— И я понимаю. С утратой короны я уже смирился. — Стефан немного помолчал. — Однако порой я задумываюсь, какой бы стала наша жизнь, если бы мы смогли пожениться. Ты никогда не размышляла об этом?
Мод ласково дотронулась пальцами до его щеки.
— Конечно, размышляла. Но не очень часто. Слишком больно думать о том, чему никогда не бывать. Это ведь невозможно. Все, что нам суждено, — краткие мгновения украденного счастья, и остаток своей жизни я буду жить воспоминаниями о них.
Стефан тоже приподнялся на локте.
— Как ты порой бываешь похожа на своего отца! Такая же трезвая и здравомыслящая. Впрочем, все нормандцы таковы.
— Ты говоришь так, словно устроен по-другому. Разве ты сам не нормандец? — с улыбкой спросила Мод.
— Отчасти, конечно, да. Но ведь я — сын своего отца, а граф Блуа совершенно не походил на нормандцев: мечтатель… Конечно, он был трусом, но… вместе с тем, это был очень мягкий, добрый человек, который хотел лишь прожить жизнь в безмятежном спокойствии. Я всегда стыдился его. — Стефан уставился невидящими глазами куда-то вдаль. — Да упокоит Господь душу этого несчастного, но он был абсолютно не приспособлен к той жизни, которую навязывала ему моя мать.
— Но ты не похож на него, Стефан. Как ты можешь сравнивать себя с ним?
— А откуда ты знаешь, какой я на самом деле? Откуда тебе знать, что таится в глубине моей души? — Голос Стефана звучал серьезнее обычного, зеленые глаза не отрывались от лица Мод. — Мудрец не доверяет обманчивой внешности.
— Но ведь ты открыл мне свое сердце, так же, как я открыла тебе свое. Мы можем доверять друг другу, — возразила Мод, озадаченная неожиданным поворотом разговора.
Стефан несколько секунд молчал, глядя на Мод так, словно видит ее в первый раз. Наконец лицо его прояснилось.
— Конечно, можем, — в привычно легкой манере произнес он. — Не обращай внимания на мои дурацкие слова. — Он наклонился и легко коснулся губами ее губ. — Ты знаешь, что о тебе говорят бароны? — начал он, внезапно сменив тему.
— Нет. Что же?
— Что ты стала более мягкой, женственной и покладистой. Они считают, что дикая лисица укрощена. — Пальцы Стефана скользнули по ее животу и зарылись в медных колечках волос, прикрывавших лоно.
— Дикая лисица? Укрощена? Мне кажется, что ты не настолько глуп, чтобы считать себя причиной этой перемены.
Стефан по-волчьи ухмыльнулся.
— Знаешь, эта мысль все же приходила мне в голову.
— Ты — спесивый павлин! Я не укрощена, и никто никогда не укротит меня. — Мод придержала его руку. — И не надейся, что сможешь повлиять на меня подобным образом.
— Мы-то с тобой понимаем, что смогу! — Стефан набросился на нее и принялся целовать с новой страстью, пока она не ослабла и не покорилась этому напору. — Признайся, что против меня ты беспомощна, как тростинка на ветру!
— Я не собираюсь ничего признавать. Милорд, вы ненасытны… — пробормотала она, прижавшись губами к его горячему рту, — как похотливый козел.
— Давай не будем проверять, кто из нас более ненасытный, — выдохнул Стефан, покрывая поцелуями ложбинку между грудей и лаская пальцами ее тело, как опытный трубадур ласкает свою виолу, отлично понимая, к какой струне надлежит прикоснуться, чтобы извлечь самый волнующий звук.
Губы его спустились вниз по ее животу, к теплому лону, и разожгли в ней такое пламя, что она изогнулась дугой в экстазе и, не в силах больше сопротивляться, отдалась нахлынувшему на нее чувству.
Когда Мод наконец открыла глаза, ей показалась, что она не в силах пошевелить ни единым мускулом. Ее переполняло наслаждение. Стефан потянулся и неохотно поднялся с постели, чтобы выглянуть наружу.
— Уже темнеет. Джервас может появиться в любой момент. Пора одеваться, — сказал он.
— Я так утомлена, что, боюсь, не смогу доехать верхом до Лондона, — пожаловалась Мод, глядя, как Стефан натягивает на себя штаны.
— В самом деле? Быть может, это лечится тем же способом, что и последствия ночной пирушки: лучшее средство от укуса собаки — приложить к ране клок ее шерсти. — Стефан медленно двинулся обратно к постели.
— Нет! — вскрикнула она, поспешно вскочив. — Хватит с меня твоих лекарств… по крайней мере, на сегодня. Ах, святая Мария, неужели ты никогда не насытишься?
— Тобой? Да это просто невозможно! — Стефан гордо выпрямился и с самодовольным видом начал расхаживать взад-вперед. — По правде сказать, мадам, признаюсь вам, что даже еще не приступал к делу. Это было просто вступление, чтобы разогреться. Если бы у нас было достаточно времени, я бы вам это доказал. — Стефан натянул на себя тунику, закрепил пояс и встал на одно колено, чтобы обуться.
Мод расхохоталась так, что по щекам покатились слезы.
— Ты и в самом деле чванливый павлин! Ты знаешь, что мы со вчерашнего дня, как разделись, так больше и не одевались? Я просто не узнаю тебя. — Мод обвела взглядом комнату, внезапно сообразив, что в ней нет лохани для купания. — Здесь есть лохань?
— Я не видел, — ответил Стефан. — Но вода согрелась. — Он указал на большой котел, стоявший на треножнике над огнем. — Такой подойдет?
Мод кивнула, вспомнив, что вчера она забыла о травах. Что ж, время еще есть. Котел был недостаточно велик, чтобы в него сесть, но можно было размешать травы в воде, а потом помыться. Это уже кое-что.
Снаружи послышался стук копыт. Стефан скорчил гримасу, подбежал к двери и высунул голову.
— Погоди минутку! — крикнул он, прикрыл дверь и подошел к Мод. — Это Джервас. — Он заключил ее в объятия. — Любимая моя, какое счастье ты мне подарила!
Мод обвила Стефана руками и покрыла его лицо нежными поцелуями.
— Радость моя, я не позволю тебе уйти!
Стефан засмеялся, осторожно высвободился из ее объятий и отыскал на полу свою накидку.
— Поторопись. Мы должны присоединиться к остальным на окраине леса, на лондонской дороге, и нам надо прибыть туда первыми, как будто мы приехали из Винчестера.
— Когда мы с тобой снова сможем побыть наедине? — спросила Мод, идя следом за ним к двери.
— Ах, мадам, неужели это вы называли меня ненасытным? Скоро, скоро, обещаю вам. Лучше я подожду снаружи, иначе мне опять придется выдержать неравный бой. — Смеясь, он выскользнул за дверь.
Мод высыпала в котел половину содержимого шкатулки с травами и, тихонько напевая, принялась мыться. Полностью примиренная с собой и со всем миром, она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо за всю свою жизнь.
28
Нормандия, 1130 год.
В начале июля королевский двор переехал в Нормандию, и теперь, спустя три недели после возвращения из Винчестера, им почти не удавалось видеться наедине. Большую часть времени Стефан отсутствовал, занимаясь делами короля или присматривая за своим имением в Мортэйне. Поэтому его не оказалось рядом, когда Мод вдруг обнаружила, что у нее задерживаются месячные.
