— Отнеси это Амоннахту, — приказала я Дисенк. — Скажи, что я хочу за это равноценный запас еды на целый год, начиная от сегодняшнего дня. — Видя ее недоумение, я пояснила: — Мне нужно заплатить своим работникам. Амоннахт не станет обманывать меня.
— Мастер тоже не станет, — запротестовала Дисенк. — Обратись к нему, госпожа. Он возьмет твое серебро, и ты не будешь проводить ночи, не сомкнув глаз, волнуясь, что тебя обманут.
— Нет. — Я мягко вложила безделушки в ее ладошку. — Нет, Дисенк. Я хочу сделать это по-своему. Возьми у Хранителя дверей подтверждение.
Но где искать работников, с тревогой размышляла я, когда она ушла. Я твердо решила не просить помощи у Гуи. Мне не хотелось быть еще больше обязанной ему, потому что чем сильнее я буду чувствовать себя в долгу перед ним, тем большую вину буду испытывать за свое растущее нежелание поддерживать его честолюбивые замыслы относительно фараона; но тем не менее других источников у меня не было. Я также не хотела просить помощи и у Рамзеса. Земля моя, она подтверждение моей зрелости, ее почва — символ моего успеха, и я хотела взлелеять ее возрождение так заботливо, будто она была плодом моего собственного чрева. Этот образ, живо возникший в моем воображении, был мне не так приятен, как следовало бы, и я палила себе ароматного ячменного пива и быстро осушила бокал.
В конце концов надежного надсмотрщика для меня нашла Гунро; им оказался человек, который работал в имении ее брата Банемуса помощником главного надсмотрщика и был достоин дальнейшего продвижения по службе. Я встретилась с ним, осталась довольна его ответами и наняла его; получив первую партию продовольственных запасов от Амоннахта, я отправила нового служащего на юг. Я проделала это с огромной гордостью и с еще большей гордостью месяц спустя получила от него письмо, где содержался подробный отчет обо всем, что было сделано, и перечень его издержек. Я была на пути к стабильному достатку, к которому всегда так стремилась.
Прошло два месяца с тех пор, как я написала Паари. Но Асват ответил на мое письмо глубоким молчанием, и, хотя оно беспокоило меня, я удержалась от того, чтобы написать снова. Главный царский вестник Дома женщин заверил меня, что свиток был доставлен в сохранности, и я не стала снова упрашивать Паари приехать ко мне. Однако письма от моего управляющего приходили регулярно, и я с наслаждением читала, что он со своими людьми уже отремонтировал помещения для слуг, чтобы в них можно было сразу поселиться, и уже много сделал по ремонту дома. Финиковые пальмы подрезали, а поля расчищали от сорной травы. Я очень хотела увидеть все это, но решила дождаться окончания работ.
Я не упоминала о своих делах при Рамзесе, а он не спрашивал, как я себя ощущаю в новом качестве землевладелицы. Ему доложили, что египетские торговые корабли уже входят в доки Пи-Рамзеса. Плавание прошло исключительно успешно, и фараон был поглощен планированием церемонии чествования членов экспедиции и распределения привезенных товаров. Они с главным распорядителем церемонии проводили вместе долгое часы, и, как мне сообщила Дисенк, верховный жрец Амона уже выехал из Фив.
Я была с фараоном, когда Техути принес ему свитки с перечислением привезенных богатств. Я сидела на его ложе, накинув на плечи простыню; вино и фрукты были под рукой, от стоящей в углу жаровни но комнате разносился сладкий аромат курящейся оливковой коры, а лампы горели ровным, спокойным пламенем. Вечер выдался холодный, и, когда Рамзесу доложили о приходе писца, он уселся в кресло, набросил шерстяную накидку поверх короткой юбки.
Писец, поклонившись, вывалил на стол груду свитков, фараон кивнул, выбрал один из них и развернул. За его спиной двое других писцов опустились на пол и положили на колени свои дощечки. Одного я узнала. Это был помощник Техути. У другого на руке была повязка золотого цвета с изображением Амона. Двойное перо бога, изящное и величественное, возвышалось над его короной, и его лицо, казалось, излучало удовлетворение и покой. Этот писец прибыл из Фив, из храма Амона. Рамзес вздохнул и улыбнулся, и только я заметила покорство, скрывавшееся под маской радушия.
— Начинай, — приказал он.
Техути взглянул на меня и набрал воздуха в грудь:
— Две тысячи слитков меди, три тысячи слитков свинца и семьсот мешков с благовониями. — Он остановился. Пухлые пальцы Рамзеса выстукивали неровный ритм на поверхности стола.
— Одна тысяча слитков для царской казны, — наконец произнес он, — Триста для Птаха, двести для Ра в Оне и пятьсот для Амона. Что касается свинца, две тысячи для армии, остальное для Птаха. Двести мешков благовоний для дворца и его собственных жертвенников, сто для армии и остальные четыреста распределить между храмами.
Снова послышался короткий вздох, и, хотя Рамзес не смотрел на жреческого писца, казалось, он ждет его вмешательства. Писец положил перо.
— Прошу прощения, великий фараон, — мягко сказал он, — но Амону требуется больше меди, чем мой повелитель готов выделить. Храм Амона жертвовал золото и посылал людей для этой экспедиции. Более того, ремесленники Амона делают из меди сундуки, чтобы хранить подношения богу, и, кроме того, его храм в Такомпсо очень давно нуждается в медных дверях.
— Но Амону уже выплатили в двадцать одни раз больше меди, чем остальным храмам, вместе взятым, — ответил Рамзес. — И я не вижу причин, по которым я должен выделить им дополнительные слитки. Возможно, смотрители Амона небрежно распределяют металл.
— Прошу прощения, Могучий Бык, но в прошлом году у повелителя было иное мнение, когда потребовалась медь, чтобы изготовить новое снаряжение для его армии, — решительно возразил писец. — Если мой повелитель не увеличит долю, Амон, возможно, без воодушевления отнесется к новым просьбам, которые могут появиться в будущем. Амона обеспечивают восемьдесят семь тысяч человек во всем Египте. Медь, помимо прочего, является важным средством обмена. Однако мы довольны нашей долей свинца и благовоний.
— Я рад, — пробормотал Рамзес, — что свинец используется главным образом в фаянсовых мастерских, а Амон выращивает много деревьев, из которых получают фимиам. Хорошо. Возьмите еще двести слитков из царской казны.
Оба писца склонили головы, послышался тихий скрип
— Что дальше? — спросил Рамзес.
— Сто мешков благовоний, выращенных в Пвене для личных нужд моего повелителя, прибыли одновременно с товарами экспедиции. Сейчас это не должно нас заботить, — громко сказал Техути. — Золото в гранах, шестьдесят тысяч. Серебро в слитках, двадцать пять тысяч. Синий камень из Тафрера, шесть пирамид. Зеленый камень из Рошаты,[79] пять пирамид — Он остановился.
Рамзес очень медленно закрыл и открыл глаза. Он выглядел не столько усталым, как в высшей степени снисходительным, даже равнодушным. О моем присутствии все забыли, и я жадно внимала.
— Ввиду того что Амон ежегодно добывает двадцать шесть тысяч зерен золота на собственных землях, я не вижу причин наделять их золотом, — сказал Рамзес. — Я беру тридцать тысяч зерен, остальные могут поровну разделить Птах, Ра и Сет.
— Но, мой повелитель, — горячо воскликнул храмовый писец, — я прошу учесть, что требуется двенадцать условных золотых единиц в год, чтобы заплатить за зерно, которое уходит на одного работающего на строительстве гробницы! Ты сам возложил строительство всех царских гробниц в Фивах на служителей Амона. Если доля золота для Амона не будет увеличена, есть опасность, что твоим рабочим не смогут заплатить, и что тогда? Беспорядки, возможно, даже кровопролитие. Амон не может себе позволить платить этим людям из собственных запасов. У него есть свои слуги, которых надо кормить. Твоим рабочим и без того часто платят из сокровищницы Амона. Мой повелитель, твое решение несправедливо! Разве не Амон — бог всех твоих побед? Разве не он неоднократно приводил Египет к торжеству над врагами? Разве не заслужил он доли, пусть и малой, от того богатства, что привезли корабли?
Рука Рамзеса теперь безвольно покоилась на поверхности стола Он смотрел на лазуритовые плиты пола, что слабо поблескивали синим. Его лицо выражало полнейшее спокойствие, однако я знала, что он злится, и в любой момент ожидала взрыва божественного гнева, но его не последовало. Лишь только негодующая диатриба[80] писца иссякла, Рамзес поднял взгляд.
— Несмотря на то что золото непрерывным потоком льется в хранилища Амона, кажется, его слуги встречают определенные трудности в том, чтобы обеспечивать достаточное количество зерна и платить моим рабочим больше минимальной платы, определенной начальником царских работ, — спокойно сказал он. — Интересно, почему это так? И если Амон действительно бог всех побед, почему его слуги так часто скупятся на пожертвования для воинов Египта? Я не нуждаюсь в том, чтобы вы напоминали мне об обязательствах, которые взял на себя мой отец. Так же как не намерен отказываться от своих слов, данных мной богу, которого я люблю и почитаю. Это звучат голоса его слуг, а не голос самого бога, и это утомляет и печалит меня.
