Захаре не только как о смельчаке и герое.
Выдриган был схвачен поздним вечером. Вести его ночью дальше не решились и заперли в каменном сарае.
Партизанского командира сторожил часовой, а остальные патрульные, расположившись в доме по соседству, на радостях напились и вскоре захрапели.
Наша знала: если в ближайший час она ничего не предпримет, на рассвете уже будет поздно. И то, что она сделала, ей подсказали не только отвага и отчаяние.
У разведчицы был пистолет. Она поползла к сараю и в густой тьме сумела снять часового. Все дальнейшее произошло так стремительно, что ни в ту ночь, ни много времени спустя Паша сама не знала, откуда у нее взялось столько сил, чтобы сорвать запоры на двери.
Побег!
Все вокруг поднято по тревоге, поставлено на ноги. Рыщут патрули. Ни один человек не пройдет, ни один воз не проедет, чтобы его не подвергли осмотру.
В те летние ночи восемнадцатого года, когда партизанский командир и связная уходили от преследователей, через болота, плавни пробираясь в отряд, им было не до лирики, не до объяснений. И то большое взаимное чувство, которое у них родилось, сами они вначале никак не связывали с побегом.
Они еще сами не знали, что эти драматические события соединят их на всю жизнь, как не знали того, через какие испытания пройдет их любовь.
Когда Паша Венгеренко пришла к партизанам, весь отряд размещался на двух челнах. Теперь их больше двухсот человек: конница, пулеметно-бомбометный взвод, пехотная рота, посаженная на лодки. Если нужно, лодки в один момент будут спрятаны в плавнях.
Так они действовали против германо-австрийских оккупантов и гетманцев.
В девятнадцатом отряд стал грозной силой в боях с петлюровцами. Район его действий распространился далеко за границы уезда. Он рейдировал по всей Херсонской губернии, по петлюровским тылам, нападал на бронепоезда, обозы, склады.
ЕЩЕ ОДНО ОТСТУПЛЕНИЕ, ГЕРОИЧЕСКОЕ...
Январским утром девятнадцатого года в Херсоне, к дому на площади, где расположился петлюровский комендант и уполномоченный Директории полковник Кочубей, подкатил автомобиль.
Из машины вышел бравый офицер, который, наверное, выглядел бы совсем юным, если бы не пышные усы.
Это подпоручик Покрыщенко, посланец главной администрации имений князя Трубецкого.
Тем временем как он вел переговоры с полковником Кочубеем, из автомобиля выносили ящики коллекционного вина, которые славились известные всей России подвалы князя Трубецкого.
Полковник Кочубей, польщенный вниманием, проявил трогательное понимание всех тревог управляющего имениями, столь близких ему, сыну полтавского помещика. Совершенно доверительно сообщив о предстоящей в ближайшие дни всеобщей мобилизации, полковник пообещал прислать в имение князя Трубецкого надежную охрану от банд Захарки Выдригана.
Тут полковник разразился такими гневными словами по адресу большевика, «агента москалей и комиссаров», что кровь прилила к лицу и расцветила его багровыми пятнами.
Между тем перед Кочубеем сидел сам Выдриган и неторопливо подливал масло в огонь ненависти к проклятому Захарке. Кстати, сам того не ведая, полковник Кочубей в одном обвинительном пункте был близок к истине.
Формально командир партизанского отряда еще оставался беспартийным, но руководители большевистского подполья и уполномоченный ЦК и СНК по Югу Украины давно знали о его решении вступить в партию. Оставалось только получить партийную карточку.
Изругав проклятого Захара и распрощавшись с Кочубеем по всем правилам этикета, подпоручик Покрыщенко сел в машину, подкрутил усы и с сознанием всей важности своей миссии велел ехать в имение.
В тот же день совет отряда решил, как сорвать петлюровскую мобилизацию. На призывные пункты отправили гонцов. На дорогах выставили посты. Партизанские разъезды не пропускали подводы с мобилизованными и возвращали людей по домам. Многие тут же присоединялись к освободителям.
Быстро пополз слух: со дня на день надо ожидать прихода красного войска.
Уполномоченный ЦК и Совнаркома Украины поручил отряду Выдригана в ночь на 27 января ворваться в Херсон, чтобы вызвать переполох в петлюровском стане.
Об успехе операции убедительнее всех донесений свидетельствовало паническое бегство петлюровских властей на корабли союзников, на Карантинный остров, где искал спасения и полковник Кочубей. Однако главное еще было впереди.
«Мы, партизаны Козацкой волости, клянемся друг другу и украинской бедноте, что англичан, французов, греков и лакеев-петлюровцев выгоним с Украины, как выгнали немцев, австрийцев и Скоропадского.
Установим свою Советскую власть, такую, как в Москве, где Ленин».
И в мартовские дни Козацкий отряд в составе красного войска освобождал Херсон от оккупантов и куреней Директории.
ПЯТОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ, В КОТОРОМ ПРОДОЛЖАЮТСЯ НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ВСТРЕЧИ И ДЕРЗКИЕ ПОБЕГИ
В ту весну девятнадцатого Выдриган участвовал во многих боях с бандами петлюровских и григорьевских атаманов. Дважды он попадал в их руки.
Схваченного командира отряда везли в Бериславскую гостиницу к батьке Дорошенко. Они были одногодками, земляками и когда-то даже сидели на одной школьной скамье.
Теперь Выдриган командовал революционным отрядом бедняков, середняков да мастеровых, а у Дорошенко — одна из самых многочисленных и свирепых кулацких банд.
Атаману очень хотелось покуражиться.
О смелости партизанского командира Выдригана в Приднепровье рассказывали легенды. Это тоже злило атамана, и где-то в глубине души Дорошенко завидовал славе Захара. Да и старое жило в памяти. Лет восемь назад он лип к Захару потому, что по способностям, сообразительности превосходство Выдригана было неоспоримым.
В школе Дорошенко не ладил ни с арифметикой, ни с чистописанием, и сосед по скамье часто приходил ему на помощь.
Теперь атаман хотел вознаградить себя за все, представ перед Выдриганом во всей силе власти. Он, Дорошенко, занял Берислав, а Захарко — его пленник.
Для форсу атаман велел привести монаха из соседнего монастыря и в его присутствии вел допрос. Сперва без шума, потом все больше распаляясь, угрожая повесить, расстрелять.
Невозмутимый Выдриган отвечал шуточками, и лукавые глаза его светились, как зеленые огоньки.
— Стой, стой, атаман, ты лучше вспомни, как батюшка бил нас линейкой по пальцам.
Дорошенко кричал, размахивая рукой, в которой была зажата рукоятка маузера. А Захар как ни в чем не бывало спрашивал:
— Слушай, атаман, а ты часом не забыл таблицу умножения в стихах:
Хлеб жнем, а сено косим,
Дважды четыре — восемь.
Дорошенко бесило, как его пленник всем своим независимым видом и поведением показывает, что всерьез
