обращаюсь! Ты соседей – помнишь по именам?
«Бандура, гм? – тем временем звучало в голове молодого человека. Говорил Поришайло, его голос не позволял расслышать слова Атасова, впрочем, было уже неважно, что он там болтает. – Ты еще здесь?» — уточнил олигарх. «Тут, Артем Павлович», – долетел со стороны свой голос, в котором звучал испуг. – «У тебя отец, гм, если мне память не изменяет, с Правиловым служил?». «Да, Артем Павлович», – промямлил он издали. – «В ПГТ Дубечки проживает, Винницкой области? Улица Советская, гм? Вот и хорошо, гм, – Поришайло потер руки. Физиономия у него была, как у кота, только что полакомившегося воробьем. – Не годится афганскому герою, гм, в земле ковыряться. Правильно я говорю? Как дело сделаешь, вернемся с тобой, к этому вопросу».
– Вот и вернулся, как обещал…
– Ты о чем, Андрюша?
Если что уцелело на пепелище, так это сарай, стоявший особняком, в дальней части двора. Дед Бандуры хранил там кое-какие продукты, а отец ставил на зиму ульи. После того, как в необычайно трескучие морозы с полдесятка пчелиных семей не дожили до весны, Бандура-старший приспособил под ульи гараж, примыкавший к дому и потому гораздо более теплый. Теперь гаража не стало, а сарай уцелел. Правда, там было пусто, если не считать нескольких прогнивших картофелин, сиротливо валявшихся за дощатой загородкой.
– Это не поджог, – сказал Атасов. – Если бы кто-то сделал это умышленно, то и сарай бы пропал. Верно я говорю? – это была странная логика, однако Андрей был бы рад, если бы она сработала. Впрочем, надежд на это не было. Уверенность, что отца нет в живых, стала полной.
– Брось паниковать! – говорил Атасов Андрею, хоть тот не подавал никаких признаков паники. К чему паниковать, если все произошло. Вероятно, со стороны Атасова это была такая терапия, состряпанная на скорую руку. Андрей решил, что это он не его, себя уговаривает. – Давай, показывай, какая тут ближайшая хата?
– Ближайшая – деда Ореста. – Андрей говорил, как пациент зубного врача, когда во рту – ватный тампон, пропитанный кровью, а десны одеревенели после укола новокаина. – Правда, с моим дедом они как кошка с собакой жили, на ножах. А вот с батей они ладили, как ни странно.
«Не ладили, а ладят, ты понял!» — одернул себя Андрей.
«Не морочь себе голову чушью, приятель, – с ненавистью сказал внутренний голос . – Окончания и падежи ничего не меняют в картине, которая уже нарисована».
«Заткнись, ох, заткнись!»
– Почему не ладили? – спросил Атасов. Андрей отметил с удивлением, что пепелище осталось за спиной, они шагали к машине, Атасов держал его под руку, будто он был пьян. Как ни странно, Андрей испытал облегчение, двигаться было гораздо лучше, чем стоять, тупо уставившись на пепел, словно у свежей могилы.
