Странная трансформация болезни, а главное, странная, непонятная периодичность!
Удивляли и другие необъяснимые совпадения.
Так, незадолго до последней серьезной вспышки эпидемии 1957 года в Приморье лавиной хлынула белка: за один год предшествующий эпидемии, беличьих шкурок было заготовлено в 250 раз больше, чем за три предыдущих года. Зверьки шли лавиной, словно движимые какой-то неукротимой силой. Они двигались безостановочно, примерно со скоростью тридцать километров в сутки, переплывали реки, заходили даже в деревни, увлекали в свой «великий поход» давно прижившихся в окрестных лесах местных белок. Каждая белка-путешественница несла на себе тучи обсемененных вирусами клещей (на одном зверьке их насчитали 1800 штук).
В поисках научного объяснения волновой природы энцефалита два врача – Ю. В. Александров и В. Н. Ягодинский, служившие на Дальнем Востоке, отправились в тайгу на охоту за клещами – переносчиками вируса. Вооруженные вафельными полотенцами «охотники» вылавливали и собирали за день сотни паразитов, а затем проверяли в лабораториях степень их зараженности вирусами энцефалита. Добыча «клещевиков» в разные годы была далеко не одинаковой. В одни годы вирус находили почти у половины выловленных паразитов, а затем следовали годы, когда клещи по каким-то неясным причинам освобождались от вируса и самые настойчивые его поиски ни к чему не приводили. Заболеваемость людей соответствовала изменениям степени зараженности вирусами клещей и лесных животных. Многолетняя охота врачей за клещами не прошла без пользы для науки: Ю. В. Александров отыскал в тайге неизвестные разновидности клещей. Но сколько врачи ни бились, скачкообразность энцефалита на Дальнем Востоке не получала исчерпывающего объяснения.
Может быть неожиданные вспышки эпидемии связаны с массовыми миграциями белки?
Такое предположение походило на правду.
Но когда врачи сравнили ход заболеваемости энцефалитом на Дальнем Востоке с заболеваемостью в других районах СССР, то «беличья гипотеза» потеряла свою привлекательность. Кривые заболеваемости в разных, даже отдаленных районах почему-то совпадали. Выходило так, что заболевание энцефалитом на Дальнем Востоке являлось лишь частным примером какой-то более общей закономерности.
Но какой?
Степень зараженности клещей вирусами была неодинаковой в разные годы. Возможно, она как-то зависела от численности самих клещей? Урожай клещей в разные годы тоже колебался и был обусловлен, вероятно, численностью животных, на которых развиваются клещи. Размножение белки и других животных в свою очередь зависит от природной ситуации, неодинаковой в разные годы. Подобный ход рассуждений приводил эпидемиологов к выводу, что эпидемия энцефалита возникает тогда, когда в постоянно существующем природном очаге болезни складывается сочетание факторов, благоприятствующих эпидемии, т. е. создается подходящая «эпизоотическая ситуация». Но тогда почему же, недоумевали врачи, на громадной территории от предгорий Урала до Сихотэ-Алиньской тайги, очень разнообразной по своим природным условиям, возникают одновременные подъемы и спады заболеваемости? Очевидно, дело не в одном только вирусе и не только в численности клещей или в поголовье белок, в погоде или в количестве выпадающих осадков. Здесь действует какая-то более общая, главная движущая сила.
Но какая?.».
Силу эту выяснили, обратившись к работам Чижевского.
Стоило сопоставить заболеваемость энцефалитом на Дальнем Востоке в течение последних нескольких десятков лет с ходом солнечной активности за тот же период, как стала понятна скрытая взаимосвязь. Сомневающиеся вначале в научных выводах Чижевского подполковник медицинской службы Александров и майор медицинской службы Ягодинский скоро превратились в убежденных сторонников гелиобиологии.
В 1935 году казанский врач С. Т. Вельховер обнаружил метахромазию бактерий (так называемый «эффект Чижевского – Вельховера»), позволяющую прогнозировать вспышки солнечной активности, опасные для человека как на Земле, так и в космосе. Метахромазия – это особое свойство клеток и тканей, позволяющее им окрашиваться в тона, весьма отличающиеся от цвета применяемых красителей. Например, при воздействии тиазиновыми красителями основное вещество соединительной ткани, опухолевые и некоторые другие клетки живого организма окрашиваются не в синий или в фиолетовый (цвет красителя), а в красный или в розовый цвета.
Вот что писал Вельховер Чижевскому:
«…Я веду систематические бактериологические наблюдения за дифтерией.
При обработке материала я пришел ко многим поразившим меня выводам.
В вашей интерпретации дифтерии, как эпидемии, имеются два момента: зеркальность – (т. е. спад дифтерии во время подъемов солнечной активности и наоборот) – и запаздывание дифтерийного максимума по сравнению с солнечным максимумом. Ваш «принцип зеркальности», полученный статистически, совершенно неожиданно подтвердился у меня непосредственно под микроскопом. Я решил искать эту зеркальность и через три опыта понял, что имею дело с поразительно точным явлением…»
Реакция метахромазии, о которой шла речь, очень четко наблюдалась за несколько дней до появления на Солнце ярких вспышек и пятен, то есть эти реакции как бы заранее указывали на надвигающиеся изменения «солнечной погоды». Используя накопленные знания об активных процессах, протекающих на поверхности Солнца, Чижевский смело поставил вопросы прогнозирования вероятности наступления эпидемий и возрастания смертности. «Астронома, читающего эпидемиологию холеры, невольно изумляет тот факт, что хорошо знакомые ему годы солнечных бурь и ураганов вызывают столь великие бедственные явления, – писал он, – и, наоборот, годы солнечного успокоения и мира совпадают с годами освобождения человека от безграничного ужаса перед этим неодолимым невидимым врагом».
Чижевский понимал, что высказывает не совсем обычные взгляды.
«…Об исключительной мертвящей медлительности проникновения новых идей в мозг человека и рутину науки я сужу по собственному горькому опыту, – писал он. – Понадобится несколько десятков лет, прежде чем у нас отыщется общий язык с биологами. Основные возражения, которые мне делают, заключаются в следующем: нет надобности „лезть в небо за объяснением явлений, которые легко можно понять с помощью земных причин. Социальные условия – вот первопричина всех болезней. Измените их – и эпидемии перестанут существовать, хотя микроорганизмы могут сохраниться на Земном шаре“. В такой трактовке эпидемических явлений заключается большая истина. Ясно, что социальные условия обуславливают эпидемии всех видов, но суживать вопрос до такой степени, вырывать человека и микроорганизмы из естественной среды – окружающего мира со всеми его электрическими радиациями, потоками и полями – это значит впадать в грубейшую, непростительную ошибку и проповедовать мысли, ничего общего с тенденцией современной науки не имеющие. Нет, и человек и микроб – существа не только социальные, но и космические, связанные всей своей биологией, всеми молекулами, всеми частицами тел с Космосом, с его лучами, потоками и полями».
Впрочем, с пониманием отнеслись к исследованиям Чижевского Циолковский и Бехтерев, профессора Д. К. Заболотный и Г. А. Ивашенцев, доктор С. Т. Вельховер. Они всецело разделяли точку зрения Чижевского на участие в эпидемических явлениях факторов прежде всего космических. А врач М. Фор, базируясь на открытии русского ученого, организовал во Франции первую в мире «медицинскую службу Солнца», впервые в истории человечества взяв под контроль учащение внезапных смертей и обострение хронических заболеваний.
Книга Чижевского «Эпидемические катастрофы и периодическая деятельность Солнца» вышла в 1930 году тиражом всего 300 экземпляров. Разумеется, такое отношение к его главному делу огорчало ученого. Наверное, этими чувствами вызваны его поэтические строки:
…О, ты, узревший солнечные пятна,с великолепной дерзостью своей —не ведал ты, как будут мне понятныи близки твои скорби, Галилей!
Признанием заслуг Чижевского стал в 1939 году тот факт, что он, вместе с известнейшими учеными Ланжевеном и Бранли, был избран Почетным президентом I Международного конгресса по биологической физике и космической биологии, состоявшегося в Нью-Йорке.
Сам ученый в конгрессе не участвовал.
Его постигла судьба многих советских ученых, надолго отлученных в те годы от науки.
Писатель Д. Гранин в книге, посвященной генетику Тимофееву-Ресовскому, вспоминал: «…Вдова Александра Леонидовича Чижевского, биофизика, прославленного изучением влияния солнечных лучей на жизнь на земле, рассказывала мне, как, сидя в лагере, Чижевский выпросил разрешение создать лабораторию, ставить кое-какие опыты, работать. Однажды, в 1955 году, в один воистину прекрасный день, пришел приказ о его освобождении. Чижевский в ответ подает начальству рапорт с просьбой разрешить ему на некоторое время остаться в лагере, закончить эксперименты. С трудом добился своего, ибо это было нарушением всех правил, и завершил исследование».
