– Мы в некотором роде в ссоре, ваше императорское высочество, – лепечет мадемуазель Якобсон. – И оттого Герман Густавович нечасто радует меня вестями из своей Сибири.
– Да? – разочарованно тянет Дагмара. – Очень жаль, что вы все еще не нашли в себе смелости писать ему первой. Ваш жених – весьма интересный господин. Было бы занимательно узнать о его новых свершениях с ваших, милая, слов.
Вот и вся разгадка этого неожиданно проснувшегося ко мне интереса госпожи Якобсон. Датская принцесса была бы не против узнавать новости не только из моих сообщений и писем ее мужу, но и из, так сказать, неформального источника. А для Наденьки заинтересованность принцессы – как красная тряпка… гм… как новое платье на сопернице. Как это, она что-то разглядела в сибирском затворнике, а я нет?!
«…Я нынче молилась за вас, Герман. Моя госпожа иногда дозволяет мне ездить в Петеркирхе. Она сказала, в вашем положении не помешает заступничество Всевышнего. Молитесь и вы, сударь. И забудем на том нашу небольшую размолвку».
Да я разве против? Тем более что спинным мозгом чувствую: от свадьбы нам с тобой, Наденька, не отвертеться. А значит, и от моей поездки в столицу. Что-то слабо мне верится, что ты, аки жена декабриста, решишься приехать ко мне в тьмутаракань.
А вот с молитвами все сложнее. С туземным пастором у меня нормальный контакт никак наладиться не может. Особенно после того, как я узнал о его как бы приработке в Третьем отделении. Благо в моей сегодняшней Сибири сам черт ногу сломит с религиями. Томск вроде деревня деревней. Все друг друга знают и большинство друг другу родственники. А кого только нет! Об обычных православных я даже не говорю – их, конечно, большинство. Пара сотен лютеран и с полтысячи католиков, но это тоже вполне признаваемые государством, уважаемые религии. Мусульман, особенно татар в Заисточье, тоже полно. И мечеть имеется. А вот дальше начинаются прямо чудеса.
Иудаизм официально не приветствуется. Евреи сильно ограничены в правах. Но тем не менее синагога в городе есть, а из десятка богатейших людей губернской столицы пара – точно евреи.
А вот староверов как бы вовсе не существует. Соответственно и православной, старообрядческого толка, церкви быть не может. Однако Успенский молельный дом есть, а на службы иногда приезжает епископ «Тобольский и всея Сибири» Саватий. И купцов из чалдонов тоже полно, как бы не половина. Живут себе, дела делают и жизни радуются. Время от времени в фонд Гинтару деньги носят. Это Стоцкий таким образом с них денежный штраф по екатерининскому закону «О нарушении религиозных традиций» собирает. А сколько других прочих сект и течений, о том даже моему другу полицмейстеру неведомо. Слышал только о существовании каких-то «каменщиков», «часовщиков», «беспоповцев» и прочих. Так что я, кирху ни разу не посетивший, в этом котле с кипящей кашей попросту потерялся.
И тут, кстати, без слухов не обошлось. Зазвал меня в очередной раз к себе на ужин Иван Дмитриевич Асташев. Я думал, успехами нашего банка станет интересоваться, а он чуть ли не с порога пенять стал, что это я, дескать, староверов привечаю, а с епископом Томским и Семипалатинским Виталием до сих пор повстречаться не удосужился.
– Какие еще старообрядцы, Иван Дмитриевич! Побойтесь Бога! – взмолился я. – У меня к ночи пальцы от пера скрючивает. Дел столько, что разогнуть спину некогда, а вы о ерунде какой-то…
– А это вы, батенька, зря! – Ну как же он похож на Владимира Ильича! Чуточку подстричь, бородку добавить – и на броневик. – Знали бы вы, какие нынче слухи поползли. Болтают, что вы оттого на достройку собора еще томичей не подвигли, что к чалдонам переметнуться хотите. Мальца того помните ли? Сеньку Тыркова, что своими копейками нам плебисцит, прости господи, закончил?
– Ну конечно помню. С ним-то у меня что? Только не говорите, будто молва называет этого мальчишку моим внебрачным сыном…
– Да не удивлюсь, Герман Густавович, – засмеялся миллионер. – Ничуть, знаете ли, не удивлюсь.
– Полно вам! – Я тоже хихикнул. – Как я успел-то? Я в губернии-то едва полтора года как.
– А ведь и верно, сударь, – вдруг стал серьезным Асташев. – А я ведь вас давно уже в приходимцах не числю. Да и прочие сибиряки, верно, тоже.
– Как вы сказали? В ком, Иван Дмитриевич?
– Что ж вы, молодой человек, столько для края нашего сделали, а как мы присланных из столиц никчемных чиновников зовем, и не ведаете? Приходимцами их сибирцы кличут. Это вроде…
– Да я догадался уже, – засмеялся я. – А меня, значит, из их числа уже вычеркнули?
– Как есть, – охотно поддержал мое веселье золотопромышленник. – Оттого и забочусь о вас, что много вы полезного сделали и, даст Господь, еще сделаете. И только глупых домыслов да обвинений в потворстве беспоповцам нам с вами, Герман, не хватает.
– А Сенька-то тут при чем?
– Так и малец этот, и родитель его в Успенский молельный дом по воскресеньям ходят, а не в храм. А на чьи деньги этот самый вертеп выстроен был, вам сказать или сами знаете?
– И на чьи же? На средства прихожан, я полагаю?
– Как без этого. Только выходит, что самыми почтенными прихожанами там известный вам господин Цибульский с супругой числятся. Вот так-то, сударь! А ведь и с Захарием Михайловичем у вас доверительные отношения…
– Ух ты!
– Вот и я о том, Герман Густавович. Вы послушайте совета. Я в Сибири-то всю жизнь прожил. Здесь многое могут понять и простить. Лишь бы человек был хороший. Но если о храмах заботы не проявляете, значит – вы странный и опасный чужак. Вот пока доносы на вас в канцелярию Главного управления не пошли, съездите-ка вы к владыке Виталию да спросите, чем помочь матери-церкви сможете. А заодно справочку другану своему, Захарию Михайловичу, выправите. Вам-то, поди, отказать не посмеют.
– Что за справочку, Иван Дмитриевич? – Я уже признал, что дело серьезное, и достал блокнот с карандашом.
Асташев приосанился и принялся объяснять:
– Чтобы без лишних вопросов в «пробирку» песок золотой принимали, чтобы в ярмарках участвовать или в суде рядиться, бумажку нужно предоставить. И чтобы там прописано было, дескать, имярек в ересях не замечен, у Святого причастия и на покаянии исправно бывает. И детей, коли Бог дал, воспитывает в истинной православной вере. И чтобы не менее шести попов подписали сие. Ну или сам владыко…
Вот это да! Вот это рэкет и смычка с властными структурами! Полностью подконтрольная государству церковь и добровольно-обязательная религия. Как же мне повезло, что я попал в тело лютеранина!
В общем, в середине июля я изыскал время для посещения его преосвященства епископа Томского Виталия в его резиденции в Богородице-Алексеевском монастыре. Ничто, конечно, не мешало вызвать туземного церковного патриарха к себе. По большому счету как высший гражданский чиновник края имею право. Но не стал. И пренебрежение показывать не хотелось, и на огромный, голосящий на всю Юрточную часть города трехсотпудовый торжественный колокол взглянуть хотелось. Его ровно за год до моего появления в Томске на колокольню подняли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
