— Считаешь, они мне помогут? — ядовито спросил граф, срывая злость. — Если какой-нибудь мстительный дух окажется настолько силен, что сможет прорваться в храм, то неужели его остановят эти безделушки!
Иризар ничего не ответил. Бережно спрятал заговоренные драгоценности за пазуху — ведь среди них был и перстень его воплощения. Поклонившись — то ли шутя, то ли всерьез, — удалился под стук собственных шагов, раскатистое эхо умножило отзвуки под высокими сводами. Свечи на алтаре мигнули от ворвавшегося в дверь ветра.
Гилберт вздохнул, потер горящие от ожога пальцы.
Кстати, о перстнях. Забрав с алтаря свечу и свой меч, граф направился к тому месту, откуда за торжественным богослужением наблюдала чета Эбер.
Долго искать не пришлось. В щели между плитами пола блеснул камень, отразив гранями тусклый огонек. Гилберт решил не испытывать удачу — не стал брать перстень в руки, осторожно поддел на кончик клинка. Поднял повыше, чтобы рассмотреть ненавистное украшение. Пусть утром служанка обыскивает весь храм, хоть в святилище залезет. Бедняжке конечно влетит от госпожи за неисполненный приказ. Но герцогиня не получит обратно свой перстенек. Довольно, наигралась.
В красноватом полумраке оконные ниши казались чернеющими длинными шрамами между ребер массивных стен. Не здание, а утроба огромного чудовища. Истинное величие храма невозможно было осознать днем, при свете, в присутствии толпы горожан. Только ночь, спрятав пышные росписи и яркую отделку, в полной мере могла показать подавляющий размер, по сравнению с которым человек чувствовал себя ничтожным насекомым.
В окна не пробивалось ни одного городского огонька, на неровных цветных стеклышках плясали искаженные отражения от алтарных свечей. Розетки роскошных витражей в острых вершинах стрельчатых проемов вовсе казалась металлической паутиной, наложенной на чернильную темноту. Сыроватая, пахнущая воском тишина не пропускала звуков внешнего мира...
Гилберт выбрал одну из оконных ниш, откуда свободно просматривалось всё пространство. Бросил на широкую лавку подоконника плащ, сел, прислонившись спиной к простенку, вытянул ноги, не смущаясь грязью с сапог испачкать девственно-белый мрамор. Рядом прилепил свечной огарок. Капающий воск вскоре подобрался лужицей к одежде — наплевать.
Он с презрительным интересом разглядывал, как изящно перстенек крутится на кончике клинка, от малейшего осторожного движения с противным тонким скрипом металла о металл елозит по кромке лезвия. Кажется, в эти минуты в перстне сосредоточилось всё, что так бесило графа в собственной матери... Нет, хватит пустых мыслей, он должен прекратить думать о обо всём этом. О герцогине, которая нацелена лишь на месть и жаждет только власти. О собственной его ничтожности, слабости и никчемности. О предстоящем турнире... Ему нужно лишь несколько часов тишины, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить силы, так необходимые для завтрашнего дня.
Свечи на алтаре мигнули и погасли.
— Разве я не просил оставить меня в покое? — произнес Гилберт, уверенный, что это вернулся демон.
Но свечи потухли не из-за сквозняка — двери храма были по-прежнему закрыты. В тишине не было слышно ни чьих-нибудь шагов, ни дыхания. Ни знакомого, ставшего привычным, тихого ядовитого смеха.
Гилберт поднялся, напряженно прислушиваясь. Перехватил удобнее рукоять меча, вслепую выставив перед собой клинок — позабыв о перстне, который сорвался и со звоном укатился куда-то во тьму. По спине пробежал озноб, сердце заныло от тоскливого ожидания. Хотелось спрятаться, забиться в угол, стать невидимым, слиться с окружающей тьмой... Гилберт встряхнулся, отгоняя наваждение — это ощущение ему уже знакомо! Не зря Иризар помянул призраков.
Неясный, едва уловимый человеческим зрением свет... Вернее сказать — тень света разлилась в воздухе, выползала понизу клочьями тумана, клубящимися без ветра.
— Опять ты! — прошипел Гилберт.
Завитки приподнимались от пола, свивались в вихрь, в высоту человеческого роста. Дымное колышущееся веретено медленно поплыло в сторону графа.
Нельзя позволить призраку приблизиться. Гилберт знал, на этот раз у него нет ни одного шанса выжить. Без защитных амулетов, без сил сопротивляться, без возможности призвать помощь — ведь Иризар не услышит сейчас его приказ, без перстня и сквозь непроницаемые стены храма. Если призрак вновь попытается завладеть его телом — на этот раз Гилберт погибнет.
Струящиеся ленты тумана потянулись к нему, точно распахнутые в призывных объятиях руки. Сознавая, что его действия бесполезны, Гилберт рубанул по ним клинком — меч рассек пустой воздух. Но полосы тумана мгновенно съежились, болезненно отдернулись. Гилберт направил лезвие вперед — и с удивлением увидел, как призрак поджимает свои бесформенные, невесомые покровы, явно стараясь избежать прикосновения лезвия. Неужели из-за того, что меч освящен? Неужели не напрасно он вытерпел сегодня все эти благословения?.. Гилберт с шумом втянул воздух — и решительно обрушил на призрака град беспорядочных ударов, вместе с самыми действенными заклятиями против мертвых духов и ночной нежити.
Отсеченные клочки завитками сизого дыма взвивались вверх и таяли в темноте. И призрак как будто уменьшался — однако он не пытался уйти, словно его неудержимо манило нечто, что было сильнее, чем ранения от благословленного оружия и заклинаний.
Шаг за шагом Гилберт оттеснил призрака ближе к алтарю. Не прекращая наносить рубящие удары, подхватил в левую руку второй меч. Хоть тот и оказался тяжелее привычного кинжала, держать круговую оборону с парой клинков было гораздо удобнее.
Однако пелена тумана постепенно теряла проницаемость, становясь вязкой. Сперва лезвие будто сквозь воду проходило, но очень скоро клинки стали встречать ощутимое сопротивление, врубаясь точно в живое мягкое тесто — и застревая там. Теперь графу приходилось расходовать силы не столько на удары, сколько на то, чтобы выдернуть клинки назад, непомерно тяжелые от налипшего на лезвия нечто. Был ли смысл в этих ударах? Это уже мало походило на поединок. Это было бы странно и нелепо — если бы не было настолько страшно и смертельно опасно.
Гилберт уже выдыхался, мышцы сводило от напряжения. А перед глазами всё мерцал клубящийся живой сгусток полупрозрачного вязкого тумана... И в очередной раз граф не сумел выдернуть плотно застрявший в этом клубке меч. Он рвал изо всех сил, но клинок крепко заклинило. Висевший же в воздухе призрак от его усилий даже с места не сдвинулся.
Краем глаза заметив движение сбоку, Гилберт обернулся — и отрубил тянущиеся к нему сзади ленты тумана прежде, чем вообще успел понять, что перед ним такое. Оставив застрявшее оружие, отскочил назад к алтарю, подхватил другую пару мечей — и вонзил в сгусток сразу два клинка. Потом еще два, и еще. Перехватив рукоять своего меча обеими руками, граф собрался — и одним, последним ударом, вложив всю ярость, разрубил призрака надвое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
