— Я уверен, мы с Романом прекрасно поладим… — погружаясь снова в чтение, сказал Игорь.
— Конечно, — согласилась Людмила.
Укрытый, как щитом, полотном газеты, Игорь иронично качнул головой.
Людмиле не видно лицо мужа. Не может она и прочитать ласковые снисходительные мысли:
«Глупая моя. Обманывать совсем не умеет. Постарела, а не научилась. Нет бы, узнать, кому Полищук обязан своим освобождением от мафии. Нет бы, сообразить, что без моего разрешения, он бы никогда не помог тебе…»
— Ты как хочешь, — взгляд Людмилы, влажный от мечтательной неги, уплыл за окно, к вечерним майским облакам, — а я этого ребеночка уже жду. Пусть не свой, а все малыш в доме…
«Не свой? Чей же…»
— Будет бегать, кричать, баловаться…Ты кого хочешь мальчика или девочку?
Игорь представил рядом маленькое смешное трогательное создание…
Вспомнил про беду…
Про сына …далекую сытую спокойную Англию…приговор…
Вспомнил про вину…
Слезы…мольбы…суровую непреклонность…
Когда-то он отобрал мать у сына. Судьба у него отобрала сына.
Теперь судьба дарит ему малыша. И он не станет повторять ошибки. Не станет сеять новую боль.
Вместо боли пусть родится любовь.
— Какая разница? — сказал вслух и про себя добавил. — Лишь бы скорее.
* * *
— Какая разница, почему я отказываюсь помогать тебе? У меня есть веские основания, — заявил Полищук решительно и твердо.
— Но… — Виктор в полной растерянности рухнул на стул. — Что же делать? Что же теперь делать?
— Смириться и платить, — махнул рукой Глеб Михайлович.
Полищук явился в санаторий без предупреждения, ввалился в палату в самый неподходящий момент. Виктор со спущенными штанами, у распахнутого настежь окна, пользовал очередную Любочку или Инночку. Накал страстей подкатывал к апогею, потому, не прерывая процесса, Осин выдохнул:
— Я сейчас…
— Да, да, я подожду…
Сцена совокупления, голая подрагивающая задница Виктора, произвели сокрушительное впечатление — старый адвокат покраснел, растерялся, смешно вытаращил глаза, мгновение слушал чмокающие ритмичные всхлипы и хриплые бормотания, затем выскочил в коридор.
Осин едва управился, бросился за Глебом Михайловичем. Тот сидел в кресле, прижимал к боку папку с бумагами, косился недоуменным взглядом на удаляющиеся длинные стройные ноги, вихляющую попку, коротюсенький халатик.
— Она без трусов! — Сокрушенно покачав головой, Полищук последовал за Виктором.
— Должен тебя огорчить, — начался разговор.
Если Глеб Михайлович не разменивался на политесы и приятельски тыкал, дела обстояли хреново.
— Я отказываюсь от гонорара и умываю руки. Выкручивайся сам, — неприятные ожидания оправдались тот час.
— Почему? — взвыл Осин.
— Есть основания.
— Что же делать?
— Платить.
— Без гарантий?
— Какие тут гарантии…
В двух словах адвокат обрисовал ситуацию: Круглов с задачей справился, побеседовал с каждым из фигуранотов, доложил о результатах. Они неутешительны — болезненно скривился Глеб Михайлович — подозревать по-прежнему можно всех и каждого. Предпринять, к сожалению, ничего нельзя.
— Вернее, я бы не советовал ничего предпринимать.
Еще не закончилось «хождение в народ», как Полищук получил по почте пакет с документами. Там были:
протокол изъятия героина у гр. Осина В.П.
заявление Ольги Литвиновой, о покушении на ее жизнь, свидетельские показания ее соседей, запись телефонной беседы, в которой Осин признает вину и спрашивает у Полищука: какой суммой откупиться от Ольги;
заявление Галины по поводу исчезнувшей мебели;
фотографии Осина с пистолетом в руках, его отпечатки на оружии, справка, что «ствол мокрый», то есть использовался при убийстве.
фотографии с этого убийства…
— Помнишь, ты влез в игорный бизнес? Потом пустился в бега? Через год из этого пистолета грохнули одного из твоих покровителей…
Осин перебирал листы ксерокопий дрожащими пальцами.
— Это серьезные обвинения. По каждому тебе грозит срок. Если мститель даст ход хоть одной бумаге, ты окажешься в тюрьме.
— Что же он хочет?
— Сто тысяч долларов.
— А потом еще сто тысяч?
— Сейчас некогда думать о будущем. Он дал три дня сроку.
— Хорошо, я заплачу. Что будет дальше?
— Тебе надо бежать, скрыться.
Профессиональный победитель, неукротимый Полищук поверженно склонил голову перед неуловимым мстителем? Осин чуть не заплакал от отчаяния. Если Глеб Михайлович советует сдаться, значит, шансов для спасения нет.
— И вы меня бросили, Глеб Михайлович…
— Прости, Виктор, я не могу ради тебя, рисковать жизнью.
— Не убьют же они вас в конце концов, — укорил Осин. — А мне пропадать приходится.
Полищук промолчал, не желая обсуждать свое решение. Свое предательство, кипел от негодования Виктор.
— Мне нужен адрес бабки, — потребовал сурово.
— Она запретила.
Виктор задохнулся от возмущения.
— Я погибаю, а вы мне про запреты толкуете. Говорите немедленно, где старуха.
— Кроме электронного адреса я не знаю ничего. Из пансионата, куда она отбыла, сообщили, что мадам Осина изволит путешествовать по Европе и вернется не ранее осени.
— Но я не могу ждать осени.
— Да, надо торопится.
— Боже!
— Ты хочешь сам передать деньги или лучше мне это сделать? — Полищук сокрушенно вздохнул.
— Чем раньше, я уеду, тем будет лучше.
— Когда ты приготовишь деньги?
— Завтра.
— На что ты будешь жить?
Виктор всхлипнул:
— Понятия не имею.
— Галина готова хоть сейчас выкупить твою часть квартиры и права на Отрадное. Она дает семьдесят тысяч. Сорок за квартиру и тридцать за дачу.
— Не может быть! Это же копейки.
— Если ты откажешься сегодня от тридцати тысяч, завтра она предложит двадцать. Послезавтра лесять.
— Сука! Блядь! Мерзавка!
— Зачем тебе старый дом, требующий ремонта и постоянного ухода? Зачем тебе развалина, которую даже продать невозможно?
— А зачем Отрадное Галке? — взревел в бешенстве Осин.
— Чтобы жить, — уронил Полищук.
Жить в доме ценой в десять миллилнов, знать, что каждая вшивая ложка и чашка стоит сотни, тысячи долларов, и не иметь возможности вытащить из дома, чашки и ложки ни единого цента? Ходить по деньгам, есть из денег, спать на деньгах и не пользоваться этим? Работать, вкалывать, вкладывать свои кровные в старую кирпичную развалину? В бесконечные ремонты? В запущенный сад? В дорогу?
— Я согласен! — Осин выхватил поданные Полищуком бумаги.
Завиток подписи увенчала жирная точка. Эра Виктора Осина в истории Отрадного закончилась.
— Надеюсь, ты не к Даше собрался? Сейчас не время для сентиментальных встреч.
Осин недоуменно вскинул брови.
— Мне сейчас не до нее.
Полищук понимающе кивнул. Когда горит земля под ногами, не до таких мелочей, как дочь.
— Что делать с машиной?
— Продавайте.
— Отлично. Сегодня Галя перечислит деньги, я приготовлю заграничный паспорт и билет на самолет до Рима.
— На чье имя паспорт?
— Егор Борисович Романенко.
Виктор вздрогнул.
— Кончился Витька Осин. Был да весь вышел. Превратился в Егора Романенко.
— Не надо грустить. У тебя начинается новая жизнь. Постарайся устроить ее должным образом.
— На какие шиши? — горько полюбопытствовал Виктор.
Полищук, уже в дверях, пожал плечами:
— Ты можешь работать…
* * *
— Андрей, — голос в телефонной трубке дрожал от волнения. — Осин беспокоит. Я уезжаю завтра. Возможно, навсегда. Давай встретимся, простимся по-человечески. Занят? Не можешь? Извини.
* * *
— Галя, родная, прости меня дурака окаянного. Бог простит? Гадина…
* * *
— Я могу обратиться к вам в случае нужды? — Осин настойчиво всматривался в глаза Полищука. Еще минута, и с новым именем и фамилией он отправится в новую неведомую, неопределенную жизнь.
За спиной бурлит суматохой аэропорт.
Впереди: турникет и таможенник со строгим лицом.
Очень хотется услышать «да». Убедиться, что кому-нибудь на этом свете Виктор Осин не безразличен. Что, случись беда, будет кого позвать на помощь.
— Нет, — отрезал Глеб Михайлович. — Прощайте.
— Прощайте, — разочарованно протянул вслед широкой спине Осин и остался один.
* * *
— Ну, что скажешь? — Глеб Михайлович остановился рядом с Глебом. Улыбнулся ободряюще. — Не волнуйся. Никуда Осин не денется, отправится, как миленький, за границу.
Парень согласно кивнул, не отрывая напряженный взгляд от фигуры Осина, достал из кармана пачку сигарет, закурил.
— Стоит, зараза, думает… — буркнул недовольно.
