намеренно, я не знаю. И если ты действительно говоришь, что можно спасти жизни, выполнив твою просьбу, тогда я не могу тебе отказать.
Жизни? Да, его собственную, конечно. Но Исетнофрет была темной и мрачной силой, и он мог представить, как многие другие пострадают в ее стремлении к власти и влиянию. Ложь давалась Хуэю легко с тех пор, как он сбежал из Лахуна, но здесь он чувствовал, что может быть честным.
- Я говорю правду.
Таита поджал губы, раздраженный тем, что оказался в такой ситуации.
- Очень хорошо, - отрезал он.
Евнух развернулся на каблуках и засуетился по комнате, хватая баночки с травами и горшочки с мазями, кувшин сладкого белого вина, ступку и пестик. Он порылся в сундуке и вытащил маленький кожаный мешочек, который положил сбоку.
Хуэй следил за каждым его движением, пытаясь понять, что означает этот акт пророчества. Таита измельчил травы, двумя черпаками размешал пасту, залил ее вином и вылил в чашку. На мгновение он уставился на зелье в своей руке, словно боясь его выпить, а затем одним глотком выпил его.
- Что сделает это зелье? - спросил Хуэй.
Евнух посмотрел на него, по-видимому, раздумывая, стоит ли отвечать на этот глупый вопрос, а затем сказал: - Это откроет глаза души.
Хуэй наблюдал, как веки мудреца затрепетали, а мечтательное выражение омрачило его лицо, когда зелье подействовало с поразительной скоростью. Таита плюхнулся на хорошо набитую подушку и высыпал содержимое кожаного мешочка на каменные плиты. Оттуда выпали десять дисков из слоновой кости.
- Что бы ты хотел знать? - спросил мудрец.
У Хуэя пересохло во рту. Мысленным взором он увидел лицо Исетнофрет, и это холодное желание мести образовало оболочку вокруг его сердца. Не проходило и дня, чтобы он не представлял себе, как лишит ее жизни.
- Добьюсь ли я когда-нибудь справедливости для своего отца.
- Задай вопрос духам. - Таита впился в него взглядом.
- Найду ли я справедливость для своего отца?
Евнух взял один из дисков и зажал его между большим и указательным пальцами, поворачивая так, чтобы он светился белым в свете из окна. Хуэй увидел, что на нем был нанесен знак – две изогнутые вертикальные линии, разделенные пополам третьей.
- Я вырезал символы на каждом из Лабиринтов своими собственными руками, - сказал Таита невнятным голосом. Он смотрел на свет, отражающийся от слоновой кости, сквозь прищуренные глаза. - Их десять. Десять - число силы. Каждый из них представляет собой небольшую часть жизни каждого человека, от рождения до смерти. Снова и снова я дышал на них, пока не напитал их частью своей собственной жизненной силы. - Он улыбнулся, восхищаясь своей работой, а затем произнес: - Я открываю свою душу, чтобы духи пророчества могли войти в нее.
Хуэй вздрогнул и оглядел углы комнаты. Что там может проявиться?
Таита дернулся, по-видимому, осознав, что Хуэй все еще был здесь. Он махнул рукой в сторону двери.
- Ты получишь свой ответ, когда духи закончат со мной. Возвращайся сюда, когда наступит ночь.
Хуэй поспешил прочь. Ему не нужно было повторять дважды. И все же, торопясь, он мог думать только об Исетнофрет. Его мысли возвращались к тем дням в доме отца, когда она впадала в ярость, которая возникала из ниоткуда. Он вспомнил, как она избила раба метлой, которую вырвала из его рук, и другой случай, когда она бросила в одну из своих служанок украшение, разбив девушке голову. В те моменты ярости ее глаза загорались безумием. Если бы только он распознал эти признаки в то время, возможно, он смог бы предотвратить смерть своего отца. Но теперь было слишком поздно думать об этом. Все, что он мог сделать, - это загладить свою вину.
***
Над мерцающей водой пели пилы. Молотки отбивали сопутствующий ритм, а песни корабелов во весь голос разносились по пеклу сухого дока. Некоторые судостроители носили килты, но другие были обнажены в палящую жару, и пот катился с них градом, пока они трудились без перерыва. Они тащили на плечах штабеля досок с берега реки, где плотники рубили и строгали свежую кедровую древесину, недавно выгруженную с барж, идущих из Библоса. Они вбивали деревянные заглушки, чтобы скрепить доски, и напрягались, чтобы поднять высокие мачты с помощью скрипящих папирусных веревок. Лопасти ловкими взмахами придавали форму веслам, а рули были подняты на корму. Танец корабелов кружился бесконечно.
В воздухе витал горький запах смолы. Из бурлящих котлов подмастерья выливали густую черную жидкость на корпуса кораблей для их герметизации. Парни закрывали рты шарфами, чтобы не задыхаться от удушливых паров, но время от времени один из них не выдерживал, падал на колени и его рвало.
В каналах, глубоко прорезанных в черной земле, остовы кораблей покоились на валках из стволов деревьев, ожидая завершения строительства. Затем отбрасывали клинья, и они с грохотом скатывались по пандусу туда, где вода хлестала через поднятый барьер, отделявший док от Нила.
Хуэй восхищался строительным ульем. Десятки – возможно, сотни – мускулистых мужчин копошились, как муравьи. Прикрывая глаза от солнца, он посмотрел на толпящихся рабочих. В доках здесь, на западном берегу, всегда было многолюдно, но никогда так, как сейчас. Они были на военном положении. Поскольку Красный Претендент продвигался за пределы своей базы в Нижнем Египте, эта, казалось бы, бесконечная война между двумя фараонами, как и предсказывала Ипвет, стала еще более жаркой. Вражеские силы должны были быть отбиты любой ценой, прежде чем они закрепятся. Сундуки были открыты. С неба посыпался золотой дождь. И вот каков был результат.
Хуэй изучал обретающие форму боевые галеры. Это были деревянные корабли, а не хлипкие тростниковые суда, используемые для торговли, – грандиозные по любым меркам и построенные с расчетом на прочность для предстоящей битвы. При таком темпе работы флот будет усилен в кратчайшие сроки.
Хуэй увидел человека, к которому пришел. Тан возвышался над корабельщиками, суетившимися вокруг него с охапками папирусных чертежей, выкрикивая приказы и жестикулируя, полностью контролируя выполняемую работу.
Хуэй не решался беспокоить Акх-Гора во время его важной работы. Но Тан заметил его, отпустил корабельщиков и подозвал Хуэя.
- Видел ли ты когда-нибудь такое великолепие? - сказал генерал.
- Корабельщики усердно трудятся под твоим командованием, Акх-Гор.
- Вся хвала фараону за
